Мы все в своей профессии прорабы

Мы прорабы не только в своей профессии, но и в жизни. Мы сами строим свою жизнь, но и жизнь зачастую строит нас. Эта история про замечательного человека и строительного прораба по специальности.
В последних числах октября 1931 года на вокзал города Караганда прибыл товарный поезд. В вагонах для перевозки скота привезли очередную партию раскулаченных крестьян Поволжья. Из деревни Александровка Сердобского района Саратовской области вывезли большую семью зажиточного, но вовсе не богатого, крестьянина Гаврилина Прокофия Митрофановича. Наемных работников в хозяйстве не было. Вместе с ним приехали близкие родственники: взрослые дети с женами, мужьями, несовершеннолетние дети. Всего вывезли 18 человек.

Наш главный герой Тимофей – старший сын Прокофия. На момент высылки ему исполнилось 32 года. В семье Тимофея вместе женой Пелагеей Пантелеевной привезли троих несовершеннолетних детей. Старшему сыну Александру в ту пору исполнилось 10 лет.
Из состава выгрузили всех прибывших членов кулацких семей и подкулачников. Встретила переселенцев охрана и комендант поселка №21. Сделали перекличку. Женщин и детей посадили на подводы и повезли под охраной в чистое поле. Посередине нового лагеря стоял вагончик охраны и столб с указателем – поселок №21. Это была территория будущего поселка Майкудук.
Меня всегда интересовал перевод на русский язык с казахского название поселка Майкудук. Наконец-то, в процессе написания этой работы всезнающий интернет дал мне более десяти ссылок на перевод и историю названия поселка. Май – это масло, кудук – колодец. Все переводится как масляный колодец. Это название глубокого байского колодца с каменной кладкой, который был наполнен вкусной и чистой водой. В процессе всеобщего раскулачивания бая прогнали, а колодец стал общественным. Нашим переселенцам еще повезло, что в чистой степи был в пределах досягаемости колодец, несколько родников, степная речка с холодной, чуть солоноватой, водой. По речке были заросли тальника, в степи нашлись залежи глины, которая могла быть строительным материалом с определенной натяжкой.

Мужчин отправили на погрузочно-разгрузочные и строительные работы. Женщины и дети три дня и три холодных ночи провели под открытым небом. На четвертый день приехал Тимофей, привез лопаты, топоры. Все вместе выкопали землянку, настелили пол из веток тальника, караганика, сделали маленькое окошко, завесили тряпкой. Стены выложили из дерна, крышу закрыли ветками и тонкими пластами дерна. Через неделю мужчин вернули к женской половине ссыльных. Всех, кто имел маломальский опыт строительства, привлекли к работе по возведению бараков. Строили из небольшого количества завезенных материалов, а также из дерна и самана. Самодельный кирпич из глины, песка и соломы – саман, готовили все вместе, включая детей. Месили ногами глину, добавляли солому, траву, песок и воду. Формировали кирпичи и сушили, по мере возможностей, в сложенных пирамидах. Тимофей и его отец Прокофий были мастера на все руки. Они были обучены с детских лет плотницкому и столярному, кузнечному делу. Особо был оценен их опыт и квалификация в искусстве возведения печей. Отец и сын могли выкладывать камины, голландки, русские и простые кухонные печи. В холодной безлюдной казахстанской степи выжили те семьи, который получили обогрев их жилища. Все готовили топливо для зимы, собирали и сушили кизяки, ветки и прутья лозы. Прокофий, вместе с сыном, научился сооружать печи практически из ничего. Использовали пласты дерна, саман, глину с песком для обмазки печи. Иногда выдавали кирпичи и чугунные плиты, но даже бараки на 50-70 человек нередко оставались без отопления. Помимо работы по нарядам стройтреста мужчины выполняли заказы соседей по поселку. Как правило, в оплату шли продукты питания. Семья пережила зиму с минимальными потерями только благодаря золотым рукам главы семейства и старшего сына. К весне дожили только третья часть переселенцев. Практически не выжил никто из малолетних детей.

Через год, другой жизнь стала легче. Выстроили бараки, наладили снабжение стройматериалами, хотя и весьма скудное, иногда давали уголь для отопления. Многих мужчин отправили работать на подземные работы в шахту. При выполнении норм выработки шахтерам давали хорошие продуктовые пайки и выплачивали небольшую заработную плату. Выходить за пределы поселка можно было только на работу.

Большая часть семьи работали в Стройтресте. Прокофий и Тимофей имели высочайший авторитет и заслуженное уважение жителей поселка, рабочих и руководителей стройки. К середине 30-х годов положение семьи упрочилось. Жена Тимофея – Пелагея родила дочь, а затем сына.

Во время войны Тимофей работал прорабом, руководил строительным участком, возводил в основном бараки, затем и двух квартирные дома. Легко научился читать чертежи, а строительные навыки и природная хватка позволили ему успешно решать все производственные вопросы.

Вскоре после войны Прокофий Митрофанович ушел из жизни. Остановилось сердце. Тимофей остался за старшего в семье.
В начале 50-х годов Тимофей со своим участком получил крупный заказ на строительство 40 двух квартирных домов в районе поселка Майкудук. Семья получила возможность выехать из барака, так как Тимофею обещали выделить квартиру в одном из домов новостройки. Квартиру выдели. Пользуясь своим служебным положением, Тимофей немного перепланировал свою половину дома. Во-первых, он расширил кухню в стиле деревенской избы пятистенки. Это, когда дом делится пятой стеной пополам, и в передней части избы устраивается большая печка и просторная кухня – столовая. По существу кухня практически служила большой гостиной.
Особое значение имело обустройство отопления дома. Мой дядя Тимофей был замечательным и вдумчивым печником. Выстроенные им печи никогда не дымили и четко выполняли свое предназначение. Кухонная печь позволяла удобно и экономно готовить пищу, выпекать пироги, запекать мясо и картошку в духовке. Никогда не забуду пирожки Пелагеи Пантелеевны (тети Поли), жены дяди Тимошки. Приготовленные пирожки в ее замечательной духовке с «аржанной муки» были сказочно вкусные. Как говорила хозяйка, люблю выпечку с «аржанной муки», получается вкусно и сытно, с белой муки такие не испечешь. Пирожки тети Поли были хрустящие, хорошо и ровно прожаренные. Особый вкус имели острые хрустящие кончики пирожков с ярким запахом свежей ржи.

Я никогда не слышал ни слова, так называемых семейных разборок, в отношении Пелагеи и Тимофея. Никогда тетя Пелагея не говорила худого слова про своего хозяина. Наверное, это «синдром крестьянкой семьи», где сноха была бесправным человеком. Но, тетя Поля могла и голос проявить, когда дело касалось ее хозяйственных интересов. В ее доме не было ни одного покупного изделия из дерева. Все сундуки, табуретки, стулья и стульчики, шкафы и шкафчики были с любовью и умением изготовлены хозяином дома.
В хозяйстве тети Поли не хватало стульчика для чистки картофеля, чуть пониже табурета, но выше детского. Когда дядя Тимошка с первого раза не выполнил ее указания, то тетя Поля в присутствии моих родителей, которых Тимошка безмерно уважал, пристыдила мужа, ей неудобно чистить картошку без стульчика. Вскоре дядя изготовил устойчивый удобный стул по заказу Пелагеи.

Тетя Поля «строила», как она говорила, стеганые одеяла на заказ из материала заказчика. Одеяла изготавливались на специальном каркасе, который тоже готовил дядя Тимошка. Одеяло могло быть одно, полутора и двуспальное. Тетя Поля попросила мужа сделать одни пяльца универсальные, чтобы можно было переставлять планки по размеру в соответствии с заказом. Несмотря на ропот главного столяра, заказ супруги был выполнен. Помню гордый вид тети Поли, когда она показывала нашей семье почти готовый заказ, выполненный для соседки, которая готовила приданное для дочери. Предмет гордости выглядел великолепно. Верх был из атласного шелка нежно голубого цвета, нижнее покрытие из качественного дорогого сатина. Шелк к телу нельзя, будет холодить и скользить. Набивка была пуховая. Мало того, что одеяло было безумно красивое, оно было легкое и теплое. Приработок Пелагеи Пантелеевны также привносил неплохой вклад в семейную копилку.
Первый платяной магазинный шкаф появился в доме в 70-е годы, когда старшая дочь окончила университет, и стала работать в отделении госбанка.

Кстати заметить, что на получении высшего образования дочери, настоял дядя Тимошка. Когда дочь с большим трудом, слезами и бессонными ночами получила диплом, она принесла его домой и вручила отцу со словами: «Возьми, папка, ты так хотел это видеть»! Правда, что гораздо позже, благодарность дочери за прозорливость отца была безмерной. Сам Тимофей имел образование 4 класса церковно-приходской школы, но ума и практической сметки хватало на два диплома о высшем образовании.

Для меня, мальчика в возрасте 10-12 лет, отдельной песней было посещение мастерской дяди Тимошки, расположенной в сарайчике приусадебного участка. Привлекали меня, в первую очередь, целые колоны инструментов. Главным моим вопросом было: «А это что, а это для чего»? Запомнил ответы и вид инструментов на всю жизнь. Рубанок, чистовой рубанок, четверть фуганок, полу фуганок, шершепок (на самом деле – шерхебель – узкий рубанок, для черновой обработки дерева), долота, стамески, буравы и многое другое.

Дядя Тимошка подарил моему отцу, точнее, папа выпросил у мастера столяра, шерхебель и рубанок. Шерхебель дядя Тимошка не уважал. Мастеру, на мой взгляд, претил грубый результат работы чернового инструмента. К примеру, сундук, изготовленный дядей для его мамы (моей бабушки – Прасковьи Ивановны) имел вид полированного дерева. Все доски этого замечательного изделия были обработаны фуганком до зеркального блеска. Я уже писал про бабушкин сундук в Стразиках жизни, часть третья.(: https://proza.ru/2020/03/25/1489)

Рубанок благополучно перекочевал ко мне на подмосковную дачу. Совсем недавно я строгал им бруски для ремонта ограды. Лезвие рубанка несколько затупилось, и я решил его заточить. Обычно использовал для этих целей напильники. Однако все мои точильные инструменты скользили по металлу, как коньки по льду, не оставляя даже царапин. Взял новый точильный брусок, но результат был еще хуже – при заточке камень исходил на пыль, а лезвие оставалось тупым. Наконец достал из дальнего угла гаража древний полустертый оселок и довел лезвие рубанка до остроты бритвы.

Предметом особой гордости мастера была печь голландка, встроенная в стену между комнатой дочери и залом. Со стороны зала стена была выложена кафелем. Топилась печка из комнаты дочери, но обогревала всю жилую половину. Секрет заключался в многоходовом дымоходе, который обогревал всю стену до потолка. Печь протапливалась только в сильные морозы. Вспоминается, что, когда мы приезжали в гости в дом дяди, мама сразу приходила с холода к теплой печке, прислонялась мерзлой спиной к горячему кафелю и мурлыкала от удовольствия. Я не помню подробностей, но отец долго беседовал с Тимошкой по схемам дымных ходов в различных системах и конструкциях печек. Весь секрет в