ограбил? Вернувшись, он лег на полку и начал обдумывать ситуацию. Вагон спал, перед тем как уснуть у него промелькнула мысль, почему именно в его плацкарте отключен свет, либо опять против него начались непонятные козни?
Проснулся от шума и громких возгласов. По вагону ходили люди в милицейской форме и проводник. Проверяли документы и билеты. В воздухе витал дух паники. Иван достал из кармана справку об освобождении, а билет был у проводника. Когда суета утихла, по разговорам Иван понял, что в поезде произошло убийство. Двое парней, то ли с перерезанными глотками, то ли им шеи какой-то зверь погрыз, валялись в тамбуре, перед вагоном рестораном. Все находящиеся в вагоне, как один показали, что ночью из их вагона ни кто не выходил.
– Хоть тут повезло, что люди не указали на меня пальцем. – Подумалось Ивану. – Хотя на кого показывать, я по внешности дистрофан – доходяга, бледный как гриб поганка.
Иван чувствовал, что к нему с каждым днем возвращаются былые силы, и через несколько дней пути он себя ощущал бодрым и здоровым. Состояние, которое на него навалилось в лагере, медленно сползло. Ивану казалось, что его опутывает непонятный морок, показывая окружающим, что Иван одной ногой находится там, по ту строну от светлой жизни.
Да оно так и было! Одна из болотных кикимор, по просьбе Елизаветы, дочери хозяина тайги, согласилась на запретное удовольствие: держать в объятьях живое тело Ивана, и морочить окружающим Ванятку зэкам и вертухаям, мозги! Отводить истинное состояние с глаз долой, заниматься с живым, официально тем, чем они обычно занимаются с теми, кто уходит к ним в болота навсегда, то есть, забирать из остывающего тела последние силы. Кто ж откажется от такого удовольствия. Но Елизавета – Лешачиха, строго предупредила Мару, чтобы она не увлекалась и живые силы из Ивана не забирала.
Поезд остановился на несколько минут и Иван понял, что ему именно тут выходить, и не раздумывая он поднялся со скамьи чуть пошатываясь, прихватив нехитрый скарб бывшего зэка, выбежал из вагона.
Здание небольшой, обшарпанной станции построенной еще во времена СССР выглядела пусто и заброшено. Несколько выбитых окон и давно не метеная площадка перед входом говорили, что поезда тут почти не останавливаются, а местный народ, сюда приходит редко.
– И куда теперь мне направлять путь? – Подумалось ему.
И тут он услышал родной голос, часто звучащий у него во сне, он слышал этот голос, когда разговаривал с Лизой.
– Ваня, я здесь!!! – и к нему с другого конца перрона кинулась девичья фигурка, одетая в камуфляж. До этого незаметная на фоне разросшихся кустов, она, раскинув руки, бежала к своему Ванечке
– Лиза! Ты здесь, ты жива, я всегда верил в то, что мы с тобою встретимся! – Хотел закричать Иван, но у него перехватило горло, сил хватило только на то, чтобы стоя столбом раскинуть для объятий руки. Все-таки Мара не смотря на запрет Лешачихи Елизаветы, вытянула из Ивана большую часть живых сил. Чувствовал себя Ванька слабо и отвратительно.
Лиза подбежала к нем, привстав на цыпочки обняла его, волна взаимных чувств окутала их, они замерли, боясь пошевелиться, дабы не спугнуть это горячее обволакивающее сознание состояние обретения родственной души, половинки, когда-то разделенные злыми силами встретились и слились в единое целое.
– Ну, что мы стоим, пойдем уже, нас с тобой транспорт ждет, а дома ждут троюродные братья и тетка Евлампия.
За станцией, у куста рябины стояла телега с впряженной кобылой буланой масти. Кобыла, лениво помахивая хвостом, не обращая внимания на пылающие красным цветом гроздья рябины, периодически встряхивала мордой, чтобы овес, насыпанный в торбу перемешивался.
– Видимо кобыла думает, что зерна находящиеся на дне более вкусные, чем те, которые лежат на поверхности. Она поступает именно так, как в нее вложено Создателем. У всего животного мира на земле внедрено понятие того, что то, до чего тяжело дотянуться и есть самое вкусное, самое желанное, да и в большинстве человеческих особей вложено именно это понятие! – Думала Елизавета-Лешачиха.
