Факиром! Или, как там его? Копперфилдом! Ха-ха! Видал, какие я слова знаю? Вот так. И, самое главное, держать удар. А ты, дружок, ты хоть догадываешься, ты хоть приблизительно представляешь себе, что это такое: держать удар? Нет? – С характерным хлопком бутылочная пробка была извлечёна из бутылки затейливым штопором. Шеф поднёс распечатанную ёмкость горлышком к носу и благоговейно вздохнул:
- Мне, друг ты наш разлюбезный, сквозь вот эту завесу, - Он покачал бутылкой перед глазами Захара,
- Сквозь вот эту подушку безопасности, не так больно удары переносить, - Содержимое полилось в пузатый бокал,
- Так что не надо, не утруждай себя позой праведника. И без того муторно. Меня, правильный ты наш, всякие позы давно уже веселить перестали. И раздражать, кстати, тоже.
- Да какой из меня праведник? – Смутившийся поначалу Захар вдруг почувствовал необходимость достойно выйти из этого неожиданного диалога,
- Вы спросили, я ответил. И, откровенно говоря, я вообще скептически и с большой долей недоверия отношусь ко всякого рода праведникам.
- Да-а? – Шеф отпил большой глоток, зажмурился, прищёлкнул языком, наклонил голову и исподлобья с интересом посмотрел на Захара,
- А вот это ты верно сказал. Г-м… Как там Мюллер Штирлицу говорил? Приятное совпадение наших убеждений? Так, кажется? Ну, твоё здоровье! – Следующим глотком шеф опорожнил свой пузатый бокал, крякнул, откинулся на кресле, весело подмигнул Захару и убрал бокал в стол. Бутылка отправилась следом.
- Ты вот это видел? – Шеф указал рукой на висящий на стене, с торца его письменного стола, плакат. На плакате изображён был аист, тщетно пытающийся проглотить упирающуюся и всеми лапами сопротивляющуюся этому процессу лягушку. Внизу, наискосок, исполненная стремительным росчерком, читалась надпись: "Никогда не сдавайся!"
- Нормально, - Ответил Захар,
- Звучит, как девиз!
- Вот именно! – Подхватил шеф,
- И ещё – как руководство к действию! Так что, прими к сведению!
- А к этому есть основания?
- Ух, ты! Какой ершистый! Если бы основания были, мы бы уже с тобой здесь не разговаривали. Ладно, не напрягайся. Я же по-доброму, по-отечески. Так, на всякий случай.
- Спасибо! Учту.
- Вот и ладушки! На этом всё, коллега! На сегодня лирики достаточно! Ты на объект? Вперёд! Время – деньги! А мы тут болтовнёй занимаемся.
Захар пожал плечами и направился к выходу. Он уже закрывал за собой дверь, когда вдруг шёф окликнул его вдогонку:
- Погоди-ка! – Захар обернулся,
- Желаю тебе не расплескать попусту своей бодрости и заряженности! Понятно я выражаюсь?
- Понятно…
- Понятно ему! – Шеф, словно ища сочувствия, привычно обернулся к дежурно улыбающемуся "бухгалтеру",
- Видал? Ему, оказывается, всё понятно! - И снова, к Захару:
- И чего тебе понятно? Ладно! Работа у тебя спорится, и незамеченным это не проходит. И не пройдёт. Так и знай. И трудись себе спокойно. А мы тут посидим, покумекаем, какими стимулами твою энергетику поддержать. Теперь – всё! Не мешай работать!
Захар шёл к машине в приподнятом настроении. "Кажется, дело пахнет премиальными", - То и дело повторял он приятно тревожащую внутренности мысль, - "А премиальные мне сейчас, ох, как кстати! Что это? Совпадение? Или шеф, на самом деле, интересуется, кто и чем живёт? Странная неожиданность". Захар сел в машину (шеф снабжал автотранспортом всех руководителей объектов), за руку, как и всегда, поздоровался с водителем, сказал, куда ехать и, откинувшись на сиденье, погрузился в собственные, никогда не отпускающие его ни на минуту размышления. "Каждый из нас держит свои, ему предназначенные удары", - Думал Захар, вспоминая свой разговор с шефом, - "Хотя бывает и так, что принимаешь на себя, адресованное другим. Но это, как правило, частный случай. Хотя и пренеприятный. Но в основном, каждый из нас находится на своём поле, на своей дистанции, на своей, строго очерченной территории. Или на своей колее. На выбор. У каждого – свой крест и своя правда. И у тебя, брат, как ни крути, своя территория, у меня – своя. И далеко не факт, что твоя дистанция тяжелее моей. И проблемы у нас с тобой разные и понять нам друг друга непросто. Если, вообще, возможно".
