Серёжка с Полевой. Глава 2

слогам и писал, хоть и коряво, но понятно. По крайней мере, мне самому.

... И вот мы с папкой поехали в гости на его малую родину. Он загодя накупил подарков родным, сложил всё в рюкзак, поцеловал маму, а она... зачем-то... меня. Попрощались так. Дорогу помню смутно.
    Сперва на паровозе, потом на такси, это так назывался грузовой автомобиль, покрытый брезентом. И вот мы оказались на пороге дома отцовых родителей. О приезде нашем родичи знать не могли, мобильников в ту далёкую пору ещё не было, но в селе работало сарафанное радио – «Василий, с сыном приехал к Токаревым». – быстро разнеслось по деревне.

    Дома оказалась только мать отца, а для меня, баба Сюна. Она от неожиданности всплеснула руками и крепко обняла нас.
– Как хорошо, что вы приехали, родные мои! – радостно приговаривала бабуля.
Зацеловала меня всего. Успела всплакнуть, посмеяться, отдать распоряжения в окно кому-то, чтобы сгоняли на пасеку за Афанасием, братом отца, и за Зоей, его новой женой, да Витьку с Нинкой чтоб не забыли захватить. Это, стало быть, мои двоюродные брат и сестричка.
Дядька мой заведовал пасекой в селе, жена ему немного помогала, ну и ребятишки немного. С ними... помощь не помощь, а под присмотром находились. Первая жена дяди Афанасия заболела и умерла рано, оставив ему сына Витьку, а Нинка родилась уже от Зои, новой жены.

... Отчий дом Токаревых стоял, наверняка, больше ста лет, был чёрным от времени, но не покосившимся и не трухлявым. Главой был теперь в нём отцов брат, Афанасий. Наследование происходило по житейской логике – старшие сыновья выросли и выпорхнули на волю, остался самый младший в доме, он и унаследовал родительское гнездо.
    Ближе к вечеру собралась наша многочисленная родня, и горница была забита гостями. А мы, мелкота, на завалинке вовсю знакомились и делились детскими заботами и радостями. Время пролетело незаметно.

    Погостив с неделю, как и планировал отец, мы вернулись домой к ждущей нас мамке. Она с радостью встретила, отец вручил гостинец – тяжеленный бидон с мёдом и вышел во двор. Я тискал Котофея, боясь, что тот отвык от меня за неделю. Но нет, кот отвечал ласковым урчаньем и тёрся об мои ноги.
Вернулся отец.
– Таисья, выйдем на улицу.– попросил он каким-то охрипшим голосом.
Мать пошла за ним. А я, отпустив Котофея, прошмыгнул следом, уже предчувствуя какую-то беду. Отец с матерью дошли до уборной в конце двора.
– Кого приводила в наш дом Таисья? – спросил гневно и с обидой папка.
Пальцем он показал на втоптанный окурок папиросы у дверей туалета. Мать побледнела.
– Да что ты, Вася? Сам, наверно, бросил...
И осеклась.
Отец никогда не бросал окурки на землю. А матери больше нечего было сказать – заминка выдала её с головой. Семья наша ещё как-то пыталась существовать. Пыталась от слова – пытка. В конце концов, всё рухнуло и покатилось ко всем чертям. 


Продолжение следует.