Сливаясь с кустами, в изобилии растущими вокруг заброшенной станции, она наблюдала за встречей Ивана и Лизоньки, которой она, по повелению Арины не дала помереть в петле и увела из морга это юное бессознательное тело.
– А сейчас? посмотри, во что Арина превратила осиротевшую худышку. Любая артистка позавидует ее фигуре, даже этот мешковатый наряд не прячет точеные прелести молодой красавицы. Умеет наша мамка создавать воительниц! И откуда она только знает, кто рожден для этой доли, а кто нет? Меня дальше среднего уровня знаний по владению мистикой не пускает, а Лизке она вишь какой путь приготовила и парня красавца к ней подвела…
Тяжело вздохнув Елизавета растаяла средь густо разросшегося кустарника. Лиза, не выпуская из ладошки руку Ванечки, счастливыми глазами смотрела на это повзрослевшее, но все равно такое родное лицо, которое она каждую ночь видела в снах. И вот он живой стоит перед нею. Лиза подвела Ивана к телеге, помогла взобраться в этот непривычный для Ваньки вид транспорта, и уложила на душистое сено.
– Ты Ванечка пока отдохни с дороги, постарайся уснуть, тут в тайге воздух целебный и хворь твою из тебя выветрит, во сне это происходит незаметно. Елизавета обещала тебя быстро на ноги поставить. –
Чуть повернув голову в сторону сплошной стеной стоящих деревьев, сказала негромко:
– Ну, что ты там прячешься, выходи к нам, садись в телегу рядом с Ванечкой, я же знаю, что вы знакомы.
Лиза подвинулась на облучке и рядом с нею из сгустившегося зеленого облачка обрисовалась Елизавета. Ивану расхотелось лежать, да и из лежачего положения неудобно рассматривать новую пассажирку, он сел привычно, по зковски на корточки и прислонился спиной к борту телеги.
Та, которую он когда-то давно назвал дылдой, была пусть и высокой, но довольно приятной девушкой в таком же зеленом камуфляже, как и Лизонька и вообще в их лицах, да и во всем облике, просматривалась некая схожесть.
– Ты это, сядь по людски, забывай о прошлых привычках и понятиях! – оборотившись к нему, проговорила Елизавета. – Тебе сейчас надо много места в себе освобождать для обретения новых знаний и навыков, и Лешачиха отвернулась, а Лизонька сидя в пол оборота к Ивану успевала управлять кобылой и взглядом полным любви и восторга смотреть на своего Ванечку, на его изможденное, повзрослевшее лицо, вытянувшуюся фигуру, ей хотелось сесть с Иваном рядом и держа его за руки передать ему часть тех сил, которые бурлили в ней в поисках выхода.
– Ладно, иди к нему, а я сама с кобылой управлюсь…
Улыбнулась Елизавета, и вдруг посерьезнев лицом она повернулась к кустам, растущим по краю небольшого болотца, строго проговорила. Вернее сказать голоса не было, но Иван понял, что он воспринимает мысли Елизаветы как голос, звучащий грозно и повелительно.
– Срочно передайте Маре, чтобы вернула все-то лишнее, что взяла с парня и пусть не прячется, ведь все равно найду, не сама, а Водяной поможет, от него она не схоронится, чтобы немедля вернула! –
Через несколько мгновений Ивана из состояния приятной расслабленности вдруг кинуло в жар, будто на него вылили ведро кипятка, одежда, висевшая на нем как на вешалке, вдруг стала мокрой, и как показалось Ивану, маленькой, рубаха на спине лопнула, рукам в рукавах стало тесно, да и штаны, выданные в лагере стали малы.
– Да, потешилась с тобой Мара, много сил из тебя вытянула, хотя иначе тебя бы из лагеря не выгнали помирать в наш мир. Вот сейчас тебе Мара вернула, то что забрала и даже больше того, что у тебя было в лагере, считай это подарком от Мары, ты того не ведая доставлял этой кикиморе огромное удовольствие от обладания тобой. Теперь тебя можно и Лизанькиной родне показать, а то везли доходягу, дистрофика полуживого, и как только Лизка тебя признала на перроне, хотя она тебя другим и не видела. Вы воспитанники детского дома, ожирением не страдаете, харч у вас там не тот, чтобы толстеть и расти.
Ну, вроде все я сделала, что должна была сделать.
