супермаркет на кассе. Но, может, и хорошо. Дирк увидит ее очевидно-незавидное положение тинейджерской матери-одиночки, проникнется сочувствием, поможет советом или долларом...
Надежды не оправдались. Дирк остался холоден к ее застенчивым улыбкам и многообещающим глазам из-под удлиненных тушью ресниц. Он один раз скользнул по ней взглядом, будто желал удостовериться, что перед ним клиентка, а не официантка. В дальнейшем разговаривал, не отрывая глаз от бумаг или рассматривая собственные ногти, обработанные маникюршей. Сколько он ей заплатил? На те деньги Нина жила бы неделю.
Она ногтя его не стоит. И не должна слишком рассчитывать на помощь. Он не станет терять время, зарываться в книжки, чтобы выудить какой-нибудь юридический прецедент в ее пользу. Сделает по минимуму и вернется в свою среду. Нина со всеми ее проблемами – ничто. Дирк - самая важная для себя персона. Вокруг него крутится остальной мир. Люди имеют ценность, только если полезны лично ему.
- Ты не прошла тест, - сказал Дирк вежливым тоном, без снисхождения к ней и ребенку. - Соцслужба собирается ужесточить надзор. Предлагают два варианта. Или в течение полугода два раза в неделю ходишь на контроль или немедленно садишься в тюрьму на сорок пять дней.
- А потом? Опять тесты?
- Нет. Потом свободна.
Улыбка сползла с губ Нины. Не ожидала. Неужели ничего нельзя придумать? Почему так строго? К ней нельзя с обычной меркой, ведь она увязла в проблемах: несовершеннолетняя с ребенком, школу не закончила, работы-доходов нет. Где помощь? Только обещания...
Ни один из вариантов не устраивал. Полгода находиться под контролем – слишком долго, она не выдержит, сорвется. В тюрьму садиться тоже перспектива не из лучших: слишком долго без «травки» да и пятно на всю жизнь.
- Если выберу первое и по той или иной причине не пройду тест, что тогда?
- Отправят на принудительное лечение.
- А что будет с сыном? Мать не может присматривать за ним постоянно.
- Если тебя отправят в лечебницу или посадят, его на время поместят в приемную семью. Но есть опасность потерять родительские права.
Нина помешала трубкой колу, подумала, не торопясь. Вообще она склонялась ко второму варианту: полтора месяца в тюрьме, потом – свобода. Ни контроля, ни тестов. После отсидки будет действовать умнее: на глаза полиции не попадаться, в криминальных делишках не участвовать. Курить? Да. Нечасто и незаметно.
А Ричи?
Да пропади он пропадом. Все из-за него...
- Пойду в тюрьму, - сказала Нина и поинтересовалась на всякий случай. – Нельзя ли сократить срок?
- Попробую договориться, - сказал Дирк без обещания в голосе. - У тебя ребенок и сложная семейная ситуация. Может, пойдут навстречу.
Дирк собрал со стола бумаги, попрощался и, не предложив подвезти, вышел на солнечную площадку перед кафе. Нина смотрела через окно: молодой, а уже популярный в городе адвокат, выглядит как кинозвезда, пахнет счастьем и дорогущим парфюмом «Эгоист»… А Нина чем пахнет? Детскими какашками и марихуаной, от которой самой тошно.
Лэнд-ровер Дирка развернулся, сверкнул напоследок солнечным зайчиком, будто подмигнул, и скрылся в пыльном тумане. Нина проводила его взглядом, каким провожает человек на необитаемом острове уплывающий вдаль корабль. Уплывала ее последняя надежда. Настроение ни к черту. Перспективы никакой. Если посадят, даже на короткий срок, она лишится пособия. Той мизерной финансовой подачки, которая делала ее относительно независимой от матери. Она же ни минуты покоя не даст, когда узнает.
«А, пошли все к черту!» - подумала Нина и посмотрела почти с ненавистью на сына. Тот шлепал по луже разлитого кетчупа и, глядя на брызги, смеялся от счастья. Нину зло взяло. Ему смешно, а ей хоть вешайся. Лучше бы он не родился…
Надоело. Хватит...
Надо позвонить Брендону.
И покатилась жизнь под горку, с неудержимым ускорением. Нина отсидела срок, вернулась домой. Мать приняла ее с условием, что бросит употреблять траву, закончит школу, найдет работу. Нина всё обещала и ничего не выполнила. Мать не отступала, ругалась, требовала. Дело доходило до драк. Вдобавок в разборки стал вмешиваться новый друг матери, естественно - на ее стороне. Когда скандалы и упреки переполнили чашу терпения, Нина ушла из дома и стала жить вольной птицей – с одной лишь разницей: ее птица не парила в вышине, а пикировала в пропасть.
Она опускалась на дно и не замечала, потому что жила в раздвоенности. Реальный мир с его проблемами - постоянных поисков денег на еду и наркотик, секса без разбора, воровства из супермаркетов, стычек с полицией - казался временным и не совсем настоящим. Вроде промежуточной станции в другой мир – светлый и безмятежный, как марихуановый сон. Еще немного потерпеть, посидеть в дерьме. Скоро придет поезд и унесет ее в Страну Вечного Солнца. Она прекратит бездомный, бездумный образ жизни, где ее только используют и шпыняют. Вновь встретится с друзьями, которые ее помнят, вернется в семью, где ее любят и ждут.
