Упорство. Глава шестая

Упорство

Когда глаза, наконец, открываются, то боли уже не остается. На теле ни царапины, хотя разглядеть это выходит не сразу. Веки слипаются, как после долгого, крепкого сна, живот от голода крутит, но все это отходит на второй план. Все еще стоит перед глазами изменившийся значок и теперь его удается рассмотреть лучше.
Кружок превращается в странную, похожую на щит фигурку. На нем красивый, витиеватый рисунок, а под ним все та же надпись: «Получен навык: «Упорство»».
Еще чуть ниже есть и другие строки и мальчик начинает читать, медленно разбирая буквы и проговаривая слова, как он делал еще тогда, когда отец вынуждал учиться письму и разбирать нарисованные им на земле символы.
– Упорство… – читает Исэндар вслух уже то, что написано чуть ниже буквами поменьше, читает медленно, делая паузы между каждым слогом. – Может влиять на другие навыки… дает бонус опыта… сокращает необходимое для открытия навыков количество опыта на…
Мальчик заминается, не зная, как произносится то, что идет дальше. Он смотрит с недоумением на символы, не понимая, что может означать эта надпись в последней строке: «…сокращает необходимое для открытия навыков количество опыта на 0.5».
С цифрами Исэндар тоже знаком, но как их прочитать и что они означают, а главное, причем тут опыт, какие навыки, что за открытия и как вообще все это связано – вот этого уже понять не удается. Приходится всматриваться, вдумываться, и даже голова начинает болеть, а затем взгляд замечает еще одну строчку, совсем маленькую, которая гласит: «Подробное описание навыка».
Мальчик нахмуривается. Какая-то белиберда. Наверное, что-то вот такое и положено говорить сумасшедшему и это смущает. Наконец, не кажется, будто разум помутился. Все так же, как и всегда. На полянке светло, зелено, позади стоит эта чудесная статуя. Даже сейчас, после случившегося, она ни на миг не вызывает злобы или отвращения. Можно только удивляться, насколько красивым способно быть человеческое лицо, если только в нем есть такие простые, казалось бы, черты.
Впрочем, Исэндар не дает себе отвлекаться. Он даже с земли не поднимается, так и глядит вперед, и со стороны кажется, будто мальчишка всматривается в стену кустарника, но он упорно изучает надписи.
Понятно, что означает фраза «Подробное описание…». Хорошо бы как-то выяснить, значит ли она, что это уже все тонкости прочтенной надписи, или же можно узнать еще больше.
Как вдруг, значок резко уменьшается, сдвигается, как прежде, но теперь уже вправо, оставляя левую сторону взгляда пустовать, как и до своего появления.
Мальчик вздрагивает, даже руку тянет, чтобы удержать, но потом думает, что это все равно не сработает. Да и не стоит привыкать хвататься за воздух, когда другие все равно не могут видеть того же, что наблюдает он сам.
И все же, Исэндар, помедлив, оглядевшись на всякий случай, медленно тянется рукой, чтобы удостовериться, действительно ли значок просто есть, и сделать с ним ничего нельзя. Подняв корпус и усевшись на траве, он касается значка навыка, не чувствует этого, будто провел ладонью по воздуху, но видит, как щит с узорным рисунком, а вместе с ним и все надписи тут же увеличиваются и снова загораживают собой окружение, встав перед глазами во весь размер.
Испугавшись, мальчишка пытается отскочить, падает на спину, прокатывается и больно ударяется затылком. Даже кровь начинает идти. Это немного отвлекает, а затем, не успевает Исэндар опять приняться рассматривать причудливый значок навыка и читать описание, как изображение уезжает вправо и опять поселяется в верхнем углу, где серебряный значок ненавязчиво висит в самом краешке взгляда и почти не привлекает к себе внимания.
Успокоившись, слегка нахмурившись, мальчик решает подняться на ноги и лишь сейчас ощущает, что усталость никуда не делась. Лишь почудилось, будто организм пришел в себя, но после кувырка, стоило только начать подниматься, вся тяжесть утомления сваливается разом, вскружив голову.
