А Р Т И С Т

мол, Шакро Иванович, папироску, а то выпить хочется, аж закусить нечем! - громко хохочет Полянин. [/i]
- Чудной ты, Ванья. Сэкунда назад плакал. Сэчас вэсэл.
- С мое попьешь, еще лучше станешь! - вконец оживает Полянин.
     
«Ну до чего уютно здесь! Бушлатик надо расстегнуть. Тепло-то до самых пят пошло. На пользу, стало быть. Просто - дом родной! Идти никуда не хочется от такого гостеприимного хозяина.»
- Плесни-ка  еще глоточек. - урчит Полянин. - Да себе, себе налей.
- Нэт! Минэ нэлза. Я работаць должын.
- Работа не вертухай, выпил и отдыхай. Праздник всемирной солидарности трудящихся за воротами стоит! Рабочий класс гуляет!
- А как же сынок? - с горечью в голосе спрашивает Шакро. - Какой празнык? Да?
     
Иван начинает понимать всю шаткость своего положения, но еще минут десять надо продержаться, да смываться по-добру по-здорову. Пока не пронюхал этот кавказский чертяка, что наврал ему Полянин о сынишке-то. Иначе, из этого бугая кудлатого и грамма спиртного не вытянешь.
      «Закругляйся, Иван! Еще разок вмажь и чеши во все лопатки!» - говорит ему внутренний голос.
С этой минуты Иван снова становится нервным, молчаливым. Досасывая «Беломорину», он протягивает Шакро свою кружку:
- Булькни, мил человек, на посошок?
- Как, как? - переспрашивает Шакро
     
«Вот жмот! Вот жмотина кавказская! - возмущается про себя Иван. - Не понимает? Скажи сейчас «на», сразу руки подставит. Все они  не-по-ни-ма-ют...»
      - А вслух: 
- Шакроня, давай по третьей, по-русски, чтоб дома не журылысь. Да побегу я. Колян должон подъехать на школьном автобусе. Некогда мне...
     
Как раз в это время за окном столярки неожиданно раздался автомобильный сигнал. 
- Вот. Колья прийехал сам. Навэрна, сказали ему, что ты здеся.
     
«Принесла же этого дурака нелегкая! Ну, придурок…» - клянет про себя Иван своего земляка. - «Скорей надо делать ноги. Добром это не кончится…»
- Здорово, мужики! - орет с порога водитель «ПАЗа». - Дядь Шакро, помоги мне сиденье на место поставить. Прошлый раз ты крестовину наладил, держалась, что надо! Дак у детей все в руках горит, твою мать! Вон, Полянин Петруня придумал на спинке прыгать. Отвалилась твоя прилада, дядь Шакро.
- Колья, а разве Петруня.... -  начал было Шакро
- Ничё, Колян, счас изладим! - весело заколготился Иван и боком, боком осторожно стал пробираться к выходу.
- А гробик дэ? - наивно спросил Шакро.
- Ты чё? Какой гробик? - растерялся водитель. - Вы что здесь перепились? Дядь Шакро, чё ты мелешь?...
      Дверь легонько скрипнула, пропустив тень Ивана Полянина.
- Так развэ Пэтруня машина не задавил? - спросил оторопевший грузин.
Сообразив что-то, он схватил черенок для лопаты и кинулся вслед за улизнувшим нахалом на улицу. Выскочивший за грузином Николай, увидел странную, на его взгляд, картину: по деревянному тротуару с палкой наперевес  огромными прыжками, с утробным мычанием вслед за семенящим впереди Поляниным несся дядька Шакро. Еле поспевая за ними, замыкал эту эстафету сын Ивана - Петруня.
     
