Исповедь перед Концом Света. 1957. Песня о Щорса. 1-й спутник. Что было для меня свято?

Исповедь перед Концом Света

1957

Песня о Щорсе. 1-й спутник. Что было для меня свято?


Городское лето. Игры в войну

Летом этого года, кажется, были в городе, не на даче... Я помню игры с мальчишками в своём дворе. В подвале, в 1-ом дворе, была огромная коммунальная квартира. Там жили дети дворничих, братья Рябинины и Валера Литфулин, татарин. Толя Рябинин был моим ровесником, а Гена немного постарше. Валера тоже был моим ровесником (и потом мы учились с ним в одном классе). Иногда к нам присоединялись и другие мальчишки.

Играли обычно «в войну». Разумеется — в Великую Отечественную. Когда говорили слово война — то почти всегда подразумевалась Великая Отечественная, уточнений не требовалось… Впрочем, очень редко воевали и в Гражданскую войну, фильмов про неё тоже было очень много. А про другие войны мальчишки дошкольного возраста просто ничего не знали…

Распределяли по жребию роли; и достаточно хорошо помню, как никто не хотел быть фашистом, все хотели быть «нашими». На бумажках для жребия пятиконечные звёзды рисовали красным карандашом, а свастику — чёрным или простым. И потом тянули эти свёрнутые бумажки из чьей-нибудь кепки (тогда ещё носили кепки)...


Песня о Щорсе

Часто ходили с ребятами строем. Маршировали. Это нравилось! И громко пели на какой-то  стихийно придуманный нами бодрый, маршевый мотив песню о Щорсе: «Шёл отряд по бережку, шёл издалека. Шёл под красным знаменем командир полка…».

Эту песню, на этот придуманный нами мотив, я и дома стал петь…

Мать как-то услышала, и говорит:

«Да ты мотив совсем не так поёшь!..»

И напела мне эту песню с её настоящей мелодией. Мотив этот мне показался слишком уж нежным, слишком не военным. Но я вдруг увидел — как хорошо умеет петь мать. И меня неожиданно удивила, почти поразила, лирическая (хотя ещё больше, наверное, эпическая, что я вообще стал понимать лишь недавно...) красота этой песни, при всём моём первоначальном неприятии этой не военной, как мне казалось, «нежности», что мы, мальчишки, старались демонстративно презирать...

Мать на Украине хорошо научилась петь множество украинских и русских песен...

Да, и вообще тогда пели несравненно больше, чем сейчас. Даже в крупных городах...

А когда поют сейчас?..


Национальный вопрос

Я тогда ещё абсолютно не понимал, что означает слово «еврей», хотя слово это, вроде, слышал. Я знал, что есть русские, украинцы, грузины, немцы, американцы, китайцы, негры... Но что евреи — это тоже такой народ, об этом я поначалу не имел никакого понятия...

В нашей мальчишеской среде достаточно часто употреблялось, как ругательное, слово «жид»; но, насколько мне тогда казалось, оно означало просто «жадина» (так оно и было в нашей среде), и к национальности человека никакого отношения не имело.

«Жид» — для нас, мальчишек 1950-х — было понятием этическим, а не этническим...


Шпион

Помню очень характерный для того советского времени 1950-х годов эпизод. Играли мы как-то с ребятами во дворе…

Вдруг кто-то из наших мальчишек говорит, так таинственно и заговорщически:

«Видели того дядьку? Вон, который пошёл? Это — шпион!..»

Почему шпион — он не объяснил. Но раз шпион — то надо обязательно за ним проследить! И мы все бросились вслед за этим «шпионом»... Это был молодой мужик, легко одетый, по-летнему, без головного убора, ничем, вроде, не примечательный. Пожалуй, в нём была какая-то культурность и интеллигентность. Только шёл он как-то торопливо, и, быть может, несколько нервно. Возможно, впрочем, именно из-за того, что видел или чувствовал за собой эту нашу слежку...

Помню, что мы преследовали его — через Марсово поле — до Садовой улицы; и там, у решётки Михайловского сада, один из нас решил этого мужика обогнать, причём, самым неудобным и заметным способом, взобравшись на достаточно узкое каменное основание, в котором была закреплена решётка, и быстро перебирая руками её толстые вертикальные прутья... Я особенно запомнил эту сцену именно в силу её нелепости. Хотя тогда мне поведение этого нашего товарища казалось и оправданным, и даже смелым...

Потеряли мы из виду этого несчастного мужика уже, кажется, где-то перед самым Невским...

Массовая (и, отчасти, оправданная) «шпиономания» 30-х годов — сидела и в нас, в мальчишках 50-х…

А лето было тёплым и светлым…

+ + +

2 сентября 1957 года мне исполнилось 6 лет.

А через месяц — произошло действительно космическое событие!..


Первый спутник Земли

4 октября 1957 года в СССР был запущен в Космос 1-й искусственный спутник Земли. Небольшой шар с несколькими антеннами, который при полёте издавал сигналы «бип-бип»… Эти сигналы тогда услышал весь мир!..

Я смутно помню этот день, помню всеобщее удивление, радость и гордость у всех взрослых, особые возбуждённые разговоры о произошедшем. Какой-то особенный блеск в глазах и свет в лицах. Особенно — у деда и отца…

Мы становились космическими существами... Многие ли понимали это?..

Этот день я сделал днём рождения своей Анфисы, в своём мета-романе…

+ + +

Что было для меня свято?

К 7-ми годам – что я знал и думал: о мире, о людях, о себе?..

