Архив

миру, попыталась еще раз:
-Может, тебе уйти с твоей должности?
-Дура! – Жозеф даже глаза закатил. – А работать кто будет? Зарабатывать? Не можешь – не лезь. Всё, ступай!
Потом она более не заговорила. Громыхнуло.
***
Переворот произошел в нескольких слоях одновременно. Принц – родной брат Короля, затеявший переворот, убил родного брата. Одновременно с этим – его сторонники начали бойню в Коллегиях, уничтожая ярых сторонников Прежнего Короля.
В бойне были даже не палачи, ведь те призваны карать по законному приговору, а настоящие каратели. Каратели, которым нравилось крушить-жечь и ломать.
Разгромили Городские Коллегии, напали на Сопровождение, налетели на Сиротскую, поубивали Судейскую…
Кровь лилась. Гибли виноватые и невинные, гибли те, кто не должен был погибнуть и выживали те, кто в своем выживании отравил жизни другим. Многое свершилось в ту ночь. Многое из всего плохого, на что только способен человек и ничего хорошего.
А потом кто-то умный прекратил бойню и поспешил замести следы, стереть кровь с улиц, убрать тела и пошуровать в архивах, на всякий случай уничтожив все, что могло помешать установлению нового порядка.
Архив был сожжен. Хвала Луалу и Девяти Рыцарям Его, Жозеф уцелел. Он был дома с семьей. А потом вернулся к пепелищу. Но это было не так страшно, как то, что последовало за бойней.
Голод.
Столица оказалась в окружении. Северный удел грозил войной столице и братоубийце. Юг горячо столицу поддерживал, а вот запад и восток выжидали, намереваясь присоединиться к более сильной позиции.
а пока для столицы и ее горожан наступил голод.
И все монеты, скопленные Жозефом, не могли остановить голода для его семьи. Что значили эти монеты, когда вместе с голодом пришел зимний сезон, и дороги занесло снегом, через который не могли пробиться южные обозы с зерном и хлебом?
На руках Жозефа были монеты, но они больше не значили.
Жена ушла тихо, ни словом, ни взглядом не упрекнула своего мужа за непредусмотрительность. Просто угасла, как и жила – незаметно и не было ее будто бы.
У Жозефа осталась дочь и он всеми силами своими, впервые за долгое время, впрягался в жизнь, чтобы выкормить ее, чтобы обеспечить ей жизнь. Он пошёл в Патрульный Штаб, набранный спешно для охраны улиц от буйств, еще не затихших после бойни. Там было паршиво и холодно, приходилось шататься по ледяным улицам в холодных одеждах, но зато давали паек. Хоть голодно, а все же!
Затем он бросился на самые тяжелые стройки. Платили лучше, но с задержкой. Давали хлебом – черствым, но это было лучше бедных похлебок Патрульного Штаба.
Кораблестроение, порты…Жозеф хватался за все, молился, отмаливал свои грехи в храме и даже исповедовался у жрецов. Те отпустили ему грехи –  на фоне происходящего в королевстве взяточничество в архиве казалось мелочью.
Во всяком случае, Жозеф успокаивал себя так.
***
Жозеф решил, что стало легче. Дочь он вытащил, выходил и голод отступил, прихватив с собою и холод. Жизнь продолжалась. Власть и новый порядок утверждались и теперь закон обретал все новые и новые полномочия, затрагивая прошлых соратников мятежного когда-то.а  ныне законного правителя.
Жозеф никогда не узнал, что за сила, чей донос и чья мысль, чей взор обратились на давние дела. Кому они были интересны? Зачем? Делали ли правосудие нового порядка стоящее дело или просто пыталось заработать себе положение, выслужиться перед королем и народом? А может быть, уцелевшие, такие как Мальт и Персиваль боялись, что про их дела что-то проповедают?
Жозеф не знал. За ним просто пришли и арестовали.
Его не допрашивали. Жозеф пытался сказать, что назовет без труда имена тех, кто приходил в его архив, кто и что брал, за какую даже плату, надеясь выторговать себе правдой снисхождение. Но его ни разу не спросили об этом.
Его вообще ни о чем не спросили. И все нелепые попытки к оправданию прервали:
-Нам ваша деятельность хорошо известна!
-Но мне платили! Я могу сказать кто и когда! – попытался взывать раз за разом Жозеф то к одному своему дознавателю, то к другому.
Его не слушали. В конце концов, видимо, порядком устав, спросили:
-Вы думаете, что нам неизвестны ваши гости? Вы сами вели реестр и подробный! Мы обнаружили его в вашем архиве.
И Жозеф понял, что сопротивление бесполезно. Все уже решено. Просто нужно было уничтожить его, как ненужного свидетеля возвышения нового порядка. Нужно было прикрыть тех, кто действовал на его благо, пользуясь неблаговидными методами. И они это сделали.
Жозеф лежал на холодном полу своей темницы и пытался понять, где ошибся. Ему было суждено прожить маленькую и тихую жизнь, но почему-то судьба послала его на тот же эшафот, где и до него и после него губила великих идейных людей, творцов, политиков, дипломатов, заговорщиков и преступников. А иногда всех в одном единственном слабом воплощении человеческого духа.
Жозеф думал о семье, из которой шел, и которую никак не мог вспомнить с точностью до черт. Он не интересовался ими, как они пережили (и пережили ли?) голод. Вспоминал семью, которую создал и не удержал, гадая, что будет с его дочкой…
Но больше вспоминал он архив, его тихие уголки, полки, бумаги, въевшийся запах плесени и гнили, что коснулась уже некоторых документов, чернил, которыми вел он реестры. Вспоминал шкафы, которые так хорошо знал и изучил.
В полубреду протягивал он руку сквозь темноту, и ему казалась, что кончики пальцев касаются холодной и безразличной ко всему, равнодушной бумаги. Бумага видел все и всё на свете стерпела.
«Будет ли у них свой архив?» - подумал вдруг Жозеф. – «О, сколько можно было бы заработать на бумагах о самых кровавых минутах славной бойни. Только – будет ли спрос на эти бумаги? Кто захочет видеть имена – собственные и близкие в этих документах?»
Темнота густела вокруг Жозефа, а он все смотрел в нее и видел свой любимый архив. Там все было просто и понятно. Там было два реестра и полки, чернильница и папки. А что было здесь? Черта смерти, за которой неясные тени? Присутствие Луала, который отвернулся от Маары, не желая иметь с ней ничего общего? Холодный пол камеры, где неясно сколько людей лежало и будет лежать? Ненужные аресты и отсутствующие допросы?
«Они знали мои преступления!» - подумал Жозеф с ужасом. – «Они позволяли мне их совершать, чтобы убить, когда им будет нужно!».
Он точно не мог сказать, кто входит в эти «они», но видел их созданиями темноты, сплетающим ее паучьи сети, утягивающие в омут, уводящие за черту, к теням, что оставила жизнь.
Жозеф не помнил ничего из своей жизни, кроме архивных будней и каменного пола. Он лежал, вглядываясь в потолок, давно уже треснутый и покрытый слоем плесени, когда за ним пришли. Его дернули вверх и повели точно так, как дергали и вели других.
А Жозеф всё силился спросить, когда ему отдадут дело Коллегии Сопровождения под номером 01-2389-ГР от третьего сезона? Ведь он давал аж неделю назад, на копирку, а ему все еще не вернули и в архивной полке зияет массивная дыра отсутствующего дела.
Жозефу суждено было прожить тихую жизнь и тихо умереть. В этот раз судьба полностью его послушала.