ЛЕД И ПЛАМЕНЬ (Лед в сердце Кая)

по самому фильму любит режиссер и все актеры, занятые в нем. Они создают такую благоприятную атмосферу, что зритель буквально купается в ней.
        Это светлый, добрый телефильм, между тем, как предыдущий телефильм Говорухина «Место встречи изменить нельзя» темный, даже мрачный и злой.


        Философия как наука. В современном вузе днем с огнем не найдешь философа. Почему? Да, потому, что те, кого именуют философами, занимаются на учебных занятиях не размышлениями, а вычислениями. Видите ли, философия – это наука, то есть, занятие научных работников. Занятие чем? Вычислением, выбором из того, что предложено, оптимально рентабельного. Но философию не выбирают, ибо она не является «перед», а остается «за кадром». Философия, философия, повернись к человеку передом и к вузу задом, чтобы тебя можно было поиметь, а философа отодрать.


        Человек для языка или язык для человека? Не человек является органом языка, а язык является органом человека. Поэтому, естественно, не человек служит языку, а язык служит человеку. Чем служит? Средством связи с другим человеком, в частности, и со всеми людьми, в общем.
        Единственно лишь для филолога как человека языка или его любителя язык стоит на первом месте, отнимая это место у самого человека-филолога. Филолог не может обойтись без языка. Он для него уже не средство общения, а бог, на которого филолог молится, но одновременно использует его.
        Поэтому не человек служит языку, а язык служит человеку средством общения. Человек говорит на языке, а не язык выговаривает человека. Другое дело филолог. Он является человеком или человек является филологом. Если филолог является человеком, то это человек слова, для которого слова уже есть дело. Если же человек является филологом, то он любит слова так, что они для него становятся реальными, являются самой реальностью. Любовь к слову превращает филолога во вруна. Он говорит как сказочник, то есть, говорит так ладно и складно, что ему веришь на слово, не можешь не обмануться.


        Племянник и дядя. Поучительным сочинением является роман Ивана Гончарова «Обыкновенная история». Это роман воспитания молодого человека, воспитания его чувств. Этим он похож на роман уже французского писателя Гюстава Флобера «Воспитание чувств». Своеобразием русского романа воспитания является обращение романтического племянника в своего дядю – завзятого циника, - только классом пониже. Почему романтик стал циником? Потому что ему не хватило таланта для того, чтобы свой роман сделать реальным. У Александра Одуева, которого следует назвать Обалдуевым, а не Одуевым, есть дар мечты, но, к сожалению, нет таланта к сочинению из своей грезы, фантазии мира представления. Фантазия еще не есть представление, как дар не есть еще талант. Дар – это то, что дается даром как подарок, а не награда за работу, не заслуга. Талант же дается не даром, а в рост. Еще сложнее быть с гением, который дается в рост под проценты. Всего этого был лишен племянник своего дяди, как, впрочем, и дядя. Что же ему остается делать? Естественно, не творить, а делать деньги, стать проженным дельцом, оправдывающим свою продажность цинизмом. Племянник способен делать не себя, но только деньги, пуская их в рост и под большие проценты. Вот почему у таких людей на первом месте деньги как символ мира вещей, а не любовь как символ мира людей. Любовь – это тоже талант не даром, а не дар даром.


        Душевность, разумность и духовность. Вместе с человеком в мир пришла душевность и связанное с ней великодушие, умение прощать. Есть в мире более разумные существа, чем человек. Но нет таких, как человек, душевных существ. Человек другой, чем животное, но он иной, чем дух, ангел. Человек уже не животное, но он и не разумное или духовное существо. Поэтому ему трудно найти общий язык со всеми ними и легче найти общий язык с другими людьми. Хотя и с ними у каждого из людей рано или поздно возникают неразрешимые противоречия. Может быть, только Бог может найти общим язык с человеком, ибо он так долго был в человеке, а не только человек в Боге, что Бог стал понимать язык души. Он тоже стал человеком.
        Следует помнить о том, что человек стал вполне человеком, как только Бог нашел себе место в нем, - вочеловечился. Человеку следует в ответ найти свое место в Боге, - одухотворится. Для этого у него уже есть душа. ЕЕ следует усовершенствовать, чтобы стать махатмой, великодушным. Великодушие располагает к духу. Дух же, найдя свое условное воплощение в плоти человека, узнал себя в качестве человеческой души – свидетеля человечности человека. Наедине с Богом человек обрел человечность как возможность самого себя. Теперь перед ним стоит задача: проявить человечность по отношению к самому себе и к людям.


        Резонанс понимания. Быть в резонансе относительно чего-либо в мысли – значит быть философом. Находиться в таком же состоянии, что и другой, например, человек, когда это состояние есть состояние не просто сознания, но сознания сознания, - это быть созвучным, быть сочувствующим, сомыслящим с ним, его понимающим. Таковым нельзя не чувствовать себя в момент проникновения в «святая святых» мыслящего – в его мысли, поведанные бумаге в виде слов. Поэтому философ размышляет, а ученый считает, то есть, полагает по мере счета, и, сосчитав, считает, что знает. Если считает, то знает. Богослов же полагает по мере веры. Он верит, и поэтому в той мере знает, в какой верит, принимает то, во что верит, за достоверное как достойное, заслуживающее веры. Поэт же чувствует гармонию. Он в той мере сознает и знает красоту, в какой оказывается чувствительным к ней.