Едва устояв, Исэндар еще медлит. Он ждет немного, дышит тяжело, осматривается, успокаивает дыхание, вновь замечает статую, и от ее вида даже в такой миг становится легче.
Удивительно красивое лицо. Посмотрев в него еще немного, мальчик вздыхает и отступает в ту сторону, где спрятана тайная тропа, чтобы покинуть это волшебное, спрятанное в непролазной гуще кустарников место.
И только выбравшись из леса к ручью, удается заметить, что больше не липнет к ноге алая ленточка. Ее нигде нет, да и значок, переместившийся теперь в другую сторону взгляда, не мерцает, и если не смотреть вправо, то его можно и не увидеть. И становится окончательно ясно, что дурак так и не осмелился подойти к статуе и так и не узнал, что от рек крови, заливающих его глаза, можно избавиться.
Прежде возникает мысль ему сказать, но она тут же в уме и запутывается. Вряд ли богиня соврала… вернее, она точно не соврала, когда говорила, что можно умереть, если не выбраться до утра.
И вдруг думы пробуждаются живее. Несмотря на усталость, головокружение все же проходит. Да и по сравнению с тем, что было на волшебной поляне, терпеть усталость, пусть и сильную, не так уж сложно, даже ум не сопротивляется и продолжает рождать цепочку идущих вязью мыслей, неотделимых друг от друга.
Хорошо бы, конечно, сказать дураку, как все обстоит на самом деле, да только вот, сумеет ли он справиться? Боясь, что так можно лишь толкнуть сумасшедшего на верную гибель, Исэндар запутывается. Уже спустя несколько мгновений он понимает, что неспособен уверенным решением положить раздумьям конец, а потому, наполнив ведра чистой водой, уходит.
Кроме того, уже светло. Это не так и важно, но все же хочется понять, насколько быстро удалось выбраться. Только вот тут не угадаешь, поскольку неясно, сколько времени пришлось спать на поляне, отдыхая после тяжелого испытания. А главное, что не удается вспомнить ничего после той яркой вспышки света, после которой удалось выбраться, поскольку в тот миг обессиленный ум не пожелал запомнить ничего и сразу провалился в беспамятство.
Хмурый и задумчивый, мальчик добирается до дома, устав тащить полные ведра. Он спокойно открывает дверь, легонько толкнув ногой, заходит, ставит ведра рядом с выходом у стены, и лишь затем оборачивается и замечает испуганный, ошеломленный взгляд матери.
Обит глядит на сына, будто на ожившего мертвеца. Ее глаза потемнели, взгляд странный, лицо похудевшее, не такое, как раньше. На мгновение Исэндар пугается, что времени прошло гораздо больше, чем казалось, но тут же и узнает, что мать изменилась так всего за сутки.
– Родненький… – вздрагивает старушка.
Расчувствовавшись, она бросается обнимать. Мальчик не двигается, старается не показывать усталость, молчит и только слушает мать. А та, не зная, ругаться или нежничать, переходит с сердитого тона на ласковый, то ругает, то жалуется, не выпуская сына из объятий.
– Ты где был? – суровым тоном говорит она, но вмиг изменяется, быстрее, чем веки успевают захлопнуться и открыться. – Ты что же, смерти моей добиваешься? Разве же так можно? Родненький… как всыпала бы… ох! Где же ты был-то целую ночь? Я себе места не нахожу! Еще этот дурень проклятый! Убила бы! Да и тебе бы надо хорошенько зад надрать… ох, милый мой, родненький мой!..
А Исэндар окончательно успокаивается, слушая голос матери и теперь понимает, отчего голод так отчаянно крутит живот.
И все же, несмотря на непривычно сильное желание есть, мальчик не торопится с этим и, прежде всего, помогает матери прийти в чувства. Еще немного, и она снова ругается, грозит даже отлупить, почти уже собирается это сделать, но видя безразличное к угрозам выражение на лице Исэндара, быстро отступается от своих намерений.
