НАСУСОРИЛИ ТУТ

России мало что изменилось и еврейский вопрос стоит так же остро. Так что Килькин, предпочитал свою квартиру в Питере сдавать, а жить с «сёстрами» в Ницце. Как бывший флотский офицер, он считал, что это он вполне заслужил. Главное, чтобы здоровье не подвело, но он сделал операцию на сердце и чувствовал себя в 70-т лет довольно неплохо. Вот если бы ещё признали его творческий талант, как выдающегося писателя современности — совсем было бы хорошо. Но не признают, более того нажил он себе недруга писателя-миротворца князя Дурново, члена Союза писателей, который не поленился и прочел его литературные опусы и определив, что большая часть из них банально взята из архивов или заимствована у других авторов, обвинил Килькина в плагиате… Более того он добавил и фотографию Килькина в чужой форме и с чужими наградами. Загнав тем самым того на  помойку. Кто захочет связываться с человеком у которого подмоченная репутация? Разве что тролли, которые с восторгом лайкают посты и фотографии Килькина и пытаются троллить Князя Дурново. На что тот отвечает им своими анекдотами:

«— Килькин! Вы видели тот обхезанный унитаз, шо стоит в общественном туалете в Ницце?

— Нет. А шо в нём такого? Он шо из золота?

— Таки, нет. Но, если на него поцепить ваши купленные медали и поставить на тёмной улице, вас будет ну просто не отличить друг от друга.
*

Приснился Килькину сон, что он умер и попал почему-то не в рай, а в пекло. Стоит он перед воротами на которых написано "Все коммунисты попадают в ад" и возмущенно кричит:

— Мне не сюда, я никогда не был коммунистом!!

Вдруг в воротах открывается калитка и черт багром втаскивает Килькина в адский предбанник. Там стоит большой стол и несколько красных от жары чертей рассматривают дела грешников. В одном из них Килькин узнаёт своего отца комиссара. Надув гордо щёки (в надежде получить протекцию) он отважно подходит к столу и замирает в ожидании своей участи.

Но отец  его узнавать не желает и гневно спрашивает:

— Куда ты подевал ту страну, за которую мы воевали!? Какое ты имел моральное право прикрываться моим именем... Ты офицер, который нарушил присягу и предал свой народ и свою страну? Ты предал всех нас и ушел в услужение к олигархам... Чего он заслуживает, товарищи?
— Отправить его обратно на Землю и пусть он им служит...
— Так служи же ты им вечно... - донёсся откуда-то громовой голос...

Все затянуло туманом, и Килькин очнулся ото сна. Он был  в новом женском теле, и стоял в коровнике возле помойной тачки в которую  убирал навоз. Невдалеке виднелся дворец олигарха.
— За что о, Господи!! - взвыла Клькина.
— За предательство».


5

Князь начал писать о Килькине книгу памфлетов и анекдотов, в которой открыто насмехается над ним. Обещал Килькин своим троллям: посадить и убить князя по закону военного времени, но только распугал такими своими заявлениями своих знакомых, которые, в отличии от троллей, очень хорошо, понимают, что  — это есть преступление, которое карается по всей строгости закона. Так что остался Килькин без поддержки нормальных людей. Даже Стрельников, предпочтя немецкий комфорт, заполярному «гостеприимству», которое сожрало Мирона,  сбежал от него.


Это Килькина хоть и огорчило, но ненадолго, потому как наступило последнее воскресенье июля, знаменательный праздник всех нормальных моряков — день флота.  Килькин, хоть и предал советский флот со страной в 90-х годах, праздновал тот праздник неукоснительно. Вот и сейчас одев купленную по случаю у какого-то севастопольского алконавта офицерскую форму с наградами, он с утра отправился к памятнику затопленным кораблям. В парке уже было много народа. Флотский духовой оркестр уже во всю репетировал свой репертуар, а солист раздувая смехами грудь натужно рассылал рулады о памятнике Сталину, который где-то там на площади стоял и призывал население, когда-то закрытого города славы русских моряков (не путать с российскими) Севастополя, поставить его на прежнее место.