Старые друзья ее забыли, семья отвергла. Нина продолжала катиться вниз и все больше теряла связь с реальным миром. Скоро она оказалась не в Стране Вечного Солнца, а в Стране зомби. Влилась в их обреченную компанию, нашла там сочувствие и даже бой-френда. В принципе, была довольна. Свобода! Никто не приказывает - сдавай тест, садись в тюрьму, ищи работу и прочее. Никому ничего не должна, только себе: достать наркотик, принять и забыться.
Нина жила в третьем мире – маленьком, темном и непрозрачном, как ореховая скорлупа. Почти не имела связи с реальностью. Не знала – какой день, какой год, какой президент. Зато научилась отличать афганский героин от колумбийского, чистый кокаин от крэка, азиатский гашиш от местной конопли.
Предпочитала героин. Он дает ощущение счастья, которое ни с чем не сравнить. Укололся и засыпаешь - безмятежно, как ребенок. Героин дороже других и требует определенного инструментария. Шприц она украла из больницы, где лежала с раздробленной челюстью. Ложку нашла на помойке, спиртовку заняла у соседей. Когда те умерли от передоза – обрадовалась: не надо отдавать. Жила по распорядку, который не менялся годами: ночью выходила на заработки, днем покупала дозу, кололась и забывалась. В особо удачный день денег хватало и на еду. Но такое случалось нечасто.
На улице стояло слишком много конкуренток - молодых, бойких, привлекательных. Клиенты выбирали Нину одной из последних, когда никого посвежее поблизости не наблюдалось. Ей не всегда удавалось заработать полтинник на героин, но двадцатку на крэк обязательно. Без наркотика не могла вытерпеть и пары часов. Тело скручивали судороги. В голове взрывалось и стучало.
В такие моменты она сама себя боялась.
Была в состоянии убить.
Была готова на всё ради дозы.
Ах, лучше не вспоминать... Нина попробовала снова заснуть, чтобы скоротать время до вечера, но в животе забурчало. Резкий спазм пронзил кишки и подступил к горлу. Сколько дней она не ела? Два-три, может, неделю. Не помнит. Неважно. Точно знает: еды в доме нет и нет даже воды - заглушить спазмы. Придется терпеть. Главное дожить до вечера. А сейчас отдохнуть, поберечь силы.
Отдохнуть не получилось. Не успели веки сомкнуться, как снова распахнулись - от грохота, с которым открылась дверь. Двери тут не запирались. Замки когда-то были, но сломались, ключи тоже были, но потерялись. Да они без надобности - воровать нечего, на помойке и то богаче.
Дверь открылась от пинка соседки по этажу Кэт. Она не вошла, но влетела и едва успела затормозить перед кроватью Нины.
Кэт сидела на амфетаминах, которые, как известно, сразу после приема обеспечивают такой прилив энергии, что можно спортивные рекорды побивать. Правда, бешеная активность появляется ненадолго, всего пару часов, затем наступает рецессия. За эти короткие часы амфетаминщики должны приложить максимум усилий, чтобы обеспечить следующую дозу. У Кэт, видимо, был тот самый период перевозбуждения. Она плюхнулась на край кровати и затараторила, бестолково размахивая руками и дрыгая ногами:
- Слушай, Нина, такое дело, нам жутко повезло... - Кэт говорила как заведенная кукла, без пауз, на одном дыхании, будто боялась, что кончится завод, и она не успеет высказаться. – Пришла психиатр, или психотерапевт, ну точно не знаю, доктор по психам, короче, она занимается исследованием причин наркомании и пришла с нами поговорить, заодно помочь, совершенно бесплатно, на благотворительных началах, хочешь участвовать? - выпалила она и вопросительно посмотрела на Нину проверить, поняла ли та ее болтовню.
Та, вроде поняла, однако участвовать ни в чем не хотела, тем более в дурацких исследованиях. Хотела лежать без движений и без гостей. Пусть от нее отстанут…
Кэт не отстала.
- Вижу, тебе не до того. Но сейчас наши все отсыпаются. Только ты и я бодрствуем. Соглашайся! Она за разговор гамбургер дает.
А. Это меняет дело. Бесплатный гамбургер пришелся бы очень кстати. Нина сглотнула горловой желвак, кивнула.
- Пусть приходит.
Кэт подскочила, будто под задницей имела пружину, и вылетела из комнаты так же стремительно, как ворвалась. И почти тотчас снова вошла. За ней следовала женщина лет сорока - полноватая, с круглыми, будто надутыми щеками, ярко накрашенными губами, в платье с цветочками и туфлях на каблуке. В одной руке портфель из натуральной кожи, в другой что-то еще, Нина не разобралась. Благополучный облик ее резко контрастировал с убожеством жилья. Живой цветок на мертвом пепелище…
Женщина кого-то напомнила Нине… кажется, мать, когда та была здоровая, добрая и, уходя на работу, красила губы. Когда это было? Сто лет назад. Мать давно уже не та. Да и Нина тоже. Сейчас они вряд ли узнали бы друг друга, случайно встретив на улице.
Гостья - из круга успешных людей, которые так же отличаются от обитателей Страны зомби, как инопланетяне от землян. И выглядят по-другому, и думают, и чувствуют. Ноль интереса к попавшим в беду. Слово «сочувствие» не из их лексикона.
В глазах вошедшей читалось если не сочувствие, то отсутствие осуждения. И то хорошо. Нина приподнялась на кровати, ожидая – что будет делать и говорить гостья. Угостила бы сначала гамбургером, а лучше бы денег дала…
- Здравствуйте, я доктор Коллинз, - представилась женщина и протянула руку.
Заметила, что Нина не сделала попытки встать навстречу, сама подошла,
