Нина возвращалась из забытья неспешно и без всякого желания. Будто возвращалась после отпуска - из сияющего огнями, брызжущего фонтанами Лас Вегаса в затерянную среди лесов Монтаны деревушку со светом от батареи и водой из реки. Возвращение из дворца в конюшню, из «того» мира в «этот». «Там» сплошной праздник: еда, вино и куча людей, всегда готовых услужить. Здесь сплошная печаль: боль, слабость и некому пожаловаться. Дом полон людей, да что толку. Не люди, а доходяги. Каждому до себя. Сдохнешь – не заметят. Придут посмотреть - нельзя ли что-нибудь стащить, ведь покойнику уже не надо. Да что у Нины тащить… Все ценное давно продано, дрянь приобретена и проколота.
Надо добывать новую дозу.
Надо вставать.
Приоткрыла глаза. Обвела затуманенным от близорукости взглядом картину упадка и заброшенности: на полу как на помойке, стены в росписях, потолки в пятнах. Единственное «украшение» - зеркало в простенке, вернее, осколок. Когда-то Нина врезала ему кулаком за то, что врало. Показало в отражении не ее, а столетнюю старуху. Наглый обман! До старухи ей далеко. Ей всего лишь двадцать семь… или двадцать восемь… или… Ну неважно.
Да если ее подкрасить да подкормить… в кино позовут сниматься. Ее, кстати, один раз приглашали. В фильм. Нет, в реалити-шоу, которое каждый день по телевизору. Когда это было? В прошлом году… Нет, в позапрошлом… Ну неважно. Не случилось Нине попасть в телевизор. Она тогда из героинового угара не вылезала, кололась и спала, кололась и спала…
И сейчас бы уколоться.
Да нечем.
Картина упадка поначалу удивила Нину - как она тут оказалась? Только что гуляла под ручку с Микки Маусом по сверкающему мрамором дворцу, лежала на кровати с мягким, как пух, матрасом, глядела в высокие, с лепниной потолки…
Вернуться бы туда.
Вернуться не удалось: действие героина прошло, сознание прояснялось. Из глубины его выплыл вопрос - сколько времени?
Часов Нина не имела, определяла время по состоянию солнца. Скосила глаза к высокому, от потолка до пола, окну без рам и стекол, к которому близко никогда не подходила, опасаясь выпасть с третьего этажа. В его прямоугольник, как в раскрытый рот, лился нежно-лиловый сумеречный свет, спокойный, какой-то неземной. Рассвет или закат? Нина не разобралась. Не стала шевелиться, дожидаясь ясности. Жаль, если начнет светлеть, тогда торопиться некуда. Если потемнеет, значит ночь - рабочее время суток.
Один раз она ошиблась. Проснулась в сумерках, которые вскоре стали сгущаться. Нина обрадовалась, но оказалось преждевременно. Грянула гроза – разбушевалась, разметалась, будто зарядилась стимуляторами и решила лишнюю энергию вместе с молниями сбросить на землю. Напугала Нину, накидала в окно мусора, налила дождя. Потом утихла, уступила место солнцу...
Вот и сейчас. В окне посветлело: лиловые лучи превратились в желтые и возвестили наступление дня. Днем она на работу не ходила. Вообще старалась дом не покидать, чтобы не попасть на глаза полиции или не потерять сознание где-нибудь в закоулке, где ее никто не найдет. Что ж, придется смириться и томиться в ожидании вечера, когда можно будет не опасаясь стражей порядка и других неприятностей выйти на улицу искать клиентов, чтобы заработать на героин.
Нина вздохнула и прикрыла глаза, уже уставшие, хотя только что проснулась. Как давно она здесь обретается? Лет пять точно. Или больше… Ну неважно. Главное - живет бесплатно. За жилье здесь платить некому, да и особо не за что.
Когда-то давно, во времена войны за независимость - Нина не знала кого с кем, но знала что более ста лет назад, этот дом считался шедевром архитектуры. Построенный из доброкачественного камня, который и сейчас не покрошился, он выглядел, как миниатюрный замок. Высокая крыша резко спускалась к краям, вдоль которых тянулась колоннадная ограда. По углам дома круглые башни во всю пятиэтажную высоту. Крыши башен походили на шутовские колпачки с острыми концами, там раньше стояли флюгеры в виде флажков. Теперь от них остались только погнувшиеся железные штыри, которые выглядели убого, но это никого не интересовало и не возмущало.
Дом был давно и прочно заброшен. Он стоял в старом центре Детройта среди других товарищей по несчастью, таких же добротных, но пустующих зданий без тепла, электричества и водоснабжения. В восьмидесятых годах двадцатого века старый центр признали бесперспективным, не соответствующим веяниям времени и перестали выделять деньги на градоустройство. Благополучные жители начали в спешном порядке его покидать.
Власти решили создать новый центр - на берегу озера Сент Клэр - современный, стеклянно-бетонный, отвечающий требованиям бизнеса и туризма. За считаные годы здесь из ниоткуда выросли небоскребы неординарных форм, которые сформировали скай-лайн, известную по парадным открыткам Детройта. Старый центр хотели снести, но забыли. Потом руки не дошли. Потом денег пожалели. В конце концов, чтобы не портил парадную картинку, его отгородили от нового центра неуклюжим, наспех разведенным парком и назвали Зеленая зона.