«С ума они посходили, что ли? Вот до чего водка доводит! - подумал Николай - Так недалеко и до беды. Подсобить надо, однако…»
   
Головень кинулся вслед за бегунами. Догнал он бегунков у развилки улиц. Иван, сброшенный с тротуара неистовствующим Шакро, стоял по пояс в грязном месиве и, прикрывая голову руками, как мог уворачивался от ударов.
Ах ты сволачь! Шака-а-ал! - приговаривал Шакро. - Ка-зо-о-л! Ска-ты-ы-на!
        Рядом вертелся растерянный и заплаканный Петруня.
- Дяденька Шакро! - скулит мальчонка. - Не тронь папку. Дя-я-дь Шакро!
- Та рази эта папка? Животная, а не папка!
     
Николай с разбегу наваливается на грузина, вырвает из его рук злополучный черенок и что было сил, всем корпусом толкает Шакро. Грузное тело кавказца, описав дугу, падает прямо на голову бедного Ивана. Полянин на мгновение скрывается в грязевой пучине и тут же появляется на поверхности, покрытый ровным, лоснящимся на солнце слоем грязи.  Опростав рот, он орет на весь поселок благим матом:
- Лю-ю-ди! Спаси-и-и-те! Убива-а-ют!
      Над грязевой пучиной показывается Шакро. Сейчас он напоминает двойника Ивана. Зеваки, собравшиеся с соседних улиц, покатываются со смеху, тыча пальцами в сторону принимающих грязевые ванны поселенцев. Купальщикам же не до смеха. Шакро молча вскарабкивается на тротуар, соскребая ладонями грязевые аппликации с лица, одежды. Потом поворачивается в сторону прохиндея Полянина и зло грозит ему кулаком. Толпа расступается и, понурив голову, сгорбившись, Шакро молча шагает в сторону столярной мастерской.

      С Иваном дело обстояло иначе. Как побитый, шелудивый пес он скулил у основания высокого тротуара, не в состоянии самостоятельно вскарабкаться на тесовое покрытие. Кто-то из мужиков сбегал домой за веревкой. Завязали на конце петлю и велели  Полянину ухватиться за нее. Потом, по команде главного бича кума Слывы, стали вытягивать беднягу из грязевой ванны. Иван постанывая, распластался на тротуаре. 
- Ну, ты чё? Так и будешь здесь жить? – хохочет Слыва. - Топай до хаты, Поляна...
- Не, мужики, давай его паяльной лампой посушим, а потом в музей сдадим. Вместо мумии. Скажем, что в тундре откопали. - Ё

      Советчики, обступившие Ивана, знают его хитрющую натуру. Пожалуй, нет в поселке взрослого человека, которого когда-нибудь этот жук не надул. За ним давно и прочно укрепилась кличка «артист». Нынче редко кто звал его по имени или фамилии. Больше по кличке. Даже на наряде, мастер, выдающий задание на день выкрикивал из своего кабинета:
-Где там артист? Ему сегодня на теплотрассу...
      Человек, лежащий на досках тротуара, вызывал у поселенцев сочувствие, но никто не решался всерьез воспринять его стоны.
     
Первой выказала жалость Матрена Николаевна - завхоз строительного участка:   
- Шибко уж болезненно стонет, мужики. Посмотрите, может действительно зашиб его кавказец?
      Кто-то наклонившись над Иваном, расстегнул ему бушлат. На белой ткани рубашки растеклось алое пятно.
- Ребя, никак кровь? Смотри. 
       
Десяток глаз склонилось над Поляниным, не веря словам говорящего.
- Да. Кровь... - подтвердил радист Коротенко
- Наткнулся, видно, на чё-то?..
- А  может  Шакро отшиб…
- Василий! - властным голосом подозвала к себе молодого человека Матрена Николаевна. - Срочно беги к Юле. Пусть готовится к оказанию первой помощи. Мы сейчас попробуем принести его в медпункт. Николай, возьми ключи, беги за брезентом. Там, в правом углу склада бочки накрыты. Одна нога здесь, другая...
       