Гуляя по южному парку, Килькин брезгливо морщась,  ел суррогатное российское мороженное и, с гордо поднятой головой, принимал цветы от детей, которые принимали его за настоящего и заслуженного ветерана флота. За это стоило его отцу, который бросил его с маман, проливать кровь на фронтах.  Деды воевали, но славы не получили, и теперь такие, ряженные, как Килькин получали их славу… Преемственность поколений? Конечно, назад в СССР, только так и не иначе.

Но не все ветераны флота разделяли такую точку зрения. Около лавочки собрался десяток человек в форме восемь и потягивая пиво с водкой, они в ожидании парада, оживленно беседовали.  «Наебали нас, как салаг… Дом у меня отжали… А я на Донбассе здоровье потерял… Видел ты там, Лютый, фашистов? Долбоёб, откуда на Украине фашисты? Русские там… А чего же они тогда с нами воюют? А потому, что мы для них рашисты-оккупанты, бандиты, что пришли к ним в дом с оружием… Наливай, за тех кто в море… и остался на Донбассе…»


Услышав такие разговоры Килькин бегом рванул к ближайшему казачьему патрулю и показав удостоверение секретного сотрудника, потребовал, чтобы патруль немедленно задержал провокатора и примерно его наказал. Казаки, вызвав подкрепление, окружили лавку с пьяными ветеранами флота и расстелив на лавке того человека на которого указал Килькин, стали пороть его нагайками. Не посмотрели и на то, что он инвалид, выпороли по-взрослому, с оттяжечкой.

На душе у Килькина стало радостно и по-настоящему празднично, захотелось отметить такое событие чем-нибудь покрепче, чем пиво, и он зашел в ближайший ресторан. Халдеи ему тут же накрыли столик с коньяком и разноцветной икрой.  Вскоре к нему за столик подсела шикарная платиновая блондинка, которая узнав, что Килькин писатель, возжелала послушать его творчество на своей  даче. Килькин рассчитался за столик и они, поймав тачку, отправились к блондинке домой.

Жила она в Стрелецкой бухте и пока они ехали, они допили  бутылку коньяка, что взяли в ресторанном буфете. Как он попал на дачу, Килькин не помнил, отрубился ещё в машине. Но когд он пришел в чувство, то увидел, что в комнате, кроме него и блондинки, ещё находятся два человека. В одном из них он, к своему ужасу, узнал того человека, которого сдал казачьему патрулю. Тот увидев, что Килькин очнулся, мрачно пробурчал:

— Не ожидал меня больше увидеть, стукачок?

— Встать! Смирно! Не сметь мне тыкать, сволочь, я флотский офицер, — понёс околесицу Клькин.

— Гавно ты, а не офицер. Кончай быстрей с ним Лютый, не видишь, старик совсем рехнулся, — вмешался в разговор второй человек.

— Должок отдам и потом кончу, — доставая из-за пояса нагайку, ответил Лютый и без размаху сильно ударил Килькина по раскормленной роже. У того сразу же вспух кровавый рубец на скуле и возле  его стула стала растекаться лужа.

— Пощади!!! — взвыл Килькин. — Я тебе все свои деньги отдам…

— Да сколько их у тебя, пенька обоссаного, их может быть… пенсия?

— У меня есть счет в швейцарском банке и дом… Да и тут на карточке есть три миллиона… Отпусти, а?

— Говори код.

Получив код, Лютый отправил за деньгами своего напарника, сам же, чтобы скоротать время,  стал сношаться с  платиновой блондинкой. Только он успел кончить, как пришел его напарник.

— Не обманул, гад. Все три лимона, как в аптеке.

— Отлично, — обрадовался Лютый, — теперь реквизиты банка в Швейцарии и можешь быть свободен... Но если обманул я тебя, гада, и из-под земли отрою.

Килькин написал реквизиты, ему завязали глаза и вывезли на лодке в море. Там его скинули за борт. Выплывет, так выплывет, а нет, тогда на одного стукача и тролля в мире станет меньше.