РЫЦАРИ СВОбОДЫ

группа рабочих анархистов-коммунистов».

                            * * *

… На перекрестке проспекта и Мостовой улицы Иннокентий обо что-то споткнулся и со всего размаха упал в бежавший сверху мутный поток, сломав при этом зонт. Громко чертыхнувшись, он вылез из воды, зашел в ближайший подъезд и стал чистить платком сюртук и брюки. Занятие это оказалось бесполезным: въедливая грязь упорно не хотела отходить. Он сел на подоконник, обхватил себя руками, чтобы хоть немного согреться, и стал смотреть в окно. По небу медленно ползли черные, лохматые тучи. Никакой надежды на просветление. Погода нарушала все его планы. Мишель Штейнер уже завтра приезжает в Екатеринослав, и на следующий день, в среду, должно состояться собрание группы, которое еще раньше наметили провести на обычном месте всех своих сборов в Аптекарской балке. Все члены группы об этом предупреждены. Надо отменять собрание или срочно найти какое-нибудь большое помещение.

Иннокентий стал перебирать в уме разные варианты. Если только обратиться к знакомой Сергея Борисова Марии Завьяловой, работающей в городской библиотеке? В здании библиотеки много комнат, и человек 25 она сможет где-нибудь разместить под видом лектория. Сам Борисов уже полгода сидел в тюрьме и ждал приговора по поводу тяжелого ранения им жандармского вахмистра. Это случилось в марте на собрании группы в Монастырском лесу. Выставленная охрана не сразу заметила жандармов, появившихся со стороны дороги. Все, у кого было оружие, стали отстреливаться. Иннокентий сам тогда еле унес ноги. Хотя из их группы никто не был убит и даже ранен, а только арестован (кроме Сергея, еще 4 человека), местные газеты расписали, что в этой перестрелке погибло 3 жандарма и 7 анархистов, еще 10 анархистов тяжело ранены и столько же арестованы. Как всегда, екатеринославский полицмейстер Машевский, прозванный в народе «барышником» за нечистоплотные дела, не упустил случая пустить высшему начальству пыль в глаза.

У Сергея давно тянулись с Марией сложные сердечные отношения. Когда-то, будучи еще токарем на Брянском заводе, он занимался у нее в эсдековском кружке. Она тогда была членом бюро городской партийной организации социал-демократов, активным агитатором и лектором.

Учительница была старше своего ученика на шесть лет, но это не помешало ему влюбиться в нее и вскружить ей голову. В 1902 году Марию арестовали, сослали на два года в Вологду. Вернувшись обратно в Екатеринослав, она полностью отошла от политики и общественной деятельности, даже не читала в библиотеке просветительских лекций. Сергей же за это время разочаровался в эсдеках, побыл некоторое время у эсеров и перешел к анархистам. Его привлекли их идеи об уничтожения государства как органа власти и полная свобода действий. Мария его резко осуждала за это и просила порвать с группой. Теперь его ждали, как минимум, пять лет каторги.

... Иннокентий снова посмотрел в окно. Дождь припустился еще сильней и с остервенением барабанил по карнизу. Тоскливо гудели телеграфные провода. На бульваре гулял ветер. Ветви акаций метались из стороны в сторону, задевая проходившие мимо трамваи и экипажи.
На соседнем столбе жалобно дребезжал фонарь. Наконец он сорвался и с грохотом упал на мостовую.

Где-то наверху хлопнула дверь, послышались голоса и женский смех. Залаяла собака. Иннокентий соскочил с подоконника. Делать нечего, надо идти на поклон к Марии. Взглянув на часы – до закрытия библиотеки оставалось два часа, он быстро зашагал к трамвайной остановке.

В раздевалке библиотеки женщина, принимавшая одежду, недовольно посмотрела на его грязный, промокший насквозь сюртук, брезгливо бросила его на подоконник, буркнув: «Идите так, без номерка».

На второй этаж вела широкая мраморная лестница. Шагая по ней через две ступеньки, он с ужасом заметил, что на белом мраморе остаются грязные следы от ботинок.

