необходимость, перебирал и настраивал, был тесен. Немного свободного места было только в переднем углу возле окна, где стоял его письменный стол. В качестве официальной нагрузки Кобринский проводил ежегодную диспансеризацию студентов и вел небольшой, на один семестр, курс спортивного массажа на первом курсе. В остальное время ему не мешали. Невысокий, еще и сутулящийся, он ходил быстрым шагом, немного прихрамывая, всегда держа руки в карманах халата. Но неприметная внешность была обманчива. За свой предмет он спрашивал без скидок и поблажек. Нельзя было перепутать разминание с выжиманием или потряхивание с вибрацией. Или того хуже, после сданного экзамена по анатомии, не назвать или не показать какую-нибудь мышцу. Он был убежден, что навыки массажа нужны абсолютно каждому спортсмену. Сдавать зачет к нему ходили по нескольку раз. "Автоматов" Кобринский не признавал. Правоту его требований он осознал, когда в госпитале терзал, приводя "в чувство" отказывающуюся работать ногу.
Постучав, он открыл застекленную дверь, торопливо и оттого резко. Дверь звякнула стеклом. Ефим Самойлович, сидящий за столом, поднял голову. Смерил взглядом фигуру вошедшего: "Рассказывайте, с чем пришли." Он, понимая, что от Кобринского сейчас зависит если не судьба, то дальнейшее обучение точно, стал многословно говорить о ноге, о госпитале, об операциях. До разговора с деканом не дошел. "Показывайте," - перебил поток сбивчивых слов Кобринский. Увиденное, похоже, оптимизма ему не внушило. Он тыкал пальцем в разные мышцы, мял ногу маленькими, но сильными руками, не обращая внимания на боль, которую причинял своими манипуляциями. "Может, на заочное? Там попроще." - спросил наконец. Он отрицательно помотал головой. "Хорошо. Будешь ходить сюда три раза в неделю. И дома делать все, что я напишу."
"Все будет хорошо... все будет хорошо, прорвемся..." повторял он, пока спускался в деканат.
Его восстановили. С условно-испытательным сроком до сессии.
7.
"К Кобринскому он поедет в понедельник. Впереди два дня... "
Вечером, вернувшись из института, он нашел в квартире весь свой нехитрый спортивный инвентарь, который собирал с четырнадцати лет, решив накачать мышцы. Книгу ему тогда подарили, Вейдера. "Культура тела". Что-то, лыжный эспандер, например, купил в "Спорттоварах". Пояс из плотной ткани с кармашками для отягощений сшил сам, подсмотрев идею в журнале. Полуторапудовую гирю отдал за ненадобностью сосед по даче, тащить ее километра полтора до дома было тяжело и неудобно, но он допёр...Последней появилась маленькая гимнастическая штанга. Тренер, заметив вдруг появившиеся огрехи в технике, выдал ему по полной программе. Выгнать грозился даже..."Железо" стояло в углу, протертое от пыли заботливыми руками и готовое к применению. Для "железяк" время еще придет...
Впервые за долгое время он спал без снов. Раньше бы сказал: "как убитый". Сейчас наоборот, это казалось признаком возвращения к жизни. Дома...
Он проснулся с острым желанием что-то делать. Прямо сейчас. Горы ворочать хотелось. Жизнь мощно проявлялась во всем - в солнечном луче, огромным зайцем разлегшемся на полу, в свежести, пахнущей ночным дождем, которого он даже не слышал, в лязге первого трамвая, остановившегося под окном, в оголтелом воробьином гвалте во дворе. И даже в тишине, которой еще была наполнена квартира, и которую требовалось срочно нарушить. Весь организм, жаждущий деятельности, требовал этого немедленного действия.
Отбросив покрывало, он сел. Нога решила напомнить о себе, кольнув болью. Ерунда. Вчера Кобринский подробно расспрашивал о его занятиях, намечая план реабилитации. "О релаксации не забывай. Поплавать бы хорошо. В воде нагрузка распределяется равномернее. То, что тебе сейчас нужно, общий тонус. И кости нагружать не будешь лишний раз. Ты же все на "костях" делаешь. Суставы, Слава Богу, целы остались, перегружаются. Вода эту нагрузку снимет, а сопротивление даст посильнее, чем резина твоя..."
