взорвалась очень близко, может два метра, по диагонали и чуть выше оконного проема. Извиняюсь за лирику, но этот взрыв я помню очень хорошо. Время остановилось, взрыв звучал как медленный затяжной рев и не прекращался. Я почувствовал удар взрывной волны и множество осколков впивающихся в голову и кисти. Мне стало очень легко и спокойно. Я понял, что меня убило. Совершенно не торопясь я попрощался со всеми, кто мне вспомнился – бабушка, родители, девушка. После этого сознание погасло.
Сколько был в «отключке» не знаю. Откуда то издалека, из темноты начал слышать голос – Разумов, Разумов… Потом почувствовал, что трясут тело. И сразу, резко включилась невыносимая боль. Лицо и кисти, как будто горели огнем. Меня трясли чьи-то руки. Я начал шептать – «Потушите руки, руки горят…». Кто- то сказал – «Открой глаза». Я, все больше приходя в сознание, прошептал, что мне выбило глаза. Чьи-то пальцы раздвинули веки – вижу. Белесый туман и какое-то движение.
Меня потащили вниз, с восьмого этажа. Затем во вторую девятиэтажку. Хоть я и был не в себе, но помню, что расстояние между девятиэтажками интенсивно простреливалось – пули цвыкали об стены и были близкие хлопки гранат из подствольников. Подумалось – сейчас убьют. Вообще, с этого момента, ожидание смерти было какой-то будничной реальностью.
Парни искали медика. Кого-то нашли. Мне показалось, что медик был пьяный в стельку. Он достал бутылку, похожую на коньяк и начал лить мне на голову и руки. Я застонал от сильной боли. Медика ударили. Потом мне сделали несколько уколов промедола и я потерял сознание на сутки.
Все это время я лежал в квартире на третьем этаже второй девятиэтажки. Там были разложены спальники и сделана светомаскировка. Это место считалось безопасным. Сюда приходили отдыхать, а воевали в первой девятиэтажке.
В комнате негромко играл кассетный магнитофон. Я, то приходил в себя, то снова, проваливался в забытье. Через какое-то время вошли два бойца не из нашего подразделения. Они сели на диван у окна. Мое посеченное осколками лицо и кисти, засохли и превратились в сплошную корку. Я сел и спросил бойцов - кто они. Это были механик-водитель и наводчик БТР. Парни сказали, что прорвались к нам и привезли продукты и боеприпасы. Они были немного не в себе. Я сказал им, чтобы они не беспокоились – здесь безопасно.
В комнату зашел командир взвода лейтенант Кличенко. Я в это время сидел в кресле напротив двери. Кличенко, стоя в метре от меня, начал громко называть мою фамилию. Разумов, Разумов. При этом он смотрел то по сторонам, то прямо на меня. Я не понимая, что происходит, сначала молчал, потом сказал – «Я здесь, товарищ лейтенант». Кличенко выпучил глаза и смотрел на меня. Зеркал я в том доме не видел и мне трудно оценит, как это выглядело – но он меня не узнал. Позже, перед самой эвакуацией, меня так же не узнал прибывший командир роты старший лейтенант Жуков.
Кличенко сказал, чтобы я собирался – меня будут эвакуировать. Первая мысль была - выехать из центра города шансов мало – сожгут. Я сказал, что никуда не поеду. Кличенко сказал – «давай-давай» и вышел. Я думал, как от этого отвертеться и решил, что буду стоять на своем. В этот момент я почувствовал запах тушенки. Парни на лестничной площадке развели костер и разогревали тушенку в банках. Я понял, что сильно голоден, с трудом встал и пошел на лестничную площадку. Все тело сильно затекло. На площадке, между этажами были наши бойцы, рядовые Кудаев и Блюденов. Блюденов пошел в квартиру, а Кудаева я попросил разогреть тушенки и мне.
