МОРСКОЙ КНЯЗЬ Часть 2 (1)

интересных компаний и веселых разговоров.
Князь с Корнеем тоже ушли ночевать в Варагес.
– Ну что, понравилось? – спросил у Дарника хорунжий. – Вроде все прошло, как надо.
– Не считая того, что завтра еще двадцать ополченцев захотят жениться и попросят у меня для своих невест подарков.
– Ну и подаришь? Я даже знаю, где найти эти подарки, – загадочно пообещал Корней.
На следующий день празднество было продолжено. Скакали кони, летели в цель стрелы, сходились стенка на стенку воины, вооруженные большими щитами и палками вместо мечей, дружно разворачивались колесницы, показывая мощь своих камнеметов. И так все было завлекательно, что никто не мог остаться в стороне. Вот уже и гриди с ромеями меряются силами в простой борьбе и кулачном бою, и варагесцы с хазарами состязаются в конном мастерстве, подбирая с земли стрелы на полном скаку. Ну, а чтобы уж совсем добить варагесцев с ромеями и смольцами, было показано, что есть такое словенский катафракт и его отличие от ромейского, Радима по приказу князя обрядили в полный воинский доспех, защищавший не только всадника, но и коня, дали ему в руки двухсаженную пику, чья пятка была закреплена на аркане, перекинутом через грудь коня и выставили напротив двухгодовалого бычка. Короткий стремительный забег, и пика со всем вложенным в нее весом и скоростью коня врезается в бычье туловище. От удара сам конь оседает на задние ноги, древко пики разлетается на части, зато ее наконечник пронзает быка насквозь.
– А покажи себя, как ты умеешь, – подзуживал князя на ухо Корней. – Очень не лишне будет. Не надо копья ловить, а хотя бы на двух мечах, как ты умеешь.
Но Дарнику было не до этого. Наблюдая за состязаниями, он вел неторопливый разговор с Карикосом. Тот снова и снова заводил речь о возвращении ему сбежавших гребцов.
– Предав меня, они точно так же предадут и тебя. Тот, кто хоть раз сдался в плен, уже никогда не станет хорошим воином.
– Я знаю, – отвечал ему Рыбья Кровь.
– Зачем же тогда принимаешь?
– Пускай хоть немного порадуют себя свободой и сытной жизнью.
– Может быт, когда начнется навигация, ты собираешься вернуть их мне? –подзадоривал князя иларх.
– А почему бы и нет? – в тон ему усмехался Дарник.
Карикос только недоверчиво косился. Воспользовавшись подходящим моментом, князь спросил о том, что давно интересовало его:
– А что тебе будет, как ты думаешь, за то, что твоя команда ослушалась приказа и не пошла на зимовку в Херсонес?
Лицо иларха заметно помрачнело.
– Если бы у меня были хорошие связи в Константинополе, отделался бы небольшой ссылкой на войну с арабами. А так не знаю…
– Что, могут и казнить? – посочувствовал Дарник.
Ромейский начальник лишь тяжело вздохнул.
– А если тебе меня привезти в Херсонес в качестве пленника?
– А что, было бы хорошо! – радостно вспыхнул от такой возможности Карикос. – И ты вот так просто позволишь везти себя в качестве пленника?!..
– Не просто, а с причитающими мне как князю почестями.
Иларх внимательно посмотрел на князя и его восторг улетучился.
– Само собой. Но зачем тебе это надо?..
– Я же вручил тебе серебряную фалеру, неужели позволю, чтобы моего доброго союзника кто-то посмел сильно обидеть. В общем, ты, как следует, все это обдумай, а мы позже поговорим подробней, – заключил князь, оставив иларха крайне озадаченным подобной возможностью.
