если мотив «измены» и был как-то связан с этой ссорой, то Мазепа не столько мстил за свою поруганную честь, сколько тревожился за свой униженный и угнетенный народ.
Если далее продолжать тему фейков в поэме Пушкина, то бросается в глаза холодность Мазепы и его возлюбленной в обращении друг с другом. Конечно, там присутствуют слова «мой друг» и «мой милый», но в целом, от их фраз в поэме веет холодом. Мазепа в поэме обращается к любимой полным именем «Мария», а не «Маруся» или «Марусечка», что характерно для малороссийского народа. Один момент покоробил меня, когда я была еще школьницей.
Это момент (кстати, полностью фейковый), когда мать Матроны (литературной Марии), будит ее прикосновением…
Еще Мария сладко дышит,
Дремой объятая, и слышит
Сквозь легкой сон, что кто-то к ней
Вошел и ног ее коснулся.
Она проснулась — но скорей
С улыбкой взор ее сомкнулся
От блеска утренних лучей.
Мария руки протянула
И с негой томною шепнула:
«Мазепа, ты?…»
Как вы это себе представляете? Счастливая девушка, просыпаясь в неге… называет любимого по фамилии! Не «Ваня», «Ванечка» или «Иван», не каким-нибудь из множества ласковых слов, а по фамилии, как рассерженная жена, которая пилит своего мужа:
- Петров, хватит на диване валяться! Сгоняй лучше в магазин!
Конечно, тогда, в начале 18 века, фамилия не носила такого официально-негативного оттенка, как сейчас, но все равно в данном контексте она неуместна. К великому сожалению, любовные письма Матроны были утеряны, и мы не знаем точно, как она обращалась к любимому, но сохранились письма Мазепы, в которых он называл ее «сердце мое любимое», «мое сердечко», «моя нежно любимая», «мой розовый цветок», «Ваша Милость», «Мотренька», «Матронушка». Исходя из этого, мы можем думать, что и она обращалась к нему очень нежно, с большим разнообразием ласковых прозвищ (хотя, как мы видим из переписки, порой ему приходилось терпеть ее переменчивый и крутой характер). Отметим, что украинскому языку свойственна необычайная сердечность, живость теплота, которой нет в языке русском, более холодном и суровом. Даже слово «враги» имеет в украинском языке имеет ласкательно-уменьшительный вариант – «вороженьки»! И сами украинцы, более южный народ, как правило, более эмоциональные, с более горячим и веселым характером, чем русские. Пушкину следовало бы все это учесть, особенно, если он, по его словам, действительно, стремился к исторической правде! Но все это так, мелкие придирки.
Еще одной оклеветанной Пушкиным личностью является приближенный Мазепы – Филипп Орлик. «Филиппа Орлика классики обидели напрасно! По своей натуре этот высокообразованный, тактичный человек никак не подходил на роль садиста и мучителя», - замечает исследователь Валерий Нечипоренко.
В конце произведения поэт переходит к откровенной предвзятости:
Забыт Мазепа с давних пор!
Лишь в торжествующей святыне
Раз в год анафемой доныне,
Грозя, гремит о нем собор.
Как же Вы ошибались, Александр Сергеевич! Гетман никогда не был забыт, а современная Украина по справедливости чтит его как выдающегося политика, положившего конец братоубийственной гражданской войне, именуемой «Руина»; щедрого мецената, устроителя храмов, великого поэта и музыканта; эстета и создателя «мазепинского барокко». Его портрет украшает 10-гривенную купюру, ему ставят памятники и его именем называют улицы! А анафема была чисто политической, потому что Ваш кумир Петр, который, несмотря на все свои богохульства, полностью подмял под себя Церковь! Но, как бы долго ни скрывали правду, она, в конце концов, неизбежно торжествует!
Мы подходим к финальному вопросу: «Что заставило Пушкина выдавить из себя это пасквильное, клеветническое, псевдоисторическое произведение, в котором он, создавая образ героя, постоянно противоречит сам себе?» Быть может, Александр Сергеевич был ярым монархистом? Так ведь нет! Известно, что он открыто сочувствовал революционерам-декабристам (которые, отнюдь, тоже не были такими уж белыми овечками и боролись с царем за власть!). Известны антимонархические стихи юного Пушкина. Александру Первому он адресовал дерзкую эпиграмму:
Ты богат, я очень беден;
Ты прозаик, я поэт;
Ты румян, как маков цвет,
Я, как смерть, и тощ и бледен.