Через секунду раздался грохот, стены содрогнулись. Мы присели. Из квартиры вышел Блюденов, весь в побелке, зажимая уши. Я спросил куда попали. Он жестом показал – к нам в квартиру. Мы зашли в квартиру. В квартире стоял белый туман от обвалившейся побелки. Наводчик и механик без сознания лежали на полу. Они были в крови и сильно посечены осколками. Им стали оказывать помощь. Что прилетело к нам в квартиру я, до сих пор, не могу представить. Этот снаряд пробил угол панельной девятиэтажки и улетел дальше не разорвавшись. А это, вообще то, три стены! Бойцов посекло осколками бетонных панелей. Их состояние и дальнейшая судьба мне не известны.
Ближе к вечеру девятого января я начал приходить в себя. Раны засохли, и я мог нормально держать автомат. Подошел заместитель командира роты Назаров и сказал, что за эти сутки мы (то есть те, кто воевал) сильно отомстили боевикам. Говорил, что сожгли какой-то Газ-66 с боевиками. Он говорил еще какие-то слова. Но я, все еще, был не в себе, после ранения. Точно не помню, всего разговора, но основная мысль была в том, что будем штурмовать институт.
Вечером во двор пришел минометный расчет. Они начали беспокоящим огнем обстрел института. Мины забрасывали каждые несколько минут, и они взрывались в институте. Ближе к утру, мы начали группироваться у первой девятиэтажки.
План, как я его понял, был такой. Сначала бойцы из хим.роты дают залп из огнеметов. Потом головной дозор – лейтенантт Думчиков, старший сержант Разумов, старший лейтенант Назаров и сержант Фадейкин – броском через проспект заходят в институт. Мы должны доложить по рации, что здесь все убиты. Боевики, как бы, не должны успеть подтянуться. В это время - броском остатки роты, человек десять, заходят, также в институт. Боевики к этому времени уже подтянуться, но мы воюем и держим первый этаж до прихода пехоты. Краем глаза я увидел, группирующуюся пехоту. Не знаю сейчас откуда у меня информация, но почему то в голове сидит, что нам на помощь в институт должны были подойти до шестидесяти мотострелков.
Точно не знаю время, но на самом раннем рассвете, десятого января, головной дозор подготовился к броску. Мы стояли на первом этаже в пятиэтажке, которая примыкала к девятиэтажке. Этот ее первый этаж, был без межкомнатных стен и просматривался насквозь, как бы - выгоревший магазин. Стоя у стены к проспекту мы ждали команды. Я должен был бежать вторым за Думчиковым. Мне было страшно.
Залп по фасаду института в сумерках, мне показался, очень мощным и длился минуту-две. Не менее шести разрывов из гранатометов и огнеметов «Шмель». Трассы из пулеметов и автоматов. После того, как «шмели» разорвались внутри института, мне стало не страшно – живых в здании быть не могло. Залп закончился, и наступила секундная тишина. Команда – вперед!
Проспект мне показался очень широким. Я бежал за Думчиковым по открытому месту достаточно тяжело. На бронежилете в карманах и разгрузке у меня было десять автоматных магазинов. Шесть ручных гранат. Патроны в пачках. Подсумок с десятью гранатами для подствольника. И гранатомет РПГ-26 за плечами. Ну, и то, что ранение с сильной контузией было всего полтора суток назад, тоже сказывалось.
Мы подбежали к фасаду института и поднялись на первый этаж. Думчиков сразу побежал прямо вглубь здания. Я в фойе начал смещаться левее – там был коридор перегороженный кучей то ли кирпичей, то ли еще чего то. Перед коридором, было что-то типа гардеробной длинной тумбы. Я сел на нее, чтобы перебросить ноги и пройти в сторону коридора. В этот момент, метрах в пяти из-за кучи битого кирпича показался бородач с повязкой на голове – боевики поднимались из подвала. Он сразу сел и через секунду из-за кучи прилетела граната Ф-1. Она подкатилась совсем рядом и выглядела необычно - ни разу, до этого не видел рядом гранату с запалом, но без кольца и рычажка.