Но бассейна дома не было, поэтому он подхватил приготовленный с вечера лыжный эспандер, пару самодельных манжет-отягощений с песком - для рук, и спустился во двор, пока ещё он был пуст.
Вернувшись с тренировки, вспотевший, но по-прежнему бодрый, полез в душ. Из-за льющейся воды не сразу услышал стук в дверь. "Звонок надо починить..." Робкий какой-то. Через паузу стук повторился, чаще и сильнее. Пока он наспех вытирался , натягивал штаны-треники, стук прекратился. Открыв дверь, не увидел никого. Он выглянул на площадку - у окна между этажами стояли близняшки, Аня и Настя.
"Привет..." - удивлённо, врастяжку сказал он, - каким ветром?"
Девчонки, как будто на полуслове прервав спор, одновременно обернулись.
"Привет! Анька тебя из окна увидела, как ты занимаешься... А мы хотели сегодня на Амур пойти, пойдёшь с нами?.. Ты что сегодня делать будешь?" - скороговоркой выстрелила Настя. Девчонки на этот раз надели блузки разного цвета. И волосы были распущены. Но Настя повязала ещё скрученную жгутом косынку, которая придавала ей слегка разбойничий вид... Им явно не хотелось, чтобы их путали.
Они шли знакомым с малолетства любому "коренному" шкету путем - тропинкой через овраг, узкими проулками между частными домами, вдоль мелкого ручья, превращавшегося после дождей в небольшую, но бурную речку...
Он нес сумку с припасами. Девчонки на пляж собирались основательно, как было принято в их рабочей слободке, где на реку в выходные выбирались семьями на весь день. Вареные вкрутую яйца, круглая и длинная редиска, пучок зелёного лука, сосиски или вареная, а то обжаренная, колбаса. Молодая картошечка в мундире... Хлеб, конечно. Ну и термос - с чаем или квасом, что взяли с собой девчонки, он не знал.
"Хороший у вас аппетит," - взяв сумку из рук Ани и оценив её вес, он заглянул в неё. Сестры только переглянулись...
С пригорка над верхушками черемух и грушевых деревьев, что, нависая над крышами, росли возле каждого "своего" дома, до самого горизонта синел Амур. Левый берег терялся в июльском мареве. Приближающееся к зениту солнце разбросало бьющие в глаза яркие блики по всей шири реки, стерев границу между водой и чистым, без единого облачка, небом, как будто и не было ночного дождя.
Скинув одежду, девчонки остались в купальниках и, ойкая от обжигающего босые ноги песка, пошли к воде. Он замешкался, вдруг поняв, что сейчас они увидят его ногу. Соглашаясь пойти с ними, об этом он даже не подумал. Хотелось не очень, предвидя девчачье любопытство и неизбежные вопросы. Адаптировать ответы до детского понимания он бы не сумел. А рассказывать без прикрас им, девочкам-подросткам, еще не распрощавшимся с беспечным детством, о том, что было с ним в другой, далекой, жизни, да и вообще кому бы то ни было, не мог и не хотел.
Настя, уже зайдя в воду по пояс, что-то крикнула ему, призывно махнув рукой. Он помахал в ответ, не спеша расстелил на песке покрывало, снял футболку, подчеркнуто-аккуратно свернул ее, положил на уголок... Потом закатал штанины до колен и так пошел к ним, плещущимся на мелководье.
"Как водичка?" - спросил, подойдя ближе. Настя, барахтаясь по-собачьи, подняла над водой кулачок с оттопыренным большим пальцем. Аня просто стояла в воде, улыбаясь, прикрыв глаза от солнца ладошкой.
