Помощник

вспоминают прошлое. А потом он, уже давно не Витька, а солидный и важный Виталий Семёнович, как бы невзначай напомнит им о том, что он не чужой для них человек. Своих-то детей у них нет, так кому, как ни ему теперь может принадлежать их дом? Тем более, он же его и помогал строить. Да возился огороде, бывало, который сбоку от дома находился.
- Растают старики, как увидят нас с Любой, - представлял он себе в мыслях, -  и половину дома, а то и весь дом,  на меня подпишут.
Дед Григорий меж тем нагнулся со своего табурета, поднял клюшку и оперся на неё обеими руками.
- Должны, говоришь? – и он пристально посмотрел на Виталия Семёновича. – Кирпичи ты тут таскал раз в час по одной штуке? Да сено тебя не дозваться было ни косить, ни ворошить?
- Если уж мы и должны кому-то чего в этой жизни, то уж никак не тебе, - голос старика неожиданно стал выше.
- Ты за десять лет не то, что ни разу не приехал, письма короткого не соизволил написать. И вдруг явился гостем! Да ещё права качаешь! Это вместо добрых-то слов!
- Валечка с мужем нам всё это время и помогала, - вдруг вступила в разговор тётя Клава.
- Какая ещё Валечка? – искренне удивился Виталий Семёнович, который твёрдо знал, что родственников с таким именем у них не было.
- Не помнишь… - и губы тёти Клавы тронула едва заметная насмешка, - ничего ты не помнишь, кроме своих прав. Соседка это наша.
- А… Валька, - вспомнил насилу Виталий Семёнович, - эта рыжая девка, что по соседству жила, вам помогать стала?
- Девка… - как эхо, только очень-очень тихое, повторила тётя Клава, - да если хочешь знать, эта, как ты её назвал, девка,  словно дочка нам стала. Ты вот побрякушек нам ненужных привёз. Книжек привёз умных, зная, что читать в нашем доме их некому. А Валечка книжек нам не носила. Зато когда мы прихварывать начали – не отходила от нас. А потом то таблетки в аптеке покупала, то уколы нам делала. И всегда-то мы от неё доброе слово слышали. От тебя писем уж и не ждали, а она, словно видя да предчувствуя что-то, всё утешить нас старалась: «Подождите, - повторяла, - напишет вам ваш Витя».
Тётя Клава помолчала с какой-то особенной теплотой продолжила:
-  А муж её, Толик, если что – и дрова помогал привезти, и распилить…
- Так, чай, не за так помогал, - словно опомнился Виталий Семёнович, - деньги, поди, ему платили. Так я бы на его месте…
- Ты лучше на своём месте будь, - сурово сказала тётя Клава. – Денег никаких наши соседи сроду с нас не брали. А вот когда Валечка серьёзно заболела – Толик на два дома разрывался: и за ней ходил, и нас не бросал.
- Так что вы хотите сказать? – удивленно спросил Виталий Семёнович, - что соседям дом отпишете, что ли? Чужим людям, да?
Но тётя Клава вдруг посмотрела на племянника так, что он оборвал вопрос на полуслове. Так теперь он и стоял, сунув руки в карманы и не зная, что ещё сказать.
- Чужим для нас стал ты, Витька, - заговорил снова дед Григорий, - а на дом мы уже оформили дарственную, - Катюшке, дочке Валечки и Толика он достанется, а не тебе.
- Ты это… - тётя Клава заглянула за полог, где спала Люба, - уезжай-ка завтра отсюда на первом автобусе. Девочку можешь оставить на месяц, ребёнок хоть воздухом свежим подышит, да молока натурального напьется на целый год вперед. А о доме не мечтай, не для тебя он предназначен.
- Совсем старики ополоумели, - прислонившись к стене только и вымолвил Виталий Семёнович, - каким-то соседям решили дом подарить.
- Вот ты и показываешь своё нутро подленькое, - покачала головой тётя Клава. – Вот оно, твоё отношение к нам.
- Старики…  Ополоумели…  - передразнила она Виталия Семёновича, - других-то слов от тебя и не услышишь. А Валюша с Толиком нас мамой да папой величали, даже «тётя Клава» да «дядя Гриша» не говорили. И Катюшка у них такая же выросла – добрая да работящая. Неизвестно ещё, сумеешь ли ты свою дочку такой же воспитать.
- Сумею. Не беспокойтесь, - запальчиво произнёс Виталий Семёнович, и неожиданно снова пошёл в словесную атаку - не хотите по добру, будет вам по-другому.
Он открыл рот, набрал в лёгкие побольше воздуха и неожиданно громко - при этом у него даже тонкие вены проступили на лбу  - крикнул на весь дом:
-  В суд на вас подам! Вся деревня докажет, что когда я маленьким был,  тут жил да горбатился на вас!

Дед Григорий молча встал со своей табуретки и направился в маленькую спаленку.
- Глупый ты, Витька, - с горечью в голосе произнесла тётя Клава, - как был глупым – так таким и остался. Ничему тебя жизнь не научила.
- Посмотрим ещё, - угрожающе отозвался Виталий Семёнович и присел на корточки.
- И смотреть нечего. И не на кого, - нажимая на старенький выключатель, спокойно сказала тётя Клава, - чтобы завтра в шесть часов тебя здесь не было.