Жил на свете Воин. Его так и звали – Воин, потому что только это слово подходило неумолимому в битвах, не терпящему слабости, трусов и предателей великому и непобедимому герою. Воин был большим и очень сильным человеком. Его не брали ни стрелы, ни мечи, ни огонь, а если все же случалась рана, то она заживала прямо на глазах и враги в ужасе разбегались от него, подставляя свои трусливые спины. Во всех сражениях он победил, и не осталось вокруг ни одного врага, кто помышлял бы напасть на его страну.
Исполнилась клятва, которую Воин дал себе в детстве, сквозь слезы глядя на тела убитых отца и братьев – уничтожить всех врагов, быть беспощадным к их семьям, навсегда изгнав из себя жалость. Он поклялся, что не прольет ни единой слезы, что бы вокруг него не творилось, и выполнил свою клятву! Он не проиграл ни одного сражения и отовсюду, куда он приходил, враги бежали, бросая награбленное и проклиная непобедимого и неумолимого Воина.
Долго пытались враги узнать, откуда в нем такая сила и почему не берут его ни меч, ни копье и ни стрела, пока не нашли искусного черного колдуна. Разжег черный колдун магический костер, прокричал неведомые никому заклинания, и костер открыл тайну великого Воина. Узнал черный колдун, что силу великую Воин обрел в обмен на клятву не проливать слезы, а побежден будет лишь, когда горе смягчит его сердце, вызвав слезы жалости, и карой станет смерть!
И отправили колдуна к Воину, чтобы ослабил он его, вызвав чарами колдовскими слезы у непобедимого. Прибыл колдун в страну Воина и увидел, что счастливы люди, последовавшие за примером своего вождя, что не плачут они ни в горе, ни в радости, ни от боли, ни от смеха. Удивился колдун, крепко призадумался. Всю ночь думал, а на следующий день пошел к Воину.
Ему пришлось долго и униженно кланяться, чтобы его впустили во дворец, совать монеты в потные руки, льстиво шепча на ухо заманчивые посулы дворовым людям. Добился своего колдун, впустили его. И вошел он в огромный зал, где сидел Воин, большой, решительный и беспощадный, упал на колени и ждал, пока тот окликнет его.
Наконец, заметил его Воин и крикнул громовым голосом, от которого душа колдуна ушла в самые пятки, едва не отделившись от жалкого тела:
- Эй, кто ты и почему валяешься на моем полу?!
Колдун приподнял голову и негромко произнес:
- К тебе я пришел, о Бесстрашный, чтобы помочь тебе, о Великий из Воинов!
Воин удивленно посмотрел на колдуна, все еще стоящего на коленях, хлопнул по рукояти огромного меча и расхохотался:
- А кто сказал тебе, человек, что мне нужна помощь?! Да и чем ты можешь мне помочь?! Я один разобрался со своими врагами и врагами друзей, в моей стране живут самые счастливые люди, а я никогда не просил помощи!
Колдун склонил голову и униженно произнес:
- Ты прав, Величайший, не осталось у тебя врагов…
- Так зачем ты пришел? – Удивленно спросил Воин.
- Хочу открыть тебе глаза, о, Величайший…
- Ты?! Открыть мне глаза?! – Прогремел Воин, привстав со своего места.
Колдун украдкой взглянул на него, и сказал:
- Да, непобедимый. Потому что, думается мне, что закрыл ты их на все беды твоего народа, на несчастья и горести простых людей…
- Да как ты смеешь?! – Воин положил огромную ладонь на рукоять своего меча, - Кто ты такой, чтоб утверждать подобное?!
- Я странник, хожу из города в город, из земли в землю, слушаю, вижу…
- И что же ты увидел в моем государстве?! Разве плохо живут мои люди? Разве боятся они за своих детей, играющих, где им хочется? Разве переживают они за скот, который спокойно пасется там, где трава выше и сочнее, не опасаясь даже диких зверей?! Разве страшатся мужи потерять своих жен, когда никто не идет на нас войной?! Или может, жены боятся не увидеть мужей, которые больше не ходят на войну, потому что воевать стало не с кем?! Назови мне другую страну, где так спокойно и радостно живется человеку!
