перестал.
Усевшись на стул, Джек снова закурил. Сев рядом, Кэрол мельком подумала о том, как он много курит. Видел бы Рэй, он бы прочитал ему лекцию о том, как вреден никотин для здоровья и внешнего вида, когда портится кожа и темнеют зубы, не говоря уже о не для всех приятном запахе табака. А Джек, скорее всего, выпустил бы ему в лицо струю дыма и послал куда подальше.
Кэрол улыбнулась собственным мыслям, забавляясь над созданной в воображении ситуацией.
— А теперь расскажи-ка мне поподробнее о твоих отношениях с убитыми девочками, — попросил Джек Мэтта.
— Да, в общем, и рассказывать-то нечего, — Мэтт пожал плечами. — Я возил их вместе с другими детьми в школу и домой. Так и сдружились. Иногда девочки пропускали занятия, и мы ходили гулять.
— Куда?
— В парки, или просто по улицам. Сидели в кафе, ели мороженное…
— Девочки всегда ходили с тобой все вместе?
— По-разному.
— Поодиночке тоже?
— Да.
— То есть, они тебе полностью доверяли?
— Наверное.
— А почему ты пил?
Мэтт помолчал, разглядывая свои руки. Джек терпеливо ждал ответа.
— Не знаю. Пил и все.
— А почему, когда совершались убийства, ты был один? Где была твоя жена?
Мэтт насупился еще больше, не поднимая глаз.
— Что ты ломаешься, как девица? Отвечай! — начал раздражаться Джек.
— Не знаю, где она была! Таскалась с очередным любовником, скорее всего. Неделями дома не появлялась.
У Кэрол ошеломленно отвисла челюсть. Повисла неловкая пауза.
— Любил ее? — ненавязчиво, с сочувствием в голосе спросил Джек.
— Любил, — подавлено шепнул Мэтт. — Пытался бросить — не смог. Жить без нее не хотелось. Надеялся, что перебесится, одумается.
«А сейчас ты тоже ее любишь?» — захотелось спросить Кэрол, но она, естественно, промолчала, чувствуя после слов Мэтта неприятный осадок в душе. Даже сейчас в его голосе слышалась боль, когда он говорил о своей жене. Как же несчастен он был тогда? Было ли в его жизни хоть что-то, чем можно похвалиться, или вся его жизнь — это сплошное несчастье? Видимо, Моника Ландж не преувеличивала, когда говорила, что ее сын — хронически невезучий человек, собирающий на своем пути все возможные беды.
— Ты можешь мне подробно и точно рассказать, что ты делал вечером и ночью, когда совершались эти преступления? — попросил Джек.
— Я пришел с работы, поужинал… и напился. Так было во время первого, второго и даже третьего преступления. Так было почти каждый день, когда отсутствовала моя жена.
— А потом? Ты заснул? Во сколько это было?
— Я не помню. Наверное, я пил, пока не отключился.
— Ты хочешь сказать, что был в таком состоянии, что отшибло память?
— Ты что, никогда не напивался до такой степени?
— Да нет, не приходилось пока, — растерянно ответил Джек.
— Ты просто пьешь, пока тебя не вырубит, и просыпаешься на следующий день с жутким похмельем. И как-то не задумываешься о том, когда ты уснул.
— И в те вечера ты напился именно так сильно?
— Вообще-то, я выпил тогда не так уж и много. Устал, наверное, вот и сморило так, что не заметил.
— Потому и не смог дать твердых и определенных показаний. Сам себя под петлю подвел. Соврал бы уже, что ли! Проще было сказать, что пришел с работы, поужинал, смотрел телевизор, например, и в уснул в девять часов.
— От меня требовали правды, вот я и сказал правду. Если я пил, это еще не значит, что я убивал.
— Это значит, что есть повод усомниться в твоих расплывчатых показаниях, и того хуже, вызвать подозрения, что ты мог совершить эти преступления под влиянием алкоголя. Может, когда ты пьян, в тебе агрессия просыпается, и ты ищешь кого-нибудь, на ком можно выместить свои обиды и злость. И выместил их на этих девочках.