В общем читальном зале Марии не было. Молоденькая
девушка на выдаче книг охотно вызвалась позвать ее с третьего этажа. Он присел за стол в начале зала, где были разложены подшивки газет. Тучный господин в очках внимательно изучал «Приднепровский край» за сегодняшнее число и делал карандашом выписки в толстую тетрадь. Свободной рукой он придерживал первую страницу. Иннокентий увидел на ней набранное крупным шрифтом заявление полицмейстера о том, что задержан предполагаемый убийца директора машиностроительного завода Германа – некий Станислав Белуха. Машевский опять пускал начальству и читателям пыль в глаза, повесив дело на очередного бродягу.

В тепле от одежды повалил пар. Тучный господин недовольно посмотрел на него. Иннокентию стало неловко, он вышел в большой холл и, чтобы не привлекать к себе внимания, спрятался за широкой колонной.

Прошло минут 20. Ни молоденькой библиотекарши, ни Марии. Иннокентий решил сам подняться на третий этаж и тут увидел ее на лестнице. Она торопливо спускалась по ступенькам, высматривая среди стоявших внизу людей того, кто мог ее спрашивать. Иннокентий дождался, когда она подойдет ближе, вышел из своего укрытия и шагнул к ней навстречу. От неожиданности Мария вздрогнула.

– Что-то случилось с Сергеем? – с тревогой спросила она, и ее красивые серые глаза наполнились слезами.

– Простите, Мария Сергеевна, что я пришел прямо сюда. – Иннокентий взял обе ее руки и ласково погладил дрожащие пальцы. – С Сергеем пока все то же самое – суд ожидается в конце ноября. У меня к вам большая просьба, нельзя ли нам собраться в библиотеке послезавтра в пять часов … Положение просто безвыходное, – жалобно прибавил он.
Мария в раздумье смотрела на него, теребя на груди кончики шелковой шали. Наконец, спросила:

– Сколько вы, думаете, будет человек?

– Самое большее 25. Мы придем по одному, так что никто ничего не заподозрит, и будем себя вести осторожно.

– Хорошо, можно устроить в малом лекционном зале. Только пусть кто-нибудь приготовит на всякий случай какие-нибудь стихи или почитает их по книге. Хотя нет. В эти дни исполняется 40 лет со дня смерти Гулака-Артемовского, я разлажу на столах его книги и, если что, вы собрались по поводу этой даты. Предупредите об этом всех своих. И пусть кто-нибудь выучит пару его басен.

– Не только басни выучим, – обрадовался Иннокентий, – но, надеюсь, приведу еще пианистку. Там есть инструмент?

– Пианино.

Мария посмотрела на него с недоумением: откуда в анархистской группе, о которой она была самого плохого мнения, взялась пианистка, но ничего не сказала и повела его к другому выходу через длинное помещение, уставленное до потолка книжными полками.

Иннокентий первый раз видел такое огромное количество книг и даже не подозревал, что в их городской библиотеке может быть такое сокровище.

Сам он в гимназические годы брал книги в отцовской библиотеке, и всего лишь несколько раз приходил сюда, когда готовился к вступительным экзаменам в университет. Три раза он туда поступал и не прошел по квоте для евреев, и все из-за того, что в гимназии на выпускном экзамене латинист Завальнюк, яро ненавидящий евреев, поставил ему из вредности тройку.

При воспоминании о Завальнюке и последовавших затем всех обид и несправедливостей сердце Иннокентия наполнилось злобой. «Ну, погодите, господа, мы вам еще покажем!» Он произнес это вслух, и шедшая впереди Мария сразу обернулась:

– Вы что-то сказали?

– Да, да, – смутился Иннокентий, – огромное вам спасибо!