Колдун низко поклонился Воину и, не вставая с колен, ответил:
- Все так, как ты говоришь, о, Величайший, но позволь, я отвечу.
- Говори! - Прогремел Воин и вновь сел на огромный, но все же еле выдерживающий его вес трон.
- Слезы есть дождь души, омывающий ее после случившегося горя, чтобы душа не очерствела, не потрескалась, как земля в засуху, - начал колдун, - и всякий человек, переставший плакать, рискует превратиться в сухой камень, которому безразлично, идет ли дождь или печет солнце, родился ли младенец или умер он, едва появившись на свет. И горе тому, кто, забыв об этом, ведет жизнь, в которой нет места настоящей радости и искренней печали.
Воин внимательно посмотрел на странного человека:
- Ты хочешь сказать, бродяга, что моя душа очерствела?!
- Нет, о, Великий, но есть большая опасность, что это может случиться. Ведь твои люди не плачут, даже когда хоронят близких, не вытирают слез от смеха. Они стали такими же, как ты – безразличными и равнодушными…
Воин встал, сделал несколько шагов к большому, красивому окну, отчего затрясся пол, а страх змеей вполз в сердце колдуна. Воин открыл окно, и колдун услышал приветственные выкрики, славящие Воина и его дела. Он простер руку и, повернувшись к колдуну, громко произнес:
- Мои люди сыты и здоровы и это радует меня. Их стада несметны, земли обширны и плодоносны, а жены рожают детей, которые не знают, что такое война и это тоже радует меня. Разве это означает, что мое сердце очерствело?!
- Есть способ проверить, о, Величайший, - униженно склонив голову, прошептал колдун, трясясь от страха.
- Способ?! – Воин подошел к стоящему на коленях колдуну, положил свою руку ему на плечо, отчего колдуну показалось, что само небо обрушилось на него.
- Да, о Храбрейший, и если ты желаешь счастья своим людям, ты должен проверить, не превратилось ли твое сердце в камень.
- Говори, но помни, что если твои слова будут пустыми, как брошенная раковина, я без слез разрублю тебя надвое! - Прогремел голос Воина.
Колдун посмотрел на возвышающегося над ним богатыря и, справившись со своим страхом, продолжил:
- Тогда приготовься, о, Величайший…
Колдун вынул из-за пазухи руку и взмахнул ею, рассыпая зажатую в горсти мельчайшую золотую пыль, которая мгновенно окутала его и Воина. Не успел Воин подумать о предательстве, как он и колдун мгновенно переместились из дворца и оказались посреди большого поля, где на каждом клочке земли лежали убитые и умирающие. В воздухе запахло кровью, гарью и смертью! Умирающие от страшных ран люди стонали, кричали, плакали, но не было никого, кто мог бы помочь им. Воин оглянулся, обозревая поле смертельной битвы, повернулся к колдуну и, усмехнувшись, спросил:
- И что?! Я видел такое много раз за свою жизнь, но сердце воина должно терпеть, так что придется тебе, странник, потрудиться, чтобы мне не пришлось доставать свой меч.
Колдун испуганно взглянул на огромный меч, покоящийся в висящих на поясе Воина ножнах, проглотил ставшую вязкой слюну, и тихо проговорил:
- Хорошо, о, Великий!
И снова взмахнул рукой. Серебристая пыль осыпала их, унося в неведомые земли. Несколько мгновений вокруг мерцал серебристый туман, за которым нельзя было различить ничего, но пыль спала, и Воин увидел бесконечно длинную колонну, состоявшую из женщин, детей и повозок, которые тянули связанные толстыми веревками мужчины. По обеим сторонам на лошадях гарцевали вооруженные люди, издававшие дикие выкрики и наезжающие лошадьми на того или иного несчастного, копытами лошадей втаптывая не понравившегося в землю. Уцелевшие вынуждены были тащить полуживого человека, что усугубляло их мучения, но доставляло радость убийце. И лишь натешившись, всадник нагибался и перерезал веревку, а заодно и горло упавшего, и колонна проходила мимо истекающего кровью несчастного.