— Я никогда и ни на ком ничего не вымещал! Потому я и пил, что не мог ответить злом на зло, наказать, отомстить…или хотя бы не допускать, чтобы мне делали больно. Тряпка я, понимаешь? Тряпка! Все терпел, все прощал, только душа моя истощилась, изболелась. Не осталось сил, руки опустились. Тяжело постоять за себя, но быть безответным еще тяжелее.
Джек с легким недоумением смотрел на него. Наверное, он не мог понять этого человека, потому что ему неведомо было то, что мешало Мэтту «ходить по головам и плевать в морды», как это делал он, Джек. Не понимал, зачем терпеть, зачем прощать. Зачем жить с потаскухой и страдать от этого? Зачем говорить правду, если ложь выгоднее?
Но Кэрол понимала. Как долго ей тоже приходилось быть безответной, терпеть и не показывать своих обид, загоняя их внутрь, где они своей горечью все разъедали. Разве могла она помешать матери ненавидеть, а окружающим людям — презирать ее, ничем не заслужившую этого девочку? Разве могла призвать их за это к ответу, наказать? Нет. Поэтому ничего другого просто не оставалось, кроме как проглотить все это, как ни противно бы было. А Мэтт был из тех, кто предпочитал промолчать, нежели ответить на обиду, он не сопротивлялся, не боролся, а принимал все, что выпадало на его долю. Он верил в лучшее, и в людях, и в жизни, и старался игнорировать плохое. Так, по крайней мере, думала Кэрол. А может, он был просто слабаком, у которого не хватала мужества даже на то, чтобы избавиться от жены-шлюхи.
Джек Рэндэл подозрительно сощурил глаза, изучая его заинтересованным взглядом.
— Извини, парень, но я тебе не верю, — заявил он. — Ты или зачем-то пытаешься показать себя таким слабым и безвольным, или сам привык так считать, ошибочно, могу тебя заверить. Человек, который не только выжил здесь с таким обвинением, но и не сломался за эти семь лет, не может быть таким, как ты говоришь. А то, что жизнь не ладилась, еще не говорит о том, что ты «тряпка». Жену, конечно, следовало отлупить и вытолкать в шею, ну да Бог с ней! Судьба улыбнулась тебе, она дает тебе шанс начать новую жизнь. Теперь у тебя все будет хорошо.
Джек ободряюще хлопнул его по плечу и поднялся.
— От тебя требуется только продержаться еще немного, пока тебя не освободят. И держи язык за зубами, иначе сам знаешь, что твои тюремные дружки с тобой сделают. А я пока подумаю над тем, как этого не допустить, потому что когда я начну это дело раскручивать, об этом станет известно и здесь. Но, не волнуйся, пока я не обеспечу тебе безопасность, о наших планах никто не узнает. А теперь нам пора. Мы с тобой еще увидимся. И мать свою ты тоже скоро увидишь. Я уже подал прошение, как твой адвокат, и думаю, что нам не откажут…если ты по-прежнему будешь таким же примерным заключенным.
— Спасибо, Джек. Сам Бог, видимо, мне вас послал, — Мэтт тоже поднялся, с признательностью смотря на адвоката.
— Ладно! Еще сочтемся, — небрежно бросил тот, снимая с вешалки плащ.
Кэрол встала и нерешительно приблизилась к Мэтту.
— Потерпи еще немножко, — шепнула она, смотря в его ласковые глаза. — Он вытащит тебя отсюда, он мне пообещал.
Подняв скованные руки, он погладил ее золотистые локоны и улыбнулся.
— Ты похожа на ангела. Ангела, который спустился с небес, чтобы спасти мою никчемную жизнь. Я до сих пор не могу поверить в то, что происходит. Слишком уж это невероятно и похоже на сказку.
— Я не ангел. И скорее, поднялась из ада, чем спустилась с небес, — чуть слышно проговорила она, надеясь, что Джек ее не услышит. Но даже если услышит, все равно не поймет, о чем она говорит. Только Мэтт мог это понять, и он понял.
Бросив взгляд на Джека, она увидела, что он, отвернувшись, сосредоточенно копается в карманах, пытаясь что-то отыскать. Воспользовавшись этим, она шагнула к Мэтту и быстро обняла. Чуть отстранив ее, он перекинул скованные руки через ее голову и снова прижал к себе, нежно обняв.