Захар остро нуждался в деньгах. И дело было не в ежемесячной драконовской оплате за аренду двухкомнатной квартиры. Нет. Дело было в том, что ему, помимо всего прочего, предстояло в скором времени внести баснословную, по его меркам, плату за учёбу детей в институте. Попасть на бюджетные места при поступлении им, естественно, не удалось. Но по твёрдому убеждению Захара, при агрессивно навязываемой обществу и явно проплаченной из-за кордона системе единого госэкзамена, эти самые бюджетные места вряд ли могли бы достаться даже академикам уважаемой Академии наук. И Захар в последнее время ломал голову над тем, как ему выкрутиться в этой непростой ситуации, где раздобыть требуемую сумму и, если даже деньги удалось бы найти, то каким образом, при каком счастливом стечении обстоятельств ему удалось бы вернуть все деньги в срок и в полном объёме. Но, и это способно было убить окончательно, ещё через полгода ему предстояло внести новый платёж, за следующий семестр. И так далее. До конца. "До конца учёбы, или моего собственного?" – Угрюмо усмехался Захар, продолжая при этом прямо-таки по-детски верить в ожидаемое всей душой чудо. "Тут за одного-то ребёнка платить нереально, а у меня двое!" – Захар закуривал, потом улыбался и подводил итог: "И слава Богу, что двое… Две… Близняшки…"
Вечером, когда он вернулся домой, его ждал сюрприз. Дети устроились на работу. Но сказали они ему об этом не сразу, для начала накормив вкусным ужином и намеренно интригуя явно заговорщическим видом. Захар, полагая, что у них есть приятные новости, связанные с учёбой, охотно принял игру и, заинтересованно поглядывая на детей, привычно шутил, смеялся и не забывал при этом всячески нахваливать приготовленную ими вечернюю трапезу. И когда дело дошло до чая, Захар, вооружившись зубочисткой и с самым благодушным видом откинувшись на стуле, сказал:
- Ну, а теперь выкладывайте, что там у вас на язычках ваших остреньких вертится?
Дочери, загадочно улыбаясь, звонкими голосами почти одновременно ответили:
- А что, заметно?
- А то! Ещё как! Вас прямо распирает, а глаза сияют, можно лампочку тушить. Всё равно светло будет! – Захар с обожанием смотрел на дочерей,
- Давайте, давайте, не томите!
- Мы, пап, на работу устроились!
Благодушие и умиротворение разом покинули Захара. Рука с зубочисткой зависла над столом, на вытянувшемся лице отразилось недоумение, и от растерянности он даже привстал со стула, но тут же, словно обессилев, рухнул назад.
- А учёба как же?.. А институт?..
- Так мы же именно из-за института! – Досадуя на несообразительность отца, перебивая друг друга, возражали дочери,
- Ну, неужели ты не понимаешь? Мы же теперь сами за учёбу платить будем! Сами! Это – наша тебе помощь. Мы думали, ты обрадуешься…
У Захара ком подкатил к горлу:
- Так я и радуюсь. Только не пойму. Как же вы успевать-то будете?
- А как, по-твоему, другие успевают? Работа – сменная, так что время свободное будет. А каждый день в институте, ты же знаешь, всё равно, делать нечего. Вот так. Ну, похвали нас!
Захар, не в силах ничего возразить, просто поднялся, подошёл к дочерям и широким объятием прижал их к себе. Он уткнулся головой в их густые шелковистые волосы, и ему, несмотря на всю их девичью косметику, всё равно казалось, что от детей, как и много лет назад, пахло детским садиком. В глазах у Захара предательски защипало и он, опасаясь обнаружить перед ними свою слабость, ещё крепче стиснул объятия. Конечно, его иногда посещали мысли о том, что им всем было бы неизмеримо легче, если бы дети устроились на работу. Но такое допущение казалось ему кощунственным и бестолковым теоретизированием. После получения образования – да, пожалуйста, пусть работают, но не теперь. И вот – на тебе! Дети сами всё решили. Причём решение их было, и Захар прекрасно это осознавал, единственно верным в сложившейся ситуации. Но он никак не мог смириться с тем, что его совсем недавно маленькие девочки вдруг как-то сразу и незаметно стали взрослыми девушками.
Дети, наконец, высвободились из его могучих объятий, и Захар, усилием воли загнав поглубже душивший у горла ком, достал сигареты и отправился на балкон. Дочери, догадываясь о его состоянии, принялись излишне сосредоточенно убираться на кухне и мыть посуду. Захар курил на балконе и благодарил судьбу за счастливое разрешение ситуации, над которой он ломал голову все прошедшие месяцы. Впрочем, решение проблемы всегда и так лежало на поверхности, но воистину надо было обладать проницательным взглядом Захара, чтобы не замечать того, что всегда было на самом видном месте. Или же, надо было попросту обладать его сердцем.
"А если шеф и вправду облагодетельствует премиальными", - Уже начинал строить планы на будущее Захар, - "Куплю девчатам что-нибудь такое, от чего они будут в полном восторге!" Захар загасил сигарету и поднял голову к усыпанному звёздами небу. "Я - счастливый человек", - Сказал он себе, - "И спасибо тебе, Боже, за всё то, что у меня есть!"
Ноябрь 2011 – Январь 2012