Я крикнул – «Граната!» и в три прыжка рванул к фасаду института. Вместе с Назаровым мы вывалились вниз и присели. Граната взорвалась в фойе. Из окон над нашей головой стреляли. Плотность этой стрельбы росла с каждой секундой. Вместе со стрельбой из окон непрерывно неслось «Аллах Акбар!». Несколько секунд мы сидели на корточках друг за другом – я, Назаров, Фадейкин. Назаров, бросил в фойе гранату и твердил мне на ухо – «Идем внутрь - вытаскиваем Думчикова!».
Напротив нас метрах в двадцати, фасад института делал выступ. Там была входная дверь, типа запасного выхода и над ней окна по этажам. Из двери высунулся пулеметчик и стал стрелять в сторону проспекта. Я промедлил, хоть и сидел первый – ближе всех к нему. Назаров сразу выстрелил из подствольника у меня над плечом. Граната-лягушка медленно летела к боевику. Ударилась на уровне головы в косяк двери – отскочила и хлопнула. Пулеметчик упал. Нас заметили.
Из окна второго этажа с этого выступа, один из боевиков, ударил в нас длинной очередью, отстрелив, наверное, целый магазин. Расстояние между нами было метров двадцать. Пули с жужжанием пролетели везде - справа, слева и между ног, но ни одна не зацепила меня. Сзади застонал Фадейкин. Назаров, как я узнал позже, тоже был ранен, но он вскочил и стал поливать огнем окно напротив. Я, не знаю почему, завалился на спину. Назаров стреляя кричал, чтобы я оттаскивал Фадейкина. Я лежал на спине, зацепившись за арматуру гранатометом, и не мог подняться. Лежа на спине, я смотрел на стреляющего из окна боевика и выбоины от пуль Назарова, который вел ответный огонь. Стрельба в сторону проспекта из окон над нами превратилась в сплошной треск. Несколько глоток не прекращая, вопили - «Аллах Акбар!». Я краем глаза видел огромную пустоту проспекта. За этим, как мне показалось, далеким и непреодолимым расстоянием была пятиэтажка, из которой мы побежали в атаку. Из окон пятиэтажки наши стреляли по боевикам в нашу же сторону.
В этот момент пришло удивительное спокойствие. Почти такое же, как после взрыва кумулятивной гранаты размазавшей меня по стене два дня назад. Я четко понял, что выбраться нет никаких шансов и нас сейчас, очень скоро, сию минуту - убьют. Это спокойствие родило простые действия. Я поднялся, освободившись от арматуры, за которую зацепился. Взял за лямки бронежилета Фадейкина и потащил за угол института. Затащив его за угол, по приказу Назарова стал поливать огнем окна, по которым до этого стрелял Назаров. Назаров вел огонь в другую сторону. Фадейкин лежал между нами.
Сзади со стороны проспекта грохнул гранатометный выстрел, и тут же граната взорвалась на верхних этажах института. Я обернулся и увидел группу наших бойцов, которые стреляли из-за небольшого здания, находившегося рядом с институтом. Это были остатки роты, которые броском атаковали институт вслед за нашим головным дозором. От этой группы отделился и скачками подбежал к нам командир второго взвода лейтенант Силкин.
В этот момент над проспектом стал растекаться густой белый дым. Атака захлебнулась и ребята из хим. роты кидали дымовые шашки, создавая нам возможность отойти. Вместе с Силкиным, с двух сторон, мы подхватили под руки Фадейкина и поволокли его прямо на проспект. Белый дым окутывал нас, но все же, и это было понятно, с фасада института мы смотрелись как на ладони. Волоча Фадейкина по проспекту в сторону пятиэтажки, я увидел лежащее на дороге тело нашего бойца. Каждую секунду, каждый метр движения по проспекту я ждал удара в спину очереди. Боевики пусть и не так плотно, как минуту назад – продолжали вести огонь. Пули жужжали, и цыкали по асфальту.
Как только мы приблизились к пятиэтажке и до спасительного сумрака ее первого, выгоревшего этажа, оставались несколько метров – Силкин бросил