– Ох! Ты же, наверное, голодный! – спохватывается Обит.
Ответа женщина даже и не ждет и торопится накрыть стол. Как всегда каша, да еще и остывшая, но сейчас такая вкусная, что трапеза проходит, как мгновение.
Мальчик сидит с полным животом, удивляясь, насколько проголодался. Он не замечает, что все это время мать наблюдает с удовольствием за тем, как нетерпеливо и жадно поглощает сын приготовленное ей крестьянское угощение. В остывшей каше трудно отыскать изысканный вкус, даже если очень стараться, и потому такая несдержанность странным образом удовлетворяет Обит, в жизни которой осталась теперь единственная радость – ее подросший сынишка.
Правда, Исэндар, посидев немного, оживляется, торопясь уже начать день, а кроме того, вспомнив, что сегодня его ждет кузнец, обещавший помочь выковать хорошее оружие.
– Мам, ты мне с собой можешь чего положить? – неожиданно встает мальчик, уже готовый снова уйти. – Мне дядя Ильмар сказал, мы куда-то пойдем, на обед не вернемся. Он велел с собою взять чего-нибудь.
– Куда? – едва не пугается Обит, еще не успевшая забыть свои недавние волнения и с беспокойством воображая новое исчезновение сына. – Ты ж не отдохнул совсем! Не надо, не ходи. Я с Ильмаром поговорю. Ты полежи. Наберись сил…
– Не надо ничего говорить, – хмурится мальчик. – Мам, все хорошо. Ты мне положи чего-нибудь, быстрее только. Я ж уже там должен быть. Ну, быстрее, пожалуйста.
Смотрит он так, будто совсем уже взрослый. Конечно, так Обит только кажется, не настолько уж Исэндар изменился в такой короткий срок. Черты на его лице действительно быстро стали жестче и обрели суровость почти взрослого человека, но тем больше эта разница видится именно женщине, привыкшей рассматривать в час усталости черты детского личика еще не повзрослевшего сына.
– Мам! Прошу тебя! – как-то совсем уж по-взрослому уговаривает мальчик старушку-мать, застывшую взглядом на его лице. – Выругает же! Положи чего-нибудь… Ладно. Дай, куда завернуть…
Он хватает кусок хлеба и отламывает, собираясь унести с собой.
– Куда? – спохватывается Обит. – Стой. Дай, соберу. Ох, беда на мою голову… не успел вернуться, как уж убежать торопится. Всю ночь… я уж думала… а тут – на тебе. Собери, да собери…
На бурчание матери Исэндар глядит теперь уже совершенно без злости. Это раньше почему-то сразу хотелось рассердиться и капризничать, и словно лишь теперь стало ясно, что вся грубость в уме старушки пробуждается лишь оттого, что иначе в такие мгновения она выразить свое беспокойство попросту не умеет.
– Да ладно тебе, – успокаивает мальчик, чего прежде никогда бы делать не стал. – Да чего тут вообще может случиться? Чего я, буду идти, а тут вдруг камень с неба упадет? Я просто… я… увидел я это… животное такое… э… большое… как… в общем, большое.
– Ох, оленя что ли? – случайно, не догадываясь об этом, подсказывает мать.
– Во-во! Оленя!.. наверное… – подхватывает мальчик. – Ну и увязался. Думаю, а вдруг, поймать бы смог? Не было ничего. Хоть бы палку взял. Так я… ну, гонялся я за ним, думал, схвачу, ну и…
– Схватит он, – бурчит женщина. – Как бы тебя самого не схватили.
– Да кто б меня схватил? Говорю же, поймать его хотел! Ты не верь, если хочешь, а я почти… чуть-чуть не хватило. Чего я, по-твоему, целую ночь пропадал? Я уже думал, все, сейчас точно попадется.
– А если б волки?! – оборачивается мать, недовольно хмурясь. – Они забредают иногда. Вот чего б ты делал! Голова у тебя соломенная… за оленем он погнался… а я тут сижу, не