Хроника Апокалипсиса 7. 2012-2014.

тогда — начнётся цепная реакция когнитивного взрыва мозгов. Этот взрыв должен объединить все тексты и гипертексты в единый Абсолютный Текст. Он должен взорвать все эго-комплексы, открывая все замкнутые сознания, и соединяя их в единое Космическое Сознание. Это и будет Коммунизмом.

Для этого взрыва необходима энергия. И эта энергия имеется в преизбытке. Это — энергия самого Большого Взрыва. Этот взрыв должен воссоединить все времена и пространства. Он должен воссоединить живых и мёртвых — во Всеобщем Воскресении.

Гипертексты — это гиперциклы, коммуникативные циклы, религации. Это — Вечное Возвращение. Возвращение логоса-фрактала — к Логосу-Голограмме. Возвращение к Первоистоку, к «В начале было Слово», к «Да будет Свет!». Анастасия.

Анастасия — это (натальное) Возрождение, Воскресение, Вознесение и Восстание как Восстановление.

Текст — лига, гипертекст — религация, рекогеренция, транскоммуникация.

Гипертекст создаёт гиперпространство.

Слово являет себя как транслокальное, трансперсональное и трансформальное, и проповедует Само Себя (как Христос-Логос или Будда-Дхарма).

Бессмыслица рождает Смысл.

Когнитивная революция воссоединяет гипертексты и воссоединяет языки, создаёт Метаязык, единый Язык Культуры тождественный единому Языку Вселенной. Где являет Себя — единый фрактально-голографический Металогос.


Состояние матери — это и напоминание о теориях хаоса, и о теории катастроф.

Хаос — генератор новой информации, новой организации, новой системы, новой целостности. Он — родитель нового Космоса.


Концепция динамического хаоса предполагает новую, открытую, форму рациональности.

В динамическом хаосе получает свое рациональное оправдание вера как способ восстановления и поддержания конфиденциального контакта человека с внешней и внутренней реальностью .


Итак, становление в данном контексте есть прежде всего процесс самопорождения из хаоса параметров порядка, посредством которого реализуется эволюционный ценностный отбор, рождение, упаковка и сжатие информации.
Итак, открытие феномена динамического хаоса позволяет по новому осмыслить процесс становления постнеклассической науки как самоорганизации междисциплинарного знания. Постнеклассическая наука не только обозначает границу детерминистического видения мира, ориентированного на потенциальную иерархию законов бытия, но и одновременно органически включает в свой дискурс практическую мудрость традиции.


«Размещение в едином, количественно измеримом пространстве человечности всех заболеваний, которыми заняты психиатры и терапевты, всех нарушений, которые дают пищу для раздумий экзистенциалистам, философам, религиозным мыслителям и социальным реформаторам, дает огромные теоретические и научные преимущества. Мало того, мы можем разместить в этом же континууме разнообразные виды здоровья, о которых мы уже знаем, в полной палитре их проявлений, как в пределах границ здоровья, так и за пределами оного — мы подразумеваем здесь проявления самотрансценденции мистического слияния с абсолютом и прочие проявления высочайших возможностей человеческой натуры, которые раскроет нам будущее».

А.Х.Маслоу (1908-1970), основатель гуманистической психологии, один из основателей трансперсональной психологии.

Талант, Творчество, Тайна.

25.01.14


Превращение поэзии в прозу — это превращение циклического времени в линейное. Декогеренция поэтической Вселенной.

31.01.14

=======================================================================


Ив Бонфуа
                  По-прежнему слепой
I
          В этой стране
          Богословы учат, что Бог
          Существует, но он слеп.
          Он ищет ощупью
          В пространстве между слишком тесных стен, в нашем мире,
          Кричащее, бьющееся, все еще
          Не открывшее глаз
          Крохотное существо, что наделит его зреньем,
          Если, конечно, он сможет
          Своими неловкими,
          Шарящими с незапамятных времен руками
          Поднять эти сомкнутые веки.
           
          Замысел Бога, его мечта,
          Мечта той глубины мрака,
          Которую они называют Богом, -
          Лишь в том, они считают, чтобы
          Стать этим существом. Богом движет
          Предвосхищенье: что ему откроет
          Обретенный взгляд? Мечта, желанье,
          Возникающее в этих горных балках, в этих
          Бесформенных глыбах,
          В этом доносящемся из глубоких недр
          Шуме источника, в Боге, -
          Чтобы нечто, заключенное в них, восходило
          Через кровь, через крик, через живое тело
          К тому, чего у него еще нет:
          Лицу, глазам.
          Нет, Бог не хочет
          Служенья, земных поклонов, не хочет
          Слышать тех, кто к нему взывает,
          Вопрошает его или даже
          Гневно протестует. Он хочет
          Всего лишь видеть, как ребенок: видеть камень,
          Дерево, плод,
          Лозу, вьющуюся под крышей,
          Птицу, сидящую над спелой гроздью.
           
          Бог, лишенный зренья, хочет
          Наконец увидеть свет.
          Он, вечный, берет в ладони
          Все кричащее, все обреченное исчезнуть, -
          Ибо глядеть может лишь то, что смертно.
           
          Так он возобновляет в каждом существе -
          И очень ненадолго, пока
          Оно способно видеть, ведь тьма
          Набегает почти сразу, - свой смиренный
          Поиск. Он согласен
          Довольствоваться немногим -
          Тем, что открывается живым глазам.
          Он знает: живое больше, чем он,
          Он: тот, кто всегда остается
          Внутри, тот, кто выгибает
          Вещь по ее форме, наливает вещь
          Темнотой, ширится
          Дугами, что с криком чертят
          Ласточки в синем небе, и даже
          Тот, кто разрывается, растворяется
          В грозовых облаках, но всегда
          Оставаясь внутри, внутри очертанья,
          В сумраке, скрывшем
          Еще более глубокий сумрак, скрывшем
          Расселины и глыбы, - всю бездонную
          Глубину, которую эти богословы
          В беседах со мной называют Богом.
           
          (Он: тот, кого мы слышим,
          Возвращаясь домой, вечером,
          Под красным, застывшим небом,
          В скрипе калитки: вновь
          Заключенный внутри, теперь внутри звука, -
          И уже наступает ночь, темно,
          Давайте-ка, говорят мне они,
          Приподнимем этот камень: видите? Там,
          Вне нашего мира, мечутся муравьи.)
           
          II
           
          Бог -
          То, что эти богословы называют Богом, -
          Ищет. Он знает: у него
          Ничего нет, говорят мне они.
          Узнавать, называть, строить -
          Об этом, он знает, ему нечего и думать.
          Надеяться
          Ему не дано, он знает.
          Ждать - ему не дано.
          Заметить издали, вскрикнуть, броситься навстречу,
          Рыдая, протягивая руки, -
          Он знает, ему не дано.
          И говорить,
          Сказать: «На, возьми,
          Вот, смотри-ка, не надо плакать,
          Теперь иди, играй» - ему
          Не дано.
          Сказать: «Пей».
          Склониться над позвавшим ребенком -
          Нет, иначе, как тот, у кого есть
          Руки, чтобы утереть слезы,
          Надежда, тревога и ничего больше, -
          Он знает: этого ему не дано.
           
          Впрочем, снаружи
          Слышны голоса. Снаружи
          Говорят: «Пойдем, уже поздно,
          Догоняй». Он
          Вслушивается. Но, как всегда,
          Невидимое, живое не дает ему,
          Заточенному, выйти вовне
          Из самых простых слов.
           
          Он знает, ему не удастся
          Взять кого-нибудь за руку: его пальцы
          Не смогут ее удержать.
           
          Бог -
          То, что они называют Богом,
          То, для чего нет имени, -
          Ищет. Им слышно, как он бродит рядом:
          В крике раненой птицы, визге
          Пойманного зверя.
           
          И эти богословы знают: Бог
          Приближается к ним днем и ночью,
          Пробирается
          В их зрачки, когда они открывают глаза.
          Они понимают: ему
          Нужны их воспоминанья,
          Их радость. Понимают: он
          Хочет отнять у них даже их смерть.
           
          И все их мысли, вся их жизнь
          Наполнены желаньем оттолкнуть, отстранить
          Эти громадные руки.
          «Уйди от нас, - кричат они, - уйди,
           
          Уйди в деревья,
          Уйди в дыханье блуждающего ветра,
          Уйди в синеву и красную охру,
          Уйди в сладкий вкус плодов.
          Нет, не так: уйди
          В трепещущего жертвенного ягненка».
           
          И они идут к этим деревьям,
          Размахивают цветными флажками.
          «Прочь, прочь, - кричат они, -
          Не будет по-твоему, ступай отсюда,
          Ну же, вставай, беги,
          Убегай, зверь,
          Скройся в непроглядной сердцевине мрака.
           
          Отпусти руку, которую держишь,
          Ей страшно.
           
          Спотыкайся, падай, поднимайся вновь,
          Беги,
          Нагой ребенок, осыпаемый градом камней».
           
           
                  Неведомое золото
           
          I
           
          И другие, множество других. Они
          Говорят, что им понятно все. Наш мир -
          Это то, что Бог
          Разрывает в клочки, это страницы,
          На которых он пишет. Он ненавидит
          Свое творенье, себя самого,
          Даже то прекрасное, что проступает
          В небе слов, почерневшем от его огня, -
          Дерево нашей речи, хранящее надежду.
           
          Бог - это художник,
          Он стремится к недостижимой цели,
          И, как художник, он взрывается гневом,
          Он боится, что создаст
          Всего лишь образ, он
          Вскрикивает от нетерпенья, и его крик
          Раскатывается небесным громом.
          Он терзает этот образ, хотя его любит,
          Потому что ему никогда не удается
          Дотянуться дрожащими руками
          До чего-то неведомого: какого-то лица.
           
          И наш долг перед Богом, продолжают они,
          Помочь ему в разрушении: тоже
          Ничего не желать, ничего не любить.
          Отстраняясь, умолкая,
          Засыпая свет серым пеплом,
          Превратить нашу землю
          В хаос
          Камней, загромоздивших ущелья.
          Бог, говорят они, это всего лишь
          Слепая травинка, которая не видит
          Других травинок под слепящим
          Проливным дождем. Пусть сердца наши умолкнут
          И вместо нашей речи останется
          В лужах пересохшего, непостижимого времени
          Только грязный ил, что был когда-то
          Материей, грезившей о Боге.
           
          Бытие, утверждают они, это
          Даже не камень, а трещина,
          Прошедшая через камень; осыпанье
          Краев этой трещины; краски,
          Ничего не ждущие, ничего не значащие,
          В лучах солнца.
           
          II
           
          Но есть и другие. Они
          Говорят мне: тот, кто являлся им в мечтах,
          С самого начала был
          Отзывчив - он, скажем, ощущал волненье,
          Видя, как летним утром ребенок
          С радостным криком выбегает из дома.
          Еще сильнее
          Его трогал ребенок, который