Алексей Божий человек

литература, начиная с инструкций, да и особой эрудиции и активности не требуется, обыкновенный рутинный процесс, главное, отчеты вовремя составляй. Ну а если человек обладает практической сметкой, не боится начальства, не лезет за словом в карман — ему любая работа по плечу.
      — Ну хорошо, коли так, — мне и крыть-то было нечем.
      Что мне нравится в Алексее? Пожалуй, излишне говорить, что парень он смелый, решительный, несомненно, бывал в лихих передрягах, выходил из них, как правило, победителем, случались иногда и утраты, но без них никак нельзя. Я уверен, он надежный мужик, не подведет, не сдаст, не сольет, как сейчас принято говорить. И друзья у него есть — такие же напористые и прямолинейные ребята.
      И еще он считает себя поэтом, и я не могу ему в том отказать. И сохранил в душе целомудренное отношение к женщине, я специально приберег для концовки одно из самых сокровенных стихотворений Алексея, он никогда не читал его вслух:
     
      Ты чиста, как невесты фата
      в гуле свадебном.
      Ты чиста, как вода,
      в жажду найденная.
      Ты чиста, словно мрамор
      кипенно-белый.
      Ты чиста, словно храмы,
      греками сделанные.
      Ты чиста, словно лебедь
      жемчужно-матовый.
      Ты чиста, словно гребень
      заснеженный в Андах.
      Ты чиста, словно роза
      ночью теплой.
      Ты чиста, словно грезы
      души неопытной.
      Ну а я нечаянно
      променял тебя
      на отродье Каиново.
      Ну а я — хвала театру,
      променял тебя
      на Клеопатру.
      Ну а я
      — проклятье прошлому,
      променял тебя
      на девицу пошлую.
      Ну а я
      — пропади все пропадом...
      Я люблю ее по частям и оптом.
      Я люблю ее с сигаретою.
      Я люблю ее не одетую.
      Я люблю ее скандальную.
      Я люблю ее печальную.
      Я люблю ее не блестящую.
      Я люблю ее навязчиво.
      Я хочу ее ежевремено.
      Я хочу ее сделать беременной.
      Я хочу ее видеть моей.
      Я хотел ее множество дней...
      Ты чиста, как слеза несмелая.
      Ты чиста, как облако белое.
      Ты чиста, как любовь неумелая.
      Ты прости меня,
      что так сделал я...
     
     
      Глава шестая
   
      Мое внимание привлек крупный, спортивно подтянутый мужчина в серой, ладно скроенной тройке. Он одиноко расположился за угловым столиком, полумрак, царивший в зале ресторана, скрадывая побочные детали, с графической четкостью вырисовывал его по-орлиному острый профиль, высокий, покатый лоб, сжатые губы, пронзительный взор. Особенно интересны его руки, крупные, сильные и в то же время с музыкально-тонкими пальцами. Благородные кисти то судорожно сжимались, обнажая бойцовскую маслоковатость, то пружиняще выкидывали пальцы, как бы демонстрируя неукротимый норов самого их хозяина. Вероятно, мужчина хотел остаться незамеченным, оттого и сел в темный угол, но подобная конспирация не прятала его.
      Даже моя спутница, гулящая намалеванная девица, украдкой оценивающе поглядывала в его сторону. Помнится, я тогда язвительно пошутил над девкой, мол, импозантный мужик, а?.. Признаться, даже чуточку забеспокоился, вот сейчас «тройка» лениво поднимется и пригласит Наташку на тур танца. Та, разумеется, не откажет, а попробуй я встрянуть, фыркнет стерва и останется с новым кавалером. К тому же девчонка знает мои финансовые возможности, действительно, патовая ситуация, где уж мне тягаться с красавчиком, имея единственную десятку в брючном кармашке. Но «тройка», изредка сканируя посетителей зала, не задерживал на нас своего взгляда, видимо, мы абсолютно безразличны ему. Я даже испытал подобие благодарности к тому мужику: сидит человек тихо, скромно, не выпендривается, не лезет на рожон...
      Совершенно успокоившись на его счет, я заботливо подливал Наташке сладкое шампанское, дурил головку девчонки пошленькими анекдотцами, лихорадочно соображая в то же время, как бы половчее улизнуть из ресторана деликатно, чтобы не опозориться из-за своей неплатежеспособности. Но весь вид Наташки говорил об обратном, ей определенно не хотелось покидать ресторанный уют, отправляться в холодный октябрьский вечер к черту на кулички — жил я далеко от центра. Легкий хмель и мои ухаживания кружили ей голову, кабацкая интригующая атмосфера, лабухи, пиликающие модные мелодии — все это настраивало на лирический лад. Девица щебетала пошленькие глупости, даже выказала свои матримониальные иллюзии, должно посчитав меня наконец-то подвернувшимся женишком.
      Тем временем появилась ресторанная певичка, пышнотелая бабеночка в летах, но в откровенном молодежном комбинезоне... с начесом под Пугачеву. Да и репертуар ее был из «рождественских вечеров» пятилетней давности, но ничего, сойдет для «сельской местности», сгодится под водочку и бефстроганов.
      Серая же тройка не подавал активных признаков жизни. Лениво потягивал марочное винцо, аристократически промокал губы белоснежной салфеткой, поглядывал на певицу равнодушным стеклянным взором. Должно, мужик кого-то ждал, по всему видно — его вечер еще впереди. Я, человек не шибко изобретательный, почему-то уверился в то, что рано или поздно в зал обязательно вплывет ненашенская цаца в импортных шмотках, в золотых побрякушках, с нимбом сверкающих отбеленных волос, с лучистой светло-оранжевой кожей и бездонными, как древний колодец, глазами. Но что поделать — каждый рубит дерево по себе... Моя подруга Наташка тоже все прекрасно понимает. У нее нет прозрачных кружевных пеньюаров, ей никогда не подарят сторублевые духи «Шанель», не повезут домой в черной «Волге»» с шелковыми занавесками, ничего нет у нее за душой, кроме ее двадцати двух лет и сволочной работы продавщицы в бакалейном отделе гастронома. Она скромная дурнушка, провинциальная девчушка без особых претензий...
      Кого же все-таки ожидает серая тройка? Неужели так весь вечер просидит в одиночестве? Впрочем, сдался он мне... рядом Наташка, милое создание, у нас все еще впереди...
      К угловому столику по-деловому быстро подошли двое не наших мужиков. Высокий, угрюмого склада тип с квадратной челюстью, седая шевелюра острижена на манер римского легионера, лоб и щеки в вертикальных морщинах. Рожа примечательная, не приведи господь встретить такого где-нибудь в темном переулке, бандитская, прямо скажу, рожа. Да и комплекция у дяди, что твой лось — битюг был порядочный. Второй, низенький, худенький — живчик лет сорока, смазливый на мордашку, как многие его соплеменники, он по-южному темпераментно жестикулировал холеными ручонками, патетически потрясал ими над лысоватой головкой. Ну и парочка — заинтересовался я...
      Хлипкий живчик что-то настойчиво доказывал, компенсируя недостающие аргументы артистическими пассами рук и изгибами туловища, седой бугай-дегенерат угрожающе крякал как можно весче, подтверждая слова своего приятеля. «Серая тройка», облокотившись на спинку стула и закинув ногу на ногу, снисходительно улыбаясь, молча выслушивал странную парочку. Каких либо зримых эмоций его лицо не выражало, казалось, он пропускает гневные тирады еврея и угрозы седого мимо ушей.
      Я прислушался к их возгласам. Абсолютно ничего нельзя разобрать. «Живчик» требовал каких-то гарантий, настаивал на каком-то сроке, седой «легионер» злобно хрипел... уж о чем, совершенно не понять. Особенно усердствовал еврейчик, он кружил вокруг стола, будто ощипанный в потасовке петушок, право, было смешно смотреть на него. Как мне показалось, доводы двоих не смогли переломить «серую тройку», мужик казался неумолимым, невозмутимо улыбаясь, был эпикурейски спокоен. «Живчик», с пеной во рту, махал руками-крылышками, его приятель-амбал немо ворочал каменной челюстью, в его облике теперь просматривалась откровенная агрессивность. Назревал скандал! Наташка толкнула меня в бок:
      — Чего они? Глянь, чего они затеяли?.. — в ее голосе дрожал неподдельный страх, девица почуяла — неминуемо быть драке. И тут я, наконец, отчетливо расслышал неприглядную бранную лексику. Матерились оба: еврей роскошно по-одесски, поминая и маму, и дедушку, и самую дальнюю родню, седой «легионер» — скупо произносил тяжелые фразы, будто кувалдой вколачивая их в землю. «Серая тройка» презрительно молчал, хилый «живчик» кружил как наскипидаренный, седой же угрожающе набычился. Но вот «тройка» что-то отрывисто произнес...
      И тут весь зал огласил угрожающе матерный рев седого «легионера», видимо, призванный навеять на окружающих ужас и страх. Затем бугай выхватил из кармана пиджака массивный выкидной нож, щелчок, и вот уже хищно блеснуло стальное жало. У меня все похолодело внутри — сейчас здоровенная урка приколет малого...
      Но «серая тройка» оказался необычайно шустрым, он ловко перехватил занесенную над собой руку «седого» и было почти вывернул ее. Ах, неудачно, пальцы малого сорвались с запястья уголовника, прием не сработал, но и выпад бугая пошел впустую. Посмотрели бы вы тогда на его перекошенное от злобы лицо: на щеках вздулись немыслимые желваки, глаза налились кровью — разъяренный бык, одним словом. Чуть отступив, он опять изготовился сделать колющий выпад. Ну, пропал парень, точно теперь его зарежет... Здоровяк прет как танк. Но «серая тройка» ловко уходит вбок, громила всей массой ломится вперед, тычет острием ножа в пустоту. Он безрассудно разъярен, очумело размахивает ножом по сторонам, лишь бы задеть, лишь бы порезать, лишь бы пустить кровь. Как тут остановить такую мельницу, разве же пристрелить?.. Бугай упорно наседает на парня, они кружат вокруг столика, стулья отброшены в сторону. Бандюга стал наклоняться, пытаясь лезвием достать малого через столешницу. И тут, как в замедленной съемке, на его кумпол обрушивается бутыль шампанского, бутыль взрывается, бугай мордой бьется об стол, хватается за скатерть и, утягивая сервировку за собой, валится на спину. С ним покончено. Странно, но его здоровенный нож почему-то уже оказался в руке «серой тройки». Малый запарено оглядывается по сторонам.
      И вдруг раздался неистовый заячий визг, поначалу я и не сообразил, откуда он исходит. А это, оказывается, завизжал еврейчик, почуял, наверное, падла, что смерть пришла? Пищит, а свое дело знает, пятится от стола к проходу, но «тройка» бесцеремонно хватает его за шиворот и бросает на устоявший поодаль стул. «Живчик» покорно присел и даже поджал ножки под сиденье стула. Все, он уже сдался на милость победителя, готов, если нужно, пасть на колени, только не бейте его...
      И тут завершающим аккордом по ресторанному залу пронесся всеобщий выдох отступившего страха. Раздался множественный скрежет отодвигаемых стульев, некоторые чрезмерно восприимчивые посетители ринулись в гардероб. С одной женщиной даже приключилась истерика, она стала выкликивать нечленораздельные фразы, перемежаемые дурным смехом, ее подруги принялись отпаивать впечатлительную особу минеральной водой.
      Тем временем «серая тройка», даже не взглянув на поникшего живчика, поднял валявшийся стул, обстоятельно усевшись, актерским жестом сбросил ножик на полированную столешницу.
      Его дыхание прерывисто, лицо здорово побелело, на лбу застыли крупные капли пота.