Говоря так, Дарник не слишком лукавил и его план был вовсе не таким безумным, как казался. Ведь он уже выкидывал похожую штуку, когда позволил ромейскому войску осадить себя в Дикее. Тогда все закончилось долгими переговорами, в результате которых вместо позорного плена, его полторы тысячи бойников отправили воевать на Крит. Почему бы не осуществить нечто подобное снова. Романия уже пятьсот лет в окружении варваров, желающих отщипнуть хоть кусочек от ее богатого тела. Все чаще ей приходится прибегать к помощи наемных воинов. Сейчас, правда, его дружина слишком мала, но было бы предложение, а под свое имя он и после чумы полторы тысячи головорезов соберет.
Состязания молодцов на ристалище между тем естественным образом перешли в очередное жениховство, что заняло еще полдня. Помимо ополченцев и гридей в этом деле захотели поучаствовать и трое стратиотов. Ну поучаствовали и поучаствовали, так нет же, двоим из них удалось добиться расположения своих невест и их родни.
Глядя на это, Карикос лишь злорадно ухмылялся. Однако Рыбья Кровь живо согнал ухмылку с его лица.
– Сперва мы должны крестить невест в ромейскую веру, а потом провести обряд венчания по ромейскому обычаю.
– Это невозможно, – отвечал иларх. – Где вы возьмете ромейского священника?
– Согласно вашего морского устава, командир корабля вправе выполнять в исключительных случаях все необходимые религиозные обряды, – невозмутимо напомнил ему князь.
– Может быть и так, но мне для этого необходимо иметь хотя бы Евтологий, а его нет даже на биреме.
На биреме возможно и не было, а вот в княжеской колеснице Евтологий был – Дарник еще с дикейских времен мечтал устроить каким-нибудь ромеям подобную шутку. Знак Свирю – и нужная обрядовая книга уже в руках у Карикоса.
Столпившиеся вокруг иларха стратиоты хранили нейтралитет, им самим интересно было, как их военачальник выкрутится. Карикос не выкрутился: сначала крестил обоих невест, а потом как надо прочел по Евтологию весь нужный чин венчания.
Но на этом дело не закончилось. Рыбья Кровь потихоньку объяснил иларху, чем для ромеев может обернуться надругательство над прибывшими к ним варагесками и, хорошенько подумав, Карикос сам приказал оставаться подженившимся стратиотам в тервижском городище до отплытия биремы в Херсонес.
Помимо стратиотских в тот вечер играли еще полтора десятка других свадеб, и там уже все было просто и гладко.
4
После прошедших празднеств в отношениях с ромеями наметились сильные перемены. Дарник в их лагерь больше не ездил, вдруг почувствовав сильное отвращение к любого вида словесным играм с Карикосом. Спокойно посылал туда с десятком конников Дулея или Беляя, зная, что никто уже не посмеет покуситься на их коней и оружие. Одновременно он устроил тайную заставу, охраняющую выход из бухточки, в которой находилась бирема. Сильное береговое течение с востока на запад в сочетании с небольшим ручьем, впадавшем в море намывало здесь длинную песчаную косу, идущую параллельно берегу. У самого устья ручья находилась бирема, а в двух стрелищах на запад был выход из бухточки. Тут-то среди густого кустарника и затаилась застава из двадцати дарникцев при двух камнеметах. Ее целью было следить за тем, что происходит в ромейском лагере и при попытке отплытия биремы задержать ее до подхода основной дружины.
Меньше появлялся князь и в Варагесе. Зачем, если все и так с тервигами проговорено? Снова, как и осенью в Утесе притомился он от постоянного вокруг себя многолюдства, невозможности долго оставаться одному. Поэтому повадился со строгим видом разъезжать по окрестностям Смоли в сопровождении Свиря, которому настрого было приказано держаться от хвоста княжеского коня на почтительном расстоянии, либо, выпроводив всех с третьего яруса вежи, садился за чтение и перечтение своих немногочисленных ромейских книг или развалившись на топчане и уставившись в потолок прикидывал каким будет предстоящее лето. Если он долго не появлялся во дворе, Милида воспринимала это как призыв к ее женским ласкам, и сама поднималась к нему. И не было случая, чтобы князь воспринял ее приход с неудовольствием. Ее прыжки к нему на спину быстро сошли на нет после того, как она в середине зимы забеременела. Теперь их любовная игра превратилась в небольшую паузу-заминку, когда Милида вопросительно смотрела на мужа, и тотчас радостно бежала к нему, стоило ему чуть лукаво улыбнуться. 