Всюду раздавались удары хлыстов, оставлявших на спинах пленных широкие кровавые полосы, слышались громкие стоны и детский плач голодных, ничего не понимающих младенцев.
Воин задохнулся, глядя на это. Чувствуя, как огромный комок подкатывает к горлу, он с силой сжал рукоять своего меча но, справившись с чувствами, спокойно произнес:
- И это я видел много раз. Не испытывай моего терпения, бродяга, покажи мне то, чего я не видел!
Трясясь от страха, колдун в третий раз взмахнул рукой, и медная пыль окутала их, скрыв и несчастных пленников и стражников. Воин видел кружащуюся вокруг него медную пыль, испытывая странное желание не ждать, а прямо сейчас вынуть меч и разрубить на части этого человека с повадками змеи. Но он справился, с трудом отведя свою ладонь от рукояти рвущегося в ладонь меча.
Пыль внезапно перестала кружиться и мгновенно опала, открыв неожиданную картину. Воин и колдун стояли на невысоком холме, а перед ними лежал богатый, пестрящий яркими красками базар. Торговля шла весело и бойко. Продавцы громко расхваливали свой товар, покупатели рьяно торговались, женщины примеряли красивые вещи, любовались безделушками, а малолетние воришки сновали по рядам, таская, у кого что придется.
В самом конце базара, где не было ни деревьев, ни кустов и даже травы, а пустыня уже отвоевала себе еще один кусок земли, на потрескавшейся почве виднелись огромные кучи отбросов, возле которых роились тучи мух. Среди снующих крыс копошилась маленькая, сгорбленная фигурка старухи, одетая в грязные, рваные одежды, перетянутые ветхой веревкой. Сухой, костлявой рукой она выуживала из кучи что-то кажущееся съедобным и тут же отправляла это в рот. Воин смотрел на старуху, и в нем поднималось отвращение к этому зрелищу. Он хотел уже сказать колдуну, что с него хватит, терпение его лопнуло, а это зрелище не вызывает в нем никаких чувств, кроме омерзения, когда заметил, что старуха резко согнулась, словно сломалась пополам, упала на колени и ее сухое, маленькое тело содрогнулось от диких позывов. Она не могла остановиться, извергая из себя все, что успела съесть, и даже на холме были слышны ее хрипы и стоны…
- Не подступила ли к сердцу твоему боль, о, Бесстрашный? – Вкрадчиво спросил колдун, пристально глядя на Воина.
Воин гневно взглянул на колдуна.
- Боль?! Да ты безумен, старик! Это все, что ты хотел мне показать?!
- Да, о, Величайший из воинов, это все. О, прости, забыл лишь сказать, что эта старуха…, это твоя мать!
Не понимая, что толкнуло его, Воин сделал шаг, внезапно оказавшись у подножия вонючей кучи, поднял ничего не весившую старуху на руки и, стараясь не дышать режущим глаза запахом, вынес ее из смрада. Он дошел до ближайшего дерева, бережно уложил старуху на землю и ладонью протер ей лоб. Старуха открыла глаза.
- Это ты! Я знала…, что увижу тебя…, сынок! – Старуха с трудом прошептала эти слова и умерла, так и не услышав, что хотел сказать Воин.
А он стоял на коленях, глядя на ее высохшую руку, где под выжженным рабским клеймом виднелся знакомый ему с детства шрам – след от собачьих клыков, с трудом вспоминая, как мать защитила его от бешеной собаки, подставив свою руку. Он все смотрел и не понимал, почему всегда такой четкий и понятный мир, вдруг стал расплываться, теряя контуры и очертания, поблескивая и посверкивая, как блестит и сверкает на ярком солнце бегущий между камнями ручеек. Что-то забытое давно и навсегда мощно поднималось из живота, груди и выше, заполняя тело и рассудок. Воин не понимал, отчего так горят его щеки, словно невидимые вражеские мечи