Он зашел в воду и, подняв тучу брызг, нырнул. Вынырнув, широкими, сильными гребками поплыл на глубину. Кобринский был прав, в воде было почти не больно. Перевернувшись на спину, крикнул: "Плывите сюда!" Вода мягко и сильно обнимала тело, он с удовольствием ощущал ее тяжелую плотность... как руки, преодолевая ее сопротивление, толкают тело вперед.
Девчонки не торопились, и он поплыл к ним. Встал ногами на дно. "Ну чего вы на мелкоте плюхаетесь? "А мы плаваем плохо. Анька вообще воды боится. Нахлебалась, давно уже, маленькая еще была." "Я тоже боялся," - вспомнил он, как в шесть лет "записал" себя в бассейн. И, уже умея плавать, воображал, как за ним гонится акула, и оттого с удвоенной энергией молотил по воде руками и ногами... "Пойдем загорать," - он двинулся к берегу. В воде штанины раскатались, и он, выйдя на песок, стал руками сгонять из них воду. "А ты почему в трико?" - спросила, остановившись рядом, Аня. "Плавки забыл второпях," - не моргнув глазом соврал он, не заботясь, поверит ли она. Подошла Настя и тоже спросила про штаны. "Он плавки забыл," - ретранслировала его ответ сестра.
Они рыбками вытянулись на покрывале, прижавшись друг к другу, чтобы осталось место для него. Но он лег прямо на песок, рядом, поёрзав, пока кожа привыкала к его жару. Запрокинул руки под голову и закрыл глаза...
Покой охватил его... Едва ощутимый ветерок от воды, набегая, холодил кожу, но стихая, освобождал место обжигающим солнечным лучам... Сейчас и здесь было было его место под солнцем. Место, куда ему повезло вернуться. И откуда можно снова смотреть вперед. В двадцать один иначе и быть не может. Он свой долг Родине отдал. Понадобится, снова встанет в строй. А сейчас - запах от воды и нагретого песка. Высокие, гортанные голоса чаек. Пробивающееся сквозь сомкнутые веки солнце. Обнаженная кожа, голая, без ХБ и бронежилета... "Мир вам..." - всплыло вдруг из неведомых глубин...
Наверное, он задремал. В носу защекотало, и он чихнул, одновременно открыв глаза. На него смотрела Аня, почему-то он сразу понял, что это она. Ее глаза смеялись, она не успела спрятать зажатую в пальцах соломинку. Невидимая Настя сказала: "Кушать подано."
Они почти ничего не ели, а только наперебой кормили его, предлагая то уже очищенную картофелину, то лоснящийся жиром, посыпанный зеленым лучком, кружок колбасы на ломтике хлеба...
Солнце перевалило зенит. Они еще несколько раз ходили купаться, и он показал им, как плавать "по-лягушечьи" - брассом, долго объясняя, что в плавании главное - научиться правильно дышать. Настя, а потом и Аня, несогласованно поначалу, бултыхали руками и ногами, лежа на его руках и поднимая брызги на мелководье. Но, кажется, первый блин не вышел комом. К концу импровизированного занятия даже Анька проплыла по течению несколько метров.
На обратном пути они рассказывали, какие изменения произошли в их дворе за время его отсутствия, называли какие-то имена, "а помнишь этого?". Он не помнил эту мелюзгу, подросшую за два с лишним года, но внимательно слушал и кивал головой, не перебивая. Настя на подъеме в горку взяла его под руку, Аню, идущую чуть в стороне, он, оглянувшись, взял сам. Так они и вошли во двор, встреченные всепроникающими взглядами бабулек, завсегдатаев околоподъездных лавочек.
"Спасибо," - сказал он, проводив девчонок до их подъезда. "Не за что, обращайтесь," - задорно отозвалась Настя. Аня, словно с сожалением, вытянула руку, прижатую его локтем. "До свидания..."
На обратном пути про ногу он даже ни разу не вспомнил.
8
Проснувшись перед самым рассветом, он лежал долго не шевелясь и прислушиваясь, как начинается день. Вот стала белее дверь в комнату... вот солнечный луч обогнул крышу дома через дорогу напротив, и зайчик обозначился на двери
| Помогли сайту Реклама Праздники |
с уважением, Олег