Получилось издевательски, район справедливее было бы назвать Серая зона. Потому что деревья здесь росли только на границе. Дальше открывался пост-апокалиптический пейзаж: зияющие безрамными окнами дома-развалюхи вдоль улиц, позабытых цивилизацией. Дороги ускоренными темпами разрушались, покрывались глубокими и частыми ямами, как язвами, но ремонтировать их никто не собирался. Зачем? Бизнесмены сюда не заезжали, туристы не заглядывали. А местные - специфический народ: воры, проститутки, наркоманы и так обойдутся.
Старый центр образовал как бы город в городе, резервацию для изгоев, социальное образование, не имеющее статуса и живущее по своим законам. Сюда редко и неохотно заглядывали почтальоны. Их откровенно высмеивали. И было за что: приносили, к примеру, кому-нибудь письмо с требованием заплатить подоходный налог, а у него всего дохода – блоха в кармане да вич-инфекция в крови. Или письмо с требованием погасить долг по квартплате, а человек уже давно переселился туда, где все долги погашены и новых не возникает.
Мусорщики «забывали» освобождать помойки, и те неделями стояли полные к удовольствию бездомных граждан и собак. Правда, полиция аккуратно наведывалась, но только днем и по большой необходимости: зарегистрировать смертельный случай или собрать дань с сутенеров и дилеров.
Дом, в котором жила Нина, находился не в самом жалком состоянии и назывался «Страна зомби» - это написал какой-то опустившийся художник-графист крупными, черными, издалека заметными буквами над входом. Название лучше не придумаешь. Когда обитатели на рассвете стекались к дому или вечером выползали на улицу, казалось - движется толпа зомби. Мужчины и женщины, похожие друг на друга, потерявшие первоначальный облик и пол, в давно (или никогда) не стиранной одежде, висящей на тощих плечах, как на вешалках, они еле передвигали ноги и скорее напоминали ходячих мертвецов, чем существ одушевленных.
Нина была одной из них. Процесс превращения в зомби начался давно, лет десять назад, но тогда она еще этого не знала. До окончания школы оставалось полтора года, когда она забеременела. И сама не разобралась – как. В любовных вопросах была наивна, романтична, безгрешна – вроде только что вылупившегося из земли подснежника. «Улыбочки-поцелуйчики-записочки-цветочки»… Даже в голову не приходило, что от мальчиков могут появляться дети. Какие дети, когда они сами еще дети!
Подружки вовсю «крутили любовь», изображали крутых покорительниц мужских сердец. С таинственным видом рассказывали кое-что интимное, а на самом интересном месте замолкали. Мол, дальше было то, о чем вслух говорить не принято. Врали, конечно, ничего у них не было... Но Нина не хотела отставать, выглядеть неумехой, недотрогой. Скромницы сейчас не в моде, над ними посмеиваются, как над очкариками или толстяками. Хотела тоже выглядеть опытной, много-знающей. Флиртовала без разбора. К пятнадцати годам научилась целоваться «с язычком» и прилично делать минет. До настоящего, «по-взрослому» секса у нее пока не доходило.
О предохранении, естественно, не заботилась. Осторожность приходит с опытом, а какой у Нины опыт? Фактически ребенок. Жила одним днем, последствия поступков предвидеть не умела. А мать не подсказала, школа не научила, подружки сами такие.
Капкан для подростка: из головы еще детская беззаботность не выветрилась, а в теле уже все взрослые функции включены.
В тот капкан Нина и попалась.
В Ричи она влюбилась до бессознательности. Он учился годом старше и был завидным бой-френдом. На уличной баскетбольной площадке ловко умел забивать трех-очковые мячи и стильно носил полуспущенные джинсы. Почему он обратил внимание на Нину, которая не отличалась ни выпирающей из лифчика грудью, ни шмотками от Кевин Кляйн, она не знала, и не спрашивала. Безумно влюбилась и без долгих размышлений отдалась Ричи на заднем сиденье «форд-фокуса» его отца. Эх, лучше бы она ограничилась минетом...
Новость обрушилась на семью, как тропический тайфун среди зимы. Мать сначала огорчилась, потом подумала и преувеличенно бодрым голосом сказала: будем рожать! Отец тоже огорчился, потом подумал и стал ругаться. Даже пробовал поднять руку на дочь.
- Дура набитая! – орал он с налившимся кровью лицом и брызгая слюной. – Такая же дура, как мать! Вот наказание мне, жить с двумя дурами. Да еще третья на подходе, родится, потом тоже в подоле принесет!
Нина не понимала его раздражения. Подростковая беременность – не такое уж редкое явление в Америке. Сейчас за это не осуждают, а наоборот, всячески помогают. Назначают социальную опеку, бесплатного психолога, пособие на ребенка. Государство входит в положение молодой матери.
А родной отец нет. Он вообще был странный. На работу не ходил, по дому ничего не делал. Когда мать просила подстричь газон, он говорил, что не позволяет печень. А поглощать по десять бутылок пива за вечер, сидя перед телевизором, ему печень позволяла...
Отец продолжал орать и в конце концов заявил, чтобы Нина убиралась из дома, немедленно, даже собрался побросать ее вещи через дверь. Мать возразила - она имела последнее слово, потому что платила ипотеку. Тогда отец предложил ей выбирать: или он, или дочь. Мать выбрала дочь. Отец в тот же вечер сложил чемодан и отбыл в неизвестном направлении.
Нина родила мальчика. Как ни странно, Ричи их не бросил. Он присутствовал на родах и собирался у них поселиться, но тут воспротивилась мать. Она запретила молодым родителям спать вместе и ограничила для Ричи