Была и еще одна причина княжеской хандры: он как-то поймал себя на том, что безумно завидует Корнею, хотя завидовать тому не было абсолютно никакого резона.
Обещание хорунжего найти новые подарки для будущих невест дарникцев обернулось созданием целой похоронной команды, в которую Корней сумел вовлечь четырех гридей и одного стратиота, последний нужен был ему главным образом для передачи издали нужных сообщений, согласно сигнальному языку ромейских моряков.
– Ну ты что, совсем дурной!? – разозлился Рыбья Кровь, узнав, что задумал хорунжий.
– Но нам же нужна и хорошая казна, и зерно.
– Живым не останешься!
– Помнишь, как ты на Крите всем советовал относиться к себе, как к давно умершим? Я запомнил. В Утесе чуть не умер, так чего мелочиться, будем считать, что умер.
– А как ты гридей на это подбил? – продолжал удивляться князь.
– Пообещал каждому по серебряной фалере и по месту сотского в твоем большом будущем войске.
– А стратиота?
– Поймал его на том, как он рассказывал о борьбе с чумой в Константинополе.
Взяв с собой колесницу со съестными припасами, палатку, две телеги, и, изготовив себе под руководством стратиота лицевые маски с длинным носом-клювом, похоронная полудюжина двинулась в путь. Телеги они оставили в полутора стрелищах от вежи, украсив их черным флажком на длинном шесте, так чтобы и неразумные дети поостереглись к ним подходить, сами же с колесницей поскакали дальше. Задумка Корнея была проста: объехать все ближайшие зачумленные селища, забрать из них весь металл и зерно, а сами селища вместе с трупами сжигать.
Через три дня похоронщики прибыли с первой добычей, сгрузили ее на телеги, просигналили, что у них все живы, и снова растворилась на горизонте. Так они и ездили на протяжении полутора месяцев. Скоро на телегах уже не было свободного места, и корнейщики соорудили рядом с ними высокий помост из жердей, дабы переместить туда часть мешков со съестной добычей.
Первое время Дарник места себе не находил от беспокойства, все ждал, что что-то нехорошее обязательно случится. Один раз похоронщики отсутствовали целых две недели, и князь даже отдал распоряжение подогнать колесницу с камнеметом и сжечь издали на всякий случай и телеги и помост. Янар, тоже переживающий за хорунжего, с которым уже успел сдружиться, обратился за советом к гадалке Суните, живущей теперь со своим семейством в одном из новых домов за пределами крепости. Главная манушка уверенно заявила, что Корней жив. И на следующее утро он действительно появился. Правда, на одну лошадь в его команде стало меньше, но количество самих похоронщиков не уменьшилось.
В самой Смоли между тем готовились к посевным работам: приводили в порядок старые участки, расчищали новые, выторговывали у тервигов посевное зерно, распределяли сами земельные участки. То же самое происходило и в Варагесе, и Смоль по призыву родичей покинула вся тервигская молодежь. С некоторой оторопью Рыбья Кровь обнаружил, что его дружина велика лишь по списочному составу у писаря Бажена. Сорок беглецов из ромейского лагеря, откормившись, выглядели вполне браво, но можно ли было полностью на них положиться – ядовитые слова Карикоса о беглецах, склонных к повторному предательству заронили в душе князя сильные сомнения. Более-менее он мог опереться разве что на пятнадцать хазар Янара и дюжину уличей, сербы и ромеи, судя по всему, еще не