Не имея ввек забот,
Ты живешь в огромном доме;
Я ж средь горя и хлопот
Провожу дни на соломе.
Ешь ты сладко всякий день,
Тянешь вины на свободе,
И тебе нередко лень
Нужный долг отдать природе;
Я же с черствого куска,
От воды сырой и пресной,
Сажен за сто с чердака
За нуждой бегу известной.
Окружен рабов толпой,
С грозным деспотизма взором,
Афедрон ты жирный свой
Подтираешь коленкором;
Я же грешную дыру
Не балую детской модой
И Хвостова жесткой одой,
Хоть и морщуся, да тру.
Также Пушкин мечтал о свержении монархии:
Любви, надежды, тихой славы
Недолго нежил нас обман,
Исчезли юные забавы,
Как сон, как утренний туман;
Но в нас горит еще желанье;
Под гнетом власти роковой
Нетерпеливою душой
Отчизны внемлем призыванье.
Мы ждем с томленьем упованья
Минуты вольности святой,
Как ждет любовник молодой
Минуты верного свиданья.
Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, Отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!
Прошу прощения за обильное цитирование, но я осознанно привожу эти стихи полностью, чтобы показать, как Пушкин ненавидел Империю. Существует еще один, полный ненависти к царю и Богу, стих (хотя подлинное его авторство вызывает сомнения):
Мы добрых граждан позабавим
И у позорного столпа
Кишкой последнего попа
Последнего царя удавим.
Возникает сложный вопрос, от которого взрывается мозг: «А как мог такой вольнодумец, как Пушкин, хвалить царя Петра, воплощавшего в себе весь негатив деспотизма?» Ответ простой, он и не хвалил его! – он, буквально, размазывал его по стенке! «История показывает вокруг него всеобщее рабство. ...Все сословия ... были равны перед его дубинкой. Все дрожало, все безропотно подчинялось… Царь Петр презирал человечество, может, даже больше, чем Наполеон», - писал Пушкин о Петре.
Но тут случился небольшой… упс! Декабристы вчистую проиграли Николаю Первому в борьбе за власть, некоторые были казнены, некоторые – сосланы, и, в конечном счете, Пушкин решает переметнуться на сторону венценосного победителя и меняется до неузнаваемости! Почему? А все очень просто! Потому что Николай Первый в 1826 году вернул его из ссылки и пригласил на аудиенцию. Тогда и возник «новый» Пушкин – монархист и государственный поэт. «Пушкин апеллировал к великодушию царя, надеясь, что тот изменит гнев на милость... Лесть, адресованная Николаю I, сравнения его с Петром должны были растопить императорское сердце», - пишет исследователь Владимир Панченко в своей статье «Пушкин как мифортворец». Возникает вопрос, когда Пушкин врал – когда был вольнодумцем или когда стал монархистом? Ответа нет, и не надо – пусть Бог его рассудит! Но в свете этого факта становится понятным, что создание клеветнической «Полтавы» - лишь попытка поэта лизнуть Николая Первого, (которого льстецы сравнивали с Петром Первым) по самые гланды. Этим Александр Сергеевич до боли напоминает современного и до тошноты гнусного журналиста-пропагандиста Владимира Соловьева, который сначала был таким убежденным либералом-западником, а сейчас заделался ярым консерватором-путинистом! Несомненно, Пушкин был Соловьевым своего времени, и принципы у таких людей ровно такие же, так у девушек с пониженной социальной ответственностью. Вот вам и великий поэт, «невольник чести»! Да простят меня его поклонники…
«Зачем ты вообще подняла эту тему?!» - спросите вы. А потому что русские люди судят о гетмане Мазепе исключительно по этому произведению, а я всего лишь сочла долгом отделить пшеницу от плевел и предприняла скромную попытку раскрыть правду об этой великой личности. И о подлинной истории Украины, которая сейчас, во время новой Руины, становится как нельзя более актуальной…
| Помогли сайту Реклама Праздники |
Ведь было о чем поговорить - и о роли личности в истории, и о ее документальном отражении в хрониках, мемуарах и письмах; о сравнении ее с художественными образами у разных авторов разных времен; о переоценках фигур исторического масштаба, происходящих спустя столетия.
А скатилось все к мелотравчатым провокациям, к банальной, пошлой и бестолковой трепотне о "хохлах", евреях, так называемом "патриотизме", к великодержавному шовинизму, выпячиванию "национальных заслуг", некой "особенности" и уникальности, о том кто кому больше задолжал или кто перед кем не покаялся...