(по мотивам детской новогодней песенки)
«Едут! Едут! Едут!» - неслось-перекатывалось звонким гулом между деревьев в промёрзшем до медного гула воздухе.
«Едут!» - горестно запели натянутые струны стволов сосен и елей.
«Едут!» - переливались грозные волны по снежным шапкам, нахлобученным на ветви, и вздрогнул и осыпался мелкой крупкой снежный мех.
«Едут!» - выдувал из органных труб ветер, нажимая на клавиши облаков, застывших в промёрзшей синеве зимнего неба.
«Едут!» - вспыхнул кровавым закатом вечер и проникновенно заплакал алыми слезами.
«Зачем? Зачем? Зачем?» - летали прозрачные тени тающих голосов.
«Срубить! Срубить! Срубить!» - лился с неба пронизанный тоской ответ.
«Срубить – что?» - нелепыми фигурами застыли белые нэцкэ зайцев с вытянутыми вверх ушами.
«Срубить – кого?» - заметались серо-чёрные мохнатые комочки белок по драпированным снежной парчой стволам и веткам.
«Срубить – как?» - уныло затянули волки.
«Срубить – где?» - заскользили меж сугробов рыжие молнии лис.
«Срубить – почему?» - захлопали встревоженно крыльями снегири и сороки.
«Срубить – зачем?» - сонным медовым басом прогудел медведь, стоя возле берлоги, окутанный тёплым сизым паром.
«Сруби-и-ить?» - полыхнули ярким пламенем кисти рябин.
И шарахалось-металось-отражалось-отвечало всюду: «Что? Как? Где? Почему? Зачем?»
Вышел на лесную опушку потревоженный стонами-криками лось, упёрся длинными сильными ногами в наст, встряхнул ветвистыми рогами. Выбил из воздуха серебристые снежные конфетти: «Срубить? Как так? Кто посмел?»
«Посмел! Посмел! Посмел!» - фальцетом отозвалось эхо и звучало, пока не пропал голос.
Двинулось лесное зверьё, объединённое предчувствием непоправимого на заветную лесную поляну. Ту самую, идеально круглого очертания, с родником, протекающим через неё с весны по позднюю осень, посередине поляны росла ёлочка и радовала своей стройностью и красотой и зелёным нарядом в летние знойные часы и в светлые чистые морозные дни, во дни жестоких метелей и свирепых вьюг давала приют мелкому зверью да птицам, укрывала их от холодов.
Пофыркивая и пуская крупными влажными ноздрями густые молочно-сизо-прозрачные струи пара, дыша морозами и снегами, жевала сонно сено запряжённая в розвальни невысокая пегая лошадка, поводя телом и изредка взбрыкивая задними ногами. Сочно хрустела сухими травинками, пряла ушами и помахивала хвостом в своё лошадиное удовольствие.
Стояла, жевала, фыркала, погрузившись в свои нерадостно-весёлые мысли и не обращала внимания на фигуры отца и сына в тёплых кожухах. Медленно, утопая, где по колено, а где по пояс в снегу, они шли к росшей посреди поляны ёлочке. Шли и с шутливо-сосредоточенной серьёзностью перебрасывались короткими фразами.
«Ещё летом её заприметил», - выдыхал пары горячего дыхания отец, утирая рукавом пот с лица. – Ты от только посмотри, какая красавица!» - «Не то слово, батя, - отозвался сын, пыхтя с красным лицом. – Прям вижу: стоит она посреди избы, нарядная, вокруг детвора с радостными лицами бегает, глазёнки горят!»
Недалеко от укрытой снегом лесной красавицы отец и сын останавливаются.
«Вот же краса-то какая! – восхищается отец. – «Жалко даже рубить», - говорит сын. – «Жалко, - соглашается отец, вынимает из-за пояса топор. – Но надо». Блестит в вечернем зареве заката остро отточенное лезвие. Подошёл отец к деревцу и присматривается, откуда сподручнее рубить. «Погоди, батя, - останавливает отца сын. – Не торопись». – «Не говори под руку, - отзывается отец. – Лезвие отпрыгнет и поранит». – «Батя, - жалостливо тянет сын, - может, другую какую присмотрим… А эту того… Оставим». – «Чувствительный ты, - замирает на месте отец, оглядываясь на сына. – Весь в мать». – «Я к тому, ба-ать, всё равно ведь её выбросим после празднества. А так могла бы она расти и расти, хорошея и красивее становясь, зимой и летом стройная и зелёная. Людям да зверью лесному на радость…»
Пропел весело топор.
Белой траурной вуалью слетел с зелёных еловых лап пушистый снег.
Скрылись розвальни из виду в глубине леса с двумя ездоками и срубленной ёлочкой. Уехали в сторону деревни, откуда в последние доносились весёлые звуки гуслей и рожков да звучали радостные песни.
Вылезли из снежных укрытий звери. Слетели с веток птицы.
«Срубили! Срубили! Срубили! – переносился из края в край поляны горестный стон, дробились голоса в лесу на вздохи и ахи. – Срубили! Срубили! Срубили!»
Собрались звери да птицы вокруг пенька, желтеющего глазом свежего сруба. Увлажнились глаза. Каждая зверушка да птичка хотели слово молвить, да застревали слова в глотках.
- Срубили нашу ёлочку под самый корешок… - прохрипел сдавленно медведь и тяжёлой поступью, переваливаясь со стороны в сторону пошёл к берлоге, утирая дрожащими лапами с морды катящиеся из глаз крупные слёзы.
Якутск 14 декабря 2021г.
|
Прилипли к топору зелёные иголки.
На хвойные леса накатывает грусть.
И кажется опять, что падает, как ёлки,
В былинные снега подрубленная Русь.
А праздник-браконьер с куском смолёвой кожи
Украшен, как маньяк, цепями бензопил.
И ёлочный базар - опять на морг похожий…
Не труп ли опознать туда ты заходил?
«…Под самый корешок…» И взрослые, и дети,
Как будто на костях, танцуем и поём.
А память о Руси на пять тысячелетий
От нас отсечена чужим календарём.
Под самый корешок сравняли до Сиона,
Под эру подогнав до хруста позвонков.
А «равенство» - обман. «Свобода» - для закона.
А «братство» - это блеф и выдумка волков.
И все мечты – цветы на кладбище желаний.
И русская земля – шагреневая ширь.
И жизнь твоя – как дань чужим завоеваньям.
И вера – под Талмуд засунутый псалтырь.
В канун дежурных фраз я выключу мобильник:
Ведь не с чем поздравлять, скорей - наоборот…
Я повторяю, Русь, как ёлочку, срубили,
А мы вокруг неё – «ля-ля» да хоровод.
Кремлёвский Дед-Мороз опять подаст на водку,
Чтоб титульный народ - лицом в январский торт.
И тростью постучит в тюремную решётку
От имени Петра масонище Лефорт.
Две тысячи никто… свою поставит роспись
У каждого на лбу: в беспамятство – пароль.
Приходит этот год, как врач приходит в хоспис,
И вкалывает смерть, снимающую боль.
Осыплется хвоЯ под жертвенные ели.
Не сбудется страна в чужом календаре.
«…Под самый корешок…» - мы спели, как отпели.
А Русский Новый Год наступит в сентябре.
7522 г.