Симона Эврар

порвали эту дрянную девчонку и куда ее дели – Симона тоже не знала. Она те дни, а если честно, и с того дня до сегодняшнего, проводила в полусне, не соображая нередко, что вообще делает…

Просто в тот момент все утратило для нее значение. Ей казалось, что это она умерла, что это она убита, а не Жан. И это ей надлежит лежать окровавленной, а не ему.

-Ко мне, моя подруга, - приходил его крик ночью, и Симона вскакивала на когда-то их общей постели, которую делила теперь с Альбертиной, так как одна боялась засыпать.

-Ко мне, моя подруга, - приходил его крик неожиданно днем, когда она пыталась стряпать обед и руки дрожали.

-Ко мне, моя подруга…

Этот голос, кажется, шел за нею по улицам, таился в тени и солнце, приходил к ней.

К ней вообще многие тогда приходили. Кто-то с сочувствием, кто-то что-то предлагал. Она ничего не помнила.

Она ничего не понимала. И не хотела понимать.

***

Симона поняла, что уснуть ей не удастся и окончательно села на постели, медленно откинула тонкое, не греющее одеяло в сторону и пошевелила отекшими за ночь ногами. Взглянула на перегородку – Альбертина спит, ну и хорошо… можно встать раньше нее, растопить печь, а то холод подбирается ночью…

***

Ее называли «Вдовой Марата», хоть и не были они женаты. Ей назначили какое-то пособие от Конвента – но Симона не отмечала этих моментов. Весь ее мир кончился там, в ванной и она отчаянно не понимала, почему мир кончился только для нее и ни для кого больше?

Франция почитала Марата. Его называли святым. Были его портреты и его слава. Симона иногда останавливалась у какого-нибудь и вглядывалась в глаза…

В его прожигающие насквозь глаза, которые уже закрылись.

И тогда Альбертина. Которая была мужественной или Катерина, которая была милосердной, за руку, как ребенка, утаскивали ее в ставший ненавистным дом. Они же и отгоняли многих сочувствующих и любопытных.

А потом пришел Робеспьер. Сам. Он и Марат не были врагами открытого толка, но могли ими стать, если были бы глупее. Они противостояли друг другу, но имели союз, который уберегал их обоих от провала.

Робеспьер говорил с нею тихо. Он вообще всегда говорил тихо, но от его тона, от его слов мурашки пробегали по коже. Его нельзя было не слушать.

И его взгляд…он был пронзительным. Кажется, Робеспьер умел читать мысли – так почудилось Симоне.

Он говорил ей, что нужно делать, как нужно себя вести, может быть, даже выражал сочувствие – Симона не могла ручаться за это.

Максимилиан учил ее, что нужно сказать на заседании Конвента, кого обвинить и как, а она, способная, в общем-то к наукам и обладающая хорошей памятью, не могла понять и разобрать мозгом хоть одного слова.

Только могла повторять.

***

Симона поднялась с постели, плотнее закуталась в накидку – февраль выдался на редкость ветреный и неприятный, колючий.

Стараясь не скрипнуть лишний раз половицей, Симона медленно начала выходить из комнаты.

***

Потом…что-то тоже было. Симона была удивлена, когда узнала, что способствовала своими обвинениями падению «бешеных». Она не думала, что кому-то будет дело до ее слов и не могла даже себе объяснить, что с нею стало.

Но мир выцвел раз и навсегда.

И краски больше не вернулись. Прошли годы и убит был уже Робеспьер, и все…прежние ушли.

Иногда о ней вспоминали, допрашивали, арестовывали, выпускали (5). Потом забывали и вновь находили (6).

Двадцать четыре года назад ее допросили в последний раз и с тех пор не трогали, но Симона не верила, что это навсегда. Она знала, что история не теряет людей и не боялась. Чего ей было бояться в шестьдесят лет, когда уже три десятка лет ее мир был в выцветшем состоянии…

Где-то в глубине души, Симона уже призывала смерть.

***

И смерть пришла. Трагическая, случайная…неловкая.

Симона вышла из комнаты февральским утром тысяча восемьсот двадцать четвертого года и вдруг, у лестницы, нога подвела ее. Падая, Эврар услышала любимый голос:

-Ко мне, моя подруга!

От страшного грохота проснулась Альбертина, но было уже поздно.

Примечания:

(1) Симона – Симона Эврар, 1764 – 1824 – участница Великой Французской Революции, сотрудница и гражданская жена Жан-Поля Марата, умерла в результате несчастного падения с лестницы в 1824 году.

(2) Ко мне, моя подруга – A moi, ma chére amie! – последняя фраза Марата

(3) Дрянная девка – Шарлотта Корде, убийца Марата, казненная якобинцами в возрасте 24-х лет.

(4) Альбертина – Альбертина Марат – (1758 – 1841) – сестра Жан-Поля Марата

(5) Имеется в виду – март 1795 года, время Термидорианской реакции, когда Симона была обвинена в пособничестве «террористической деятельности» Марата и несколько месяцев провела в тюрьме вместе с Альбертиной.

(6) Имеется в виду декабрь 1800 года, когда Альбертину и Симону снова допрашивали в связи с делом о покушении на Бонапарта 24 декабря 1800 года на улице Сен-Никез.