Прислушиваясь, как взволнованно колотится ее сердце, Кэрол подумала о том, как, оказывается, могут быть приятны мужские объятья. Она не чувствовала страха и отвращения, наоборот, ей хотелось прижаться к нему еще сильнее.
Так и не найдя то, что искал, Джек с досадой обернулся и возмущенно кашлянул, нарушая представшую перед его глазами идиллию.
Мэтт нехотя убрал руки, выпуская девушку из объятий. Джек тем временем постучал в металлическую дверь, которая немедленно открылась, впуская офицера.
— Забирай, — велел Джек, кивнув в сторону заключенного.
— На этот раз я с тобой не прощаюсь, котеночек! — улыбнулся Мэтт перед тем, как уйти.
Тоска и пустота заполнили сердце Кэрол, когда его увели. Сняв со стула куртку, она надела ее и поправила волосы. Поймав не одобряющий и ехидный взгляд Джека, она спрятала глаза, заливаясь румянцем, и прошла мимо него к выходу. Он вышел за ней, и, прикрыв двери, быстро догнал девушку.
— Как насчет того, чтобы пообедать? — спросил он, поправляя воротник плаща.
— С удовольствием, — Кэрол тепло ему улыбнулась, позабыв о своих обидах.
Он не захотел идти в кафе в аэропорту, и попросил таксиста отвезти их в какой-нибудь приличный ресторанчик, где можно нормально и вкусно поесть.
Разместившись в уютном заведении за красивым аккуратным столиком, они не спеша ели принесенные официантом горячие ароматные блюда, запивая красным вином. Молчание угнетало Кэрол, но она не знала, о чем говорить с Джеком.
— Ну, и каким будет твое желание? — с улыбкой спросил он.
Девушка поняла, что он имеет ввиду проигранное пари.
— У меня сейчас только одно желание — чтобы Мэтт вышел на свободу.
— Ну, это само собой, и в расчет не берется.
— А можно желание останется за мной, чтобы я потом коварно им воспользовалась при подходящем случае?
— Как пожелаешь, — засмеялся он. — Как отец, не достает расспросами?
— Пока нет.
— Он всегда сует нос в твои дела, даже в личную жизнь?
— Ну… вообще-то, да. А в личную жизнь особенно.
— Волнуется о тебе, стало быть. Переживает.
— Ага! — ухмыльнулась с горечью девушка. — Наверстывает упущенное!
И тут же прикусила язык, сообразив, что ляпнула лишнее.
— Это хорошо, — заметил Джек. — Моя мать бросила меня с отцом, когда мне было двенадцать лет, и даже не пытается «наверстать упущенное», как ты выразилась.
Не ожидавшая от него такой откровенности, Кэрол растерялась, не зная, что ответить.
— И вы с ней не видитесь? — робко спросила она.
— Нет. Да мне это и не нужно. Я ее никогда не прощу, и если она когда-нибудь сунется ко мне, вышвырну за дверь, — в его спокойном голосе не было бравады или напускной злобы, даже обида не слышалась, только жесткость и непреклонность. И Кэрол почему-то не усомнилась в том, что он сделает именно так, как говорил.
Она задумчиво разглядывала салат в своей тарелке, удивившись тому, что у нее с Джеком обнаружилось что-то общее. Этим «что-то» было отсутствие любви между ними и их матерями. Они оба были лишены в детстве материнской заботы и тепла. Но Кэрол никогда не задумывалась над тем, может ли она простить свою мать, и как бы поступила, если бы Элен раскаялась и захотела наладить между ними отношения. Наверное, простила бы, обняла и поцеловала, и долго-долго бы плакала в ее объятиях. Она мечтала о любви Элен всю свою жизнь, даже сейчас, и ради ее ласкового взгляда готова была забыть обо всем, даже о сотни долларов, за которые она ее продала.
— Я сказал что-то не то? — озадачено поинтересовался Джек. — Почему ты так загрустила?
Кэрол поспешно подняла голову и улыбнулась.
— Совсем нет, тебе показалось.
— Твоя мать тоже тебя бросила? — прямо спросил он.
—