Из библиотеки он пошел вниз по Екатерининскому проспекту к Фалькам, чтобы сообщить о собрании Лизе. Идти было недалеко – они жили в собственном доме на Клубной улице. Дверь открыла прислуга Фальков Зинаида и тут же заохала, увидев его грязную одежду. Вышедшая вслед за ней из столовой Лизина мама, Сарра Львовна, тоже всплеснула руками и сразу принялась за дело. Его заставили переодеться во все сухое – одежду Артема, уложили в столовой на диван и укутали шерстяным пледом. Зинаиде было велено поставить чайник и принести глубокий таз, чтобы немедленно начать парить ноги с горчицей. Иннокентию ничего не оставалось делать, как подчиниться тетушке, и погрузить свои окоченевшие ноги в горячую воду. Через каждые пять минут Зинаида приносила из кухни чайник и подливала новую порцию кипятка. «Экзекуция, да и только!», – ворчал Иннокентий, весь взмокнув от этой процедуры.

       Услышав шум, из своей комнаты на втором этаже спустилась Анна, и мать приказала ей поить брата горячим чаем с ромом и малиной. Все три женщины суетились вокруг него, как вокруг маленького ребенка, и он терпеливо отвечал, когда они заботливо спрашивали его, согрелся ли он, нет ли у него температуры. Лиза в это время занималась в гостиной с учителем музыки, и из-за закрытых дверей доносились звуки рояля.

Часы в столовой пробили восемь. Надо было срочно уходить, чтобы успеть предупредить других товарищей, но он не мог уйти, не переговорив с сестрой. Его вдруг страшно потянуло в сон. Глаза слиплись, веки отяжелели, где-то вдалеке поплыл «Ноктюрн» Шопена. Он незаметно уснул и проснулся лишь, когда с работы вернулся Григорий Аронович, и Зинаида стала шумно расставлять на столе посуду для ужина.

Иннокентий быстро натянул на себя высушенную и очищенную Зинаидой одежду и вышел в коридор. Там вся семья, в том числе и Лиза, собралась вокруг Григория Ароновича и слушала рассказ Сарры Львовна о том, что Кеша пришел «весь мокрый до ниточки», и теперь схватит простуду или чего хуже – пневмонию. Увидев племянника, Сарра Львовна опять засуетилась вокруг него, стала трогать губами его лоб и щеки, еще красные от подушки. Кеша, желая поскорее прекратить детскую возню вокруг него, заявил тетушке, что ему надо срочно уходить.

– И слушать не хочу, – возмущенно сказала Сарра Львовна, – только после ужина.

Иннокентий покорно направился за всеми в столовую. Лиза поняла, что он пришел к ним не просто так, придержала его за руку и повела в гостиную. Там было темно. Лиза не стала зажигать свет и, горя от нетерпения – он даже в темноте видел, как блестят ее глаза, набросилась на него с вопросами.

– Лиза, какая ты молодец, что выручила меня, – сказал он, сразу переходя к делу. – Послезавтра в городской библиотеке в пять часов состоится собрание группы. Ты сможешь прийти? Возможно, понадобится твоя помощь: поиграть на пианино.

– Постараюсь. Только мне хотелось бы прийти туда вместе с тобой.

– Тогда давай встретимся за 15 минут около кондитерской Менца. Я буду с нашим лектором Мишелем Штейнером. А что ты скажешь своим?

– Что-нибудь придумаю. В среду как раз у меня дома нет занятий. На родителей что-то нашло последнее время, держат нас с Анной на привязи, после гимназии заставляют сразу идти домой. Спасибо, не присылают еще Зинаиду.

– Они о вас беспокоятся.

– Беспокоятся... Я по три часа занимаюсь с учителями, да еще до ночи выполняю домашние задания. Некогда вздохнуть. Чахну здесь, как одинокая береза в поле.

– По тебе этого не скажешь, ты расцветаешь с каждым днем. Если бы я не был твоим братом, обязательно в тебя влюбился – ты просто прелесть. – Он поцеловал ее в щеку и направился к выходу. – Придумай за меня какую-нибудь отговорку маме.

– Я только и делаю, что придумываю, – засмеялась Лиза,