Принесли брезент. Перекатили на него стонущего Ивана и скопом, осторожно понесли тундрового ихтиандра к медпункту. Навстречу толпе кинулась ревущая во весь голос жена Ивана. Растолкав сопровождающих, она визжала и рвала на себе волосы:
Угро-о-би-ли! Угро-о-били мужика! Алкоголики проклятые! Чтоб вам пусто было! Сво-о-лочи!
- Ты чё, дурная баба? Мы токо помочь решили...
- Знаю я вас помощничков! - продолжала голосить Поляниха. - Пили вместе, а потом и угрохали...
       
Мария глубоко вздохнула и рухнула на тротуар как подкошенная.
- Вот, ядрена мать! - возмутился кто-то из мужиков. - Теперь двоих переть придется? Ну и дела!
- Да полно тебе ёрничать. Горе же...
     
Женщины остались отхаживать Поляниху, а мужская процессия продолжила свой крестный ход к медпункту...

ХХХ
    Майские праздники загипсованный Иван Полянин встречал на больничной койке. Поломанные рука и ребра не давали уснуть. По ночам артисту снились сны один страшней  другого. Будто заходит он в столярку, чтобы повиниться,  а навстречу ему скалящий зубы Шакро:
- Гамарджобат, батоно Иван? Как дела, генацвале? Я нарад получил. Будэм рэмантыроваць тэбья.  Лажис! - грозно указывает он на гроб, обитый ярко-красным кумачом…
     
Иван силится совладать с собою, убежать подальше от этого монстра, но не может. Ноги ватные, а руки словно тряпки повисли вдоль туловища.
- Раздэвайся, Ваньюша. Будэм башка откручиваць. Зачэм такой дурной качан нужен тэбэ?
    Он кладет обмякшее тело Ивана на стол и включает циркулярную пилу. Ее лезвие вонзается в тело. Стон задыхающегося Ивана сменяется дикими воплями... 
- Успокойтесь Иван Сергеевич. Успокойтесь... –
над ним склоняется фельдшерица Юля со шприцем в руках.
- Сейчас сделаем укольчик и вам станет полегче.
     
Сны эти преследовали Ивана до тех пор, покуда в палате не появился сам Шакро.
Здорово, Ваньюша. Ты уж менья извыни. Погарачился я. Рэдко биваит... Да?
     
Разговор получился дружеский, доверительный. На душе у Полянина потеплело. Дела с того дня пошли на поправку.

ХХХ
      … Из больницы Иван выписался в начале июля. К тому времени лед на Анабаре почти сошел. Со дня на день ждали первый лихтер с генгрузом. Сидя на пригорке, Полянин любовался живописными окрестностями и думал о еще одном годе, прожитом в этом диком крае.
«Приехал-то, вроде, на один сезон, а… Сейчас, поди, в Рогожке мужики уже сено скирдуют?…»
       
Милые сердцу размышления прервал пьяный голос кума Слывы: 
- Эй, артист, прыгай к нам.
       
Не смотря на полночь, солнце стоит высоко в небе. Тундра просматривается до самого горизонта. На дворе июль, а по реке еще лед идет...
«И что за удовольствие квасить без отдыха?» - вздыхает Иван, глядя на своих бывших собутыльников.

Повернувшись медленно, всем туловищем к веселенькой компании, готовящейся к приему какой-то гадости в маленьких бутылочках, он с грустью отмечает:
«Ну, точно, как на Рюмахе, мать твою! До чего же дойти можно… Алкаши везде одинаковы…» 
- Не, ребя. Мне заказано. Я теперь человек подневольный. Как медицина решит...
- Да пошли ты их подальше, к белым ведмедям. – одобряет действия Ивана начальник пристани.
- Да у меня, Петрович, свой пиковый интерес теперь имеется...
- Ну, как знаешь. Нам больше достанется...- орёт с бугра Тимоха-аптекарь! 
- Я согласный на такой расклад.....

ЯКУТИЯ. Селение Анабар