Я знал, что никакого Бога нет. В Бога люди верили раньше, до революции, потому что были ещё слишком непросвещёнными, тёмными. А царю, помещикам, буржуям и прочим богатеям и эксплуататорам было выгодно внушать народу религиозный дурман, чтобы народ всё терпел и не устраивал никаких восстаний и революций против царя и богачей. А на самом деле — всё материально. А «бога» (это слово тогда писалось только с маленькой буквы) придумали попы, чтобы дурачить и эксплуатировать народ...

+ + +

Я знал, что я живу в СССР, в великой стране, самой большой по размерам на всей земле, самой передовой, и самой прекрасной и замечательной, даже просто исключительной. А замечательна и исключительна наша страна — Советский Союз — тем, что у нас в 1917-ом году произошла революция, Великая Октябрьская социалистическая революция, под руководством боевой революционной партии, партии большевиков, или коммунистов, что одно и то же (или почти одно и то же).

Революция — это народное вооружённое восстание, в результате которого народ, простой трудовой народ, рабочие и крестьяне, свергают угнетающую их власть, и — устанавливают власть свою, по-настоящему справедливую, общую, без эксплуатации человека человеком, по-товарищески, добиваются свободы от всех царей, буржуев, помещиков и прочих эксплуататоров и паразитов, управляя всем и делая всё отныне сообща...

Я знал, что живу в великом и прекрасном городе Ленинграде, который был назван так в честь Ленина, вождя нашей Великой Революции, после его смерти. И сам наш город — колыбель этой Революции (даже «колыбель трёх революций»).

И, конечно, я знал, что наш город был основан выдающимся царём Петром Первым, и был назван тогда Санкт-Петербург. А незадолго до революции стал называться Петроград...

«На болотах рождённый, три раза крещёный...». Это, помню, бабушка Вера мне как-то загадала такую загадку...

Мы жили на улице Халтурина (ныне вновь Миллионная, как до революции). И я знал, что Халтурин — это был революционер...

А в соседнем доме, по ту сторону Мраморного переулка, в Мраморном дворце, был тогда музей Ленина, в котором я не раз бывал и со взрослыми, и с мальчишками.

А противоположным своим концом наша улица упиралась в Дворцовую площадь и в Зимний дворец — в бывший царский дворец — который в октябре 1917 года взяли штурмом революционные рабочие, солдаты и матросы, и выкинули оттуда всех заседавших там буржуев, и перебили или арестовали всех юнкеров, то есть — «белых»...

От слова «революция» веяло каким-то огромным радостным праздником, чем-то возвышающим, героическим, замечательным, значительным, прекрасным, почти священным, каким-то огромным торжеством — торжеством Правды и Справедливости, чего-то Великого! Торжеством — восставшего угнетённого народа! Торжеством Свободы!..

Слово «революция» означало примерно то же самое, что слово «восстание» или «вооружённое восстание». И слово «восстание» нравилось мне даже ещё больше, чем слово «революция». Хотя оба эти слова были связаны для меня неразрывно. Восстание — это не всегда настоящая революция. Например, восстание Спартака, или восстания Разина, Пугачёва. Но революция — это всегда восстание! Это сознательное, подготовленное, организованное, вооружённое народное восстание — за святое дело Свободы! За дело — грядущего Коммунизма!..

Я знал, и крепко усвоил это себе, что в результате победы Октябрьской социалистической революции и установления в нашей стране Советской Власти, у нас теперь строится коммунизм.

Коммунизм — это когда не будет больше денег. Потому что деньги — это зло; но пока приходится это зло терпеть, потому что люди ещё не слишком сознательны. А при коммунизме все будут сознательные, и денег уже не будет, все будут работать бесплатно, только из чувства сознательности, и брать в магазинах только то, что им действительно нужно, жадности в людях больше не будет. Но в магазинах будущего всего будет вдоволь, и хватать еды и других нужных вещей будет всем, и никакого голода не будет ни в коем случае, продуктов при коммунизме будет с избытком.

В 1957 году наши учёные и инженеры уже запустили в Космос первый спутник, а потом запустили собаку, а потом ещё двоих собак. И я знал, что скоро и наш советский человек полетит в Космос, на Луну, на Венеру, на Марс, к другим планетам, что наука и техника будут всё время стремительно развиваться, что человек будет овладевать всеми тайнами Природы.

Ещё я знал, что у нас совсем недавно была огромная и очень тяжёлая — Великая Отечественная война. Мы воевали с немцами, с фашистами. Мой отец тоже воевал, был моряком, плавал на подводных лодках и торпедных катерах; я этим очень гордился. Мы победили в этой войне, потому что наше дело было правое, мы защищали свою страну от захватчиков, которые хотели просто уничтожить нас всех, а Ленинград и другие города стереть с лица земли.

Я знал, что настоящие коммунисты, коммунисты не только на словах, а на деле, которые борются за торжество Коммунизма и живут только ради этого, называются ещё сейчас часто «идейные». И меня очень огорчало, что мои родители почти совсем не «идейные»,  думают только о деньгах и о том, что на них можно купить в магазине. Я знал со слов родителей и других взрослых, что раньше настоящих «идейных», настоящих коммунистов, борющихся за интересы народа, было гораздо больше, а сейчас — всё меньше и меньше…

И ещё, я уже как-то знал от взрослых, что и среди наших правителей сейчас настоящих коммунистов уже очень и очень мало, и почти все больше думают о своём кармане, а не о простом народе…

Во время всех государственных праздников звучали по радио, и из репродукторов на улицах, звучали на демонстрациях, революционные и патриотические песни...

Я очень рано почувствовал искусственный пропагандистