Дикий – это ничего, - ответил Семеныч, - мы его быстро окультурим. Еще и читать научим, верно, «Непутевый»?
- Может, и писать заодно?
- А что, - Семеныч погладил меня по голове, но конфетки больше не дал, - может, и писать научим. И считать. Что скажешь, парень?
Что я мог ответить?
И начались дни, заполненные тем, что еще несколько дней назад я и во сне не мог представить. Нас: «Лису», Смелого», «Боби» и других водили по разным помещениям, где проделывали самые разные вещи. Например, меня часто сажали в круглую, маленькую нору, прикрепляли к телу разные непонятные мне штучки, и я сидел в тесном пространстве, наблюдая за людьми в белом, сверкающем, черном. Каждый был чем-то занят и только Семеныч всегда стоял неподалеку, внимательно наблюдая за мной.
Каждый день был похож и непохож на предыдущий. Сначала прогулка, потом еда, после которой начинались тренировки. Мы с Семенычем бегали по потрескавшейся земле, преодолевая различные препятствия в виде стен, перепрыгивали через ямы. Семеныч учил меня разным командам (не знаю для чего, но было интересно), то поругивая, то нахваливая.
Несколько раз сажали в нору, в которой я наблевал в первый раз, и должен сказать, что мне все легче становилось переносить этот «бег по кругу». Я чувствовал, что скорости и нагрузки становятся все выше и тяжелее, но мой организм уже приспособился к этому, и я почти получал удовольствие от процесса. Я не знал, как другие переносят все это, но однажды видел «Смелого», который вместе с высоким человеком выходили из того ангара и отметил, что вожак выглядит как всегда – сильным, настороженным и готовым ко всему. Да и Семеныч однажды сказал мне:
- Тебе, брат, нужно потрудиться, чтобы стать номером один. Потому что сейчас это «Смелый», а ты у нас только четвертый. Даже «Лиса» и та – третья.
Странно было слушать эти речи – и так всем было понятно, что «Смелый» номер один! Без всяких мучений, тренировок и приятелей Морфея.
Иногда приезжали какие-то люди, ходили от клетки к клетке, разглядывали нас, о чем-то негромко разговаривая друг с другом. Семеныч тоже ходил с ними, рассказывая что-то невысокому, плотному человеку с седой шевелюрой. Возле моей клетки группа людей задерживалась не дольше, чем у других, но Семеныч всякий раз подмигивал, словно ободряя и успокаивая меня. Я видел, как невысокий с шевелюрой что-то говорил окружавшим его людям, указывая на «Смелого», как те кивали головами.
А потом снова были тренировки, проверки и опять тренировки, тренировки. Я настолько свыкся со всем этим, что однажды, когда за нами никто не пришел, был очень удивлен. Впрочем, удивлен был еще и потому, что клетка напротив пустовала - «Смелого» не было ни в клетке, ни рядом. Я волновался, не в силах объяснить, что меня тревожит, носился по тесной клетушке, накручивая круги и не замечая злобных взглядов Боби. Несколько раз пытался привлечь внимание «Лисы», но она лежала на полу своей клетки, не обращала на меня никакого внимания. Я чувствовал ее состояние, и ее грусть передавалась, постепенно преображаясь в самую настоящую тревогу.
Хуже всего было, когда меня втискивали в ужасно тесную нору, в которой невозможно было даже почесаться, хотя стоит заметить, что с тех пор, как я попал в это странное место, блохи перестали меня донимать. Не знаю, то ли из-за воды, которой меня поливали в первые дни, то ли из-за той пахучей дряни, которой обмазали шею – так или иначе, но отсутствие назойливых насекомых было большим плюсом. В норе было темно и холодно, поскольку сидеть приходилось довольно долго. Сначала было страшно, но после двух отсидок стало ясно, что никакой опасности нет, и я заскучал. Воспоминаний о прошлой жизни было не так много и, перебрав их по многу раз я, в конце концов, научился засыпать в неудобной норе в ожидании лакомств, которыми иногда баловал меня Семеныч…
А потом пришла беда. Заметив идущего к моей клетке Семеныча, я сразу понял – случилось что-то ужасное.
- Да, братец, такие дела, - пробормотал Семеныч, открывая дверцу и выпуская меня, - не повезло «Смелому», не повезло. Зато повезло тебе, - он погладил меня по голове и еще раз повторил, - такие дела, брат.
Было непонятно, о чем он, но от него пахло чем-то неприятным. Я не знал, что это за запах, резкий и острый но, когда Семеныч наклонился, чтобы прикрепить поводок к ошейнику, который я носил теперь постоянно, запах стал настолько сильным, что я невольно отшатнулся от Семеныча.
- Ты чего?! Не бойся, дурашка, сегодня уже ничего не будет. Просто погуляем. Давай, пошли. Щас и «Лису» выпустим, вместе погуляете. Колян сегодня не придет.
Колян это тот, который приносил «Лисе» еду, водил ее гулять и по все прочее. Не скажу, что я его недолюбливал – относился к нему, как и ко всем остальным. Кроме Семеныча…
«Лиса» удивленно переводила взгляд с меня на Семеныча, пока он возился с дверцей ее клетки. Она даже отошла назад, прижавшись к задней стенке. Наконец, Семеныч открыл дверь и, глядя на «Лису», негромко произнес:
- Ну, иди ко мне, рыжая.
«Лиса» осторожно сделал шаг вперед и Семеныч, подбадривая ее, снова сказал:
- Иди, иди ко мне. Пойдем гулять.
На площадке Семеныч отпустил нас с поводков, давая побегать в свое удовольствие. Сначала она не разрешала мне приближаться, но постепенно ее суровость сменилась на милость, и я уже мог стоять рядом, ожидая, когда она выйдет из напавшей на нее вдруг задумчивости. Она искала «Смелого» (кто бы сомневался), а вокруг было еще много мест, напоминавших о нем, и я пару раз услышал, как она тихонько, еле слышно, плачет. Помочь я ничем не мог, разве что своим присутствием, но что-то не припомню, кому оно вообще хоть раз помогло.
Иногда я смотрел на глядящего в темное небо Семеныча, но мое внимание было приковано к «Лисе». Я так и не узнал, что он там высматривал, но с тех пор сам иногда смотрю…
Прогулка длилась дольше обычного. Судя по неторопливым движениям Семеныча, он не собирался загонять нас в клетки. Через некоторое время на площадке показался Боби – его вел невысокий человек, который увидев полулежащего на земле Семеныча, отпустил «Боби» с поводка и направился к нему. А «Боби» рванул к нам. Точнее ко мне…
Я успел развернуться к нему, но он был большим и тяжелым, и его неожиданная атака застала меня врасплох. Мы столкнулись, и я почувствовал на себе силу его ненависти. Клыки прокусили мне шкуру в районе лопатки. Было больно, обидно и… несправедливо! За что?! Ведь я ничего плохого ему не сделал!
Я рванул в одну сторону, в другую – «Боби» не выпускал меня, продолжая сжимать челюсти так, что казалось еще немного, и он прокусит меня насквозь! Боль становилась невыносимой, а я все никак не мог развернуться, чтобы скинуть его. Резкими, рваными скачками я пытался уйти в другую сторону, но «Боби» только глухо рычал, не разжимая челюстей. Я чувствовал, как его острые клыки почти оторвали кусок моей шкуры и страх, вперемешку с отчаянием сделали свое дело. Напрягшись, я изо всех сил рванул сначала от него, а потом, резко изменив направление, поддался в сторону «Боби», отчаянным броском сбивая его на землю. Он открыл свою пасть, и я оказался на свободе. С изорванным в клочья плечом, кровоточащей раной, но свободный и обезумевший от злости, не помня себя, я прыгнул на встающего на ноги «Боби», сбил его еще раз и вцепился зубами в его горло.
В последний момент он успел немного отодвинуться в сторону, и поэтому в зубах оказалась лишь густая шкура, которую я сдавил со всей силой, стягивая и душа своего врага. Он и вправду задыхался. «Боби» сумел подняться на ноги (все-таки он был сильнее меня), но оторваться ему не удалось. Я вцепился мертвой хваткой, готовый душить, пока он не сдохнет! Видимо это понял и «Боби», который теперь был готов на все, лишь бы избавиться от меня, и «Лиса», с нескрываемым любопытством наблюдающая за нашей дракой, и Семеныч, пытавшийся криком разнять нас…
Ага, щас! Отпущу я его, как же! Чтобы он в следующий раз снова напал на меня?! Нет, уж, задушу гада, тогда, пожалуйста! Но у Семеныча и подбежавшего с ним невысокого человека были другие планы: Семеныч поднял руку, и я почувствовал сильный удар поперек спины. Сжав зубы насколько это возможно, я развернулся, не позволяя Семенычу еще раз хлестнуть меня поводком, но тут меня схватил невысокий человек и… оторвал от земли, легко подняв мое тело. «Боби» скулил во все горло, и эта песня была лучшей из всех слышанных мной. Меня поднимали все выше, а вместе со мной и забившегося в панике «Боби». Я почувствовал, как сильные руки Семеныча пытаются разжать мою пасть, но продолжал сжимать челюсти, пока не почувствовал, как между ними просунули что-то твердое.
Я отпустил «Боби», который, не веря своему счастью, рванул куда-то в сторону, не видя дороги, спотыкаясь на каждом шагу. Во рту остался вкус его шерсти и крови - мерзкий, ненавистный вкус! Я слышал, как Семеныч что-то говорил, но возбуждение было так велико, что я не понял ни слова. Я смотрел на «Лису», которая, казалось, была сильно удивлена исходом нашей драки и с интересом поглядывала на меня, изредка поворачиваясь, чтобы увидеть убегающего «Боби»…
Странно, но меня не наказали. Если не считать встречи с приятелем Морфея, куда после драки отвел меня Семеныч и очередного болезненного укола, после которого захотелось спать. Когда я очнулся, вокруг снова была клетка и темнота. Я встал на ноги, подошел к миске с водой и сделал пару глотков. Память быстро возвращалась, и я повернулся направо, пытаясь в темноте разглядеть, здесь ли «Боби». Его не было, зато я услышал шорох слева и радостно повернулся к еле заметной во тьме «Лисе». Нам не нужны слова, чтобы выражать свои эмоции, достаточно и одного взгляда, чтобы понять, о чем думаем, что испытываем. Я слышал ее настроение, мысли, желания. Сначала показалось, что ошибся, но это было не так – и настроение, и мысли и желание у нее были об одном – о побеге! Она призывала меня бежать из этого ужасного места с восхитительной едой, а я был готов выполнить любое ее желание. Но клетка была закрыта, и я лег на прохладный пол. Так легче думается. Хотя, чего тут думать? Задача поставлена, нужно найти способ решить ее…
На следующий день меня снова таскали по разным комнатам, прикладывали холодные металлические штуки, назначение которых было по-прежнему непонятно. Люди в белом о чем-то говорили Семенычу, а приятель Морфея больно сорвал повязку с раны, которую прикрепил вчера и, смазав саднящую рану чем-то вонючим, перемотал плечо так сильно, что ходить стало очень неудобно.
«Боби» я увидел, когда все процедуры закончились и Семеныч вернул меня назад, в клетку, где уже стояла миски с едой и свежей водой. Шея «Боби» была обмотана чем-то белым (похоже, тем же, что и мое плечо), а сам он был какой-то дерганый. Семеныч подвел меня к клетке и тут я увидел, что в соседней кто-то лежит на полу. Я вопросительно посмотрел на Семеныча.
- Да, братец, теперь у тебя есть сосед, а зовут его, - Семеныч посмотрел на лежащего в соседней клетке, повернулся ко мне, - его зовут «Дезик». Думаю, вы поладите.
Я не знал никакого «Дезика», и знать не хотел. Все, что мне было нужно, это поесть и поспать. Для осуществления нашей задачи нужны были силы. Много сил.
Поев, я посмотрел на «Дезика», приветливо завертевшего