        Культура и цивилизация. Культура есть колыбель человечества, а цивилизация – его судьба. Явно не завидная судьба у человечества, ибо цивилизация есть не то, что было или будет, а то, что есть. Есть же он не-вес(т)ь что, а то, что и не-есть, и есть не то, а это, есть не то, а есть это, отдельно взятое, но причастное всему. Цивилизация символизирует собой волю, дело человека. Культура же означает чувство, душу человека. Она все проницает. Цивилизация все разделяет в том, что есть одно. Для культуры как для искусно (прелестно, красиво) сделанного важно быть живой, ибо сама она искусственна, а значит смертна. Тогда как искусство вечно. Искусство – это то, что в культуре еще живо творением. Культура живет воспоминанием о творении как сотворенное человеком. Искусство творит благодаря стихии свободы, свободе как стихии, хаосу. В культуре эта свобода стала воспитанной, умеренной, вразумленной. Вне культуры, в природе жизнь дика.
        Для цивилизации важно быть не живой, но существующей в качестве порядка (например, немецкого порядка - «Ordnung muss sein»).  Почему так? Потому что в цивилизации культура, человек умирает, превращается в социальную окаменелость, камень, о который можно споткнуться. Поэтому важно не наступать на него, на человека как камень, - плохо будет. Цивилизация уже бездушна, но она рациональна, абстрактна. Для нее важно уже не быть живой, но просто быть. Ведь для мертвых важна не жизнь, а само существование. В цивилизации существование не просто, а, напротив, оно упрощается после усложнения культуры. 


        Мировоззрение и философия. Человек, имеющий мировоззрение, видит мир. Что значит «видит мир»? А то и значит, что видит мир как место для того, что есть на время видения. Он имеет виды на мир. Что же дает философия человеку? То же самое, что мировоззрение? Конечно, нет. Философия не есть то, что можно иметь. Человек, который практикует философию, занимается ею, не видит мир и тем более не знает мир. Он видит не мир и знает себя видящим то, что есть в нем самом, а не в мире. В мире же есть он. Он видит не мир, а свое место в нем – в мире. Видение своего места в том, что он не видит, человек называет пониманием. Так что он понимает? То, что не знает, то, чему не в состоянии дать объяснение. Почему? Потому что место человека безвидно, утопично. Это место не места, вместо места. Что это? Идея. Философ видит местом, которое неуместно, - нет ему места среди мест. И не потому, что оно есть место мест. Нет. Это место вне места.


        Научное и техническое понимание мысли. Ученый понимает мысль как то, что является интерпретацией, толкованием факта. Интерпретация в этом, научном смысле есть приписывание числового или формально-логического значения факту как данности в чувствах нечто. Техник принимает уже вслед за ученым указанную мысль за нечто, что может нас информировать, сообщить нас посредством языкового знака (слова) и сознания об это нечто уже не нечто неопределенное, а определенное что. Поэтому так важна точность в технической информации.


        Условность Мераба Мамардашвили. Давно не думал о Мерабе Мамардашвили. Но как только его снова услышал, так сразу понял то, что прежде не понимал. Что же я понял? Не то, что он грузин. Дело не в его кавказском акценте, но в том, что он не для меня. Он учитель мысли. Давным-давно, когда я только был учеником, адептом, входящим в храм мысли, мне было интересно его слушать. Я не замечал его наставительный тон, который ныне режет ухо. Как это так случилось, что я не слышал тон внушения властителя дум интеллигенции, своим непререкаемым словом убеждающим в том, что он имеет право так говорить со мной. Ты кто такой, чтобы так говорить с человеком, как если бы ты был присным самой идеи в мысли? Уместен ли ты вообще?! Не забылся ли ты, Мераб Мамардашвили, возомнивший себя инстанцией мысли?
        - Ты кто? – сказать прошу.
        - Я - кто? Я тот, кто есть поверенный истины.
        - Ах, вот ты кто! Теперь мне все понятно. Ты судящий, судейский, выносящий приговор мысли именем истины. Ты – буква, а не дух мысли. Ты автомат истины, безжалостно вбивающий в мозг мысли. Ты  - штамп, слепок идеи. Штемпель мысли. Вот твое настоящее имя. В тебе неумеренное количество энергии, энтузиазм, темперамент высказываемой мысли. Для тебя творение есть уже изложение. Ты бросаешь в нас, слушателей, молнии мыслей, чтобы прибить ими нас к земле, укорениться в нас. Для чего ты делаешь это с нами?
        - Как это для чего? Чтобы расти из вас, из вашего сознания после смерти.
        - Так ты демон, что ли?
        - Ну, конечно. Что делать, приходится бросать жемчуг мысли перед вами, чтобы вы стали одержимыми демоном философии.
        - Извини, пожалуйста, демон. Нам нужен не ты, а нужна философия. Мы без тебя отлично, лично разберемся с ней.
        И правильно. Философия далеко не ангел. Как впрочем, и не мудрость. Но демон – это уже чересчур. Вполне хватит одних ее капризов.
        Монотонность дискурса Мамардашвили мне напомнила другого философа. Уж больно вы, «друзья истины», надоедливы.


        Натура (природа), культура, цивилизация. Культура является естественным развитием натуры (природы). Цивилизация же есть искусственное совершенствование культуры. Если культура может быть живой целиком в творчестве и частично в творении, то цивилизация как искусственное является мертвой. В ней культура умирает.


        Настроение. Как важно настроение для философских размышлений. Неимоверно