Литературные заметки-3

Тоже был оптимистом...
Булгаков не стал утешать, но в то же время, упрямо заявил, что Га-Ноцри, как и полагается, воскрес, и царство света есть. Причем ему, ничтожному проповеднику, почему-то подчиняется и сам Воланд. Почему – не объясняет. Просто констатирует. И оказался прав применительно к самому себе и к совершенно непечатному для советского времени роману. Ведь именно в советское время его и напечатали. Почему-отчего, когда не проходили куда более пресные вещи – загадка. Просто пришло время и роман явил себя миру. Сильные мира сего подчинились какому-то Слову, и все стали повторять: «рукописи не горят… рукописи не горят». То бишь Слово не исчезает. Подлинное, конечно, а не словеса вообще. Но последние активно внедряются массой интеллектуалов в философии, журналистике, а также литературе и литературной критике. Потому что кроме подлинно вечных проблем есть злоба дня, выражаемая политикой, идеологией и пропагандой. И когда в эту «злобу дня» суются умные талантливые артисты, писатели, режиссеры, поэты, получается одномерно. Уж лучше они писали, играли, ставили про «вечное» и молчали на злобу дня. Это дало бы обывателям основание предполагать в них невысказанную глубину и скрытую мудрость. Это как с «Тихим Доном». С его разбором Быковым совсем становится весело…



                                                                      «Тихий Дон» как тихий стон

Д. Быков в своем открытом уроке для школьников (а «школьниками» выступает любая аудитория, где он выступает) заявил, что описание гражданской войны в романе начинается с адюльтера и масштабы измены лишь возрастают до уровня исторической эпохи. Такой зачин выглядит, как вполне оригинальное наблюдение. После чего Быкова выдает уж больно спорное: «Гражданская война началась потому, что Григорий полюбил Аксинью. Вот и вся история».
Бляха муха, надо же такое выдумать! Но Быков-трикстер совершенно уверен, что любая изреченная им мысль (привет Тютчеву) будет воспринята слушателями с благодарностью. И какой бы дичью она не выглядела, он сумеет обставить ее нужными подпорками и напустить надлежащий объем интеллектуального тумана. Для этого лектор выводит изящную формулу: роман о том, «как за частные грехи люди расплачиваются всемирной катастрофой. Вот об этом «Тихий Дон». Но тогда получается нечто несусветное, а именно сложность эпохи вырождается в благонамеренный призыв: не изменяйте жены мужьям, а мужья женам не то война будет! Тогда спрашивается: почему гражданские смуты вспыхивали во вполне патриархальных обществах?
Понимаю, логические вопросы задавать бесполезно там, где царит нелогика, а нечто иное, которое можно охарактеризовать как самолюбование своей оригинальностью. Хотя лектор делает, в общем целом, верное, хотя и не оригинальное замечание: «Распад страны начинается с распада семьи». Но если он согласен с таким утверждением, тогда Быкову нельзя быть либералом, а надобно переходить в лагерь консерваторов. Однако в таком случае безусловно прав Каренин, осуждая свою жену Анну. И уж если связывать гражданскую войну с адюльтером, то Анна Каренина виновата в этом много больше Аксиньи, ибо принадлежала к правящей касте и зачала процесс измены мужу задолго до рождения казачки с далекого хутора. Хотя с другой стороны, Чехов-Чехонте советовал: «Если тебе изменила жена, радуйся, что изменила тебе, а не Отечеству!» Вот только как определить, когда первое не начнет перетекать во второе? Но лучше согласиться с мнением Набокова, который в послесловии к «Лолите», к тому времени изрядно обсиженной критиками, упомянул о своем «отвращении к обобщениям, придуманным литературными мифоманами». Однако, если оригинальничать, то не останавливаясь. Шоу должно продолжаться!
Ну, хорошо, источник бед нашли (бабы виноваты). Но для толстенных романов этого мало, нужны и другие глыбкие умозаключения. И они немедленно Быковым предлагаются. И тут становится не до юмора. Особенно, когда слышишь восторженные повизгивания перед гением лектора. У России, как известно, две основные проблемы: дураки и дороги. Но не до такой же степени!...
А именно (внимание!): Быков переходит к главной части своего анализа «Тихого Дона».
«Пафос этой книги, к сожалению, в следующем: этот народ ничем не объединен, он с равной готовностью кидается истреблять друг друга, у него нет никаких моральных опор… Все убивают друг друга запросто. И все что осталось – темная стихия рода».
Перед нами типичное утверждение российских либералов насчет «этого» народа и «этой» страны, где не стоит жить, а лучше «валить». К роману Шолохова оное умозаключение не имеет никакого отношения (для этого нужно прочитать сам роман, а не его интерпретацию). Но каждый воспринимает в читаемом, что может и хочет. Наши либералы про Россию - именно это. Такова их идеология. Россия для них страна чужая, в которой «черт дернул их родиться». И живут они в ней потому, что тут прибыльно. Однако они не просто занимаются посильным интеллектуальным бизнесом, но и внедряют свое мировоззрение. В том числе гиперкритическое отношение к стране пребывания. В частности Быков на примере «Тихого Дона» внушает деткам, которые роман не читали, что там писано про ущербность России и населяющих ее туземцев.  Лектор пафосно, с напором утверждает: народная жизнь подобна реке (намек на название книги). «Но река ни перед кем не дает ответа, у нее нет морали. Вот и народная жизнь такая же река… Нет никакой морали в истории. И никаких общих идей нет у этих людей. И не верит никто ни во что, а сплачивает их только темная стихия рода и необходимость сельской работы» А по окончании сельхозработ, - вдохновенно врет Быков, - воюют. «Потому что делать больше нечего. И вот эта страшная жизнь, которая состоит из обиходной войны и такого же обиходного труда, который никакого смысла не имеет легко убить друг друга, потому что их ничего не связывает, не сплачивает».
Комментировать эту русофобию нет смысла. Остается лишь поинтересоваться размерами гонораров за подобные «лекции». Как говаривал Остап Бендер: «Почем опиум для народа»?



                                                    «Тарас Бульба» с точки зрения либерала


Повесть Гоголя издавна рассматривается как патриотическая, а значит, не может не раздражать либерал-космополита. Но чтобы бросить вызов устоявшейся точке зрения на произведение надо иметь смелость и веру в себя Дмитрия Быкова.
Итак, берем текст. Читая его, «мы вступаем в область темнот и догадок, - объявляет лектор, - потому что адекватной интерпретации «Тараса Бульбы» нет ведь до сих пор. Мы не знаем про что вещь. О чем и для чего она собственно написана».
Мы – это кто? Быков не поясняет, что «они» - это так называемые либералы, оставляя у школьника ощущение подлинной, а не надуманной загадки. И вправду, ну не ради же какого там патриотизма корпел писатель над бумагой! Хотя Быков признает, что это национальная вещь, и «Тарас Бульба» есть «история Украины», а какой народ может существовать без патриотизма? Тут и впрямь озадачишься, ибо Быков входит в число сторонников движения «Крым – не наш» и сочувствует борьбе свободолюбивых украинцев против московито-путинской агрессии. А, значит, вроде бы, должен поддержать патриотический порыв «незалежных», чему могла бы послужить повесть классика. Но в том-то и дело, что не может! Гоголь написал не про патриотизм «свидомых». В тексте не раз Тарас Бульба называет себя русским! И воинство свое  русским. И хотя и называет свою землю Украиной, но никакого идеологического деления на Россию и Украину нет. В те времена крепко помнили о своем историческом единстве. Отсюда задача у либерала: интерпретировать текст не в русле традиции, а как-нибудь по особому, «по нашему». И Быков расстарался…
Первым делом он указывает на крамолу: «Разумеется, в любой школе, особенно сегодня, повторяют волшебные слова: «нет уз святее товарищества», и говорят, что надо обязательно гибнуть за родину и за идею и в этом смысле Остап герой, а Андрий предатель, а Тарас Бульба носитель лучших традиций боевого гапака». (Оцените тонкость иронии). «Все это конечно умилительно, - продолжает литературовед, - но все это не имеет никакого отношения к гоголевскому замыслу. Давайте попытаемся разобраться про что «Тарас Бульба».
Ради такого богоугодного дела он даже смиряет гордыню (а Быков не скрывает, что претендует на нобелевскую премию) и льстит школьникам. «Почему я обращаюсь к вам… Я хорошо знаю современного школьника, потому что мне много приходится преподавать… …мы уже люди отжившие и с нас никакого спроса, соображаем мы туго.., а дети понимают все… …поэтому вы честно можете ответить на вопрос: про что «Тарас Бульба».
Как понятно из предисловия лектора (а дети, как констатировал Быков, народ понятливый), версии про патриотизм и прочую ерунду – не предлагать. Однако первый же школьник выдал: повесть - о противопоставлении патриотизма и любви-страсти…
Опровергнуть Быков данный подход не в состоянии, и вынужден согласиться, что есть такое дело и автором расставлены необходимые акценты: позорная смерть Андрия и героическая Остапа. Но, но, но…Быкову нужен другой ход мыслей у школьников и он уверен, что сумеет этого добиться: «Что-то уж больно получается простой сюжет: любить надо Родину, а не панну».
«Ужасно все запущено, - сокрушается Быков. – Очень долгое время русскую литературу… в школе преподавали с одних позиций: мы самые добрые, мы самые лучшие и самые чистые, поэтому сейчас мы всех убьем».
Конечно, лучше было наоборот: преподавать, что мы не добрые, не чистые, не лучшие, а убивать надо нас самих, или, по крайней мере, не бороться с врагами. Как там Смердяков говаривал: «В Двенадцатом году было на Россию великое нашествие императора Наполеона французского первого, …и хорошо кабы нас тогда покорили эти самые французы: Умная нация покорила бы весьма глупую с…».
Непатриотично, конечно, сказано, - вздохнет либерал, - но как верно! Особенно с учетом нынешней политической ситуации….
Ну, хорошо, ситуация вскрыта, очерчена и надо ее исправлять.
Преподаваемая в школе «доктрина русского патриотизма ужасно фальшивая», - уверяет Быков. А как же Гоголь?
«Понимаете какая штука – размышляет лектор. - Гоголь – умный писатель… и писать большую вещь ради того, чтобы противопоставить Родину и панночку он бы, понимаете, наверное, не стал бы».
Но почему б не стал? Ведь в повести речь идет не о панночке как таковой, потому она имени не имеет. Речь идет о принципиальном выборе, и он заключает не в любви к девушке, а предательстве товарищей. И делается выбор осознано.
– Не обманывай, рыцарь, и себя и меня, – говорила она, качая тихо прекрасной головой своей, – знаю и, к великому моему горю, знаю слишком хорошо, что тебе нельзя любить меня; и знаю я, какой долг и завет твой: тебя зовут отец, товарищи, отчизна, а мы – враги тебе.
– А что мне отец, товарищи и отчизна! – сказал Андрий... –… нет у меня никого!... Кто сказал, что моя отчизна Украйна? Кто дал мне ее в отчизны? Отчизна есть то, чего ищет душа наша, что милее для нее всего. Отчизна моя – ты! Вот моя отчизна!»
Это кредо современного либерала: «что мне отчизна, когда есть объект более сладкий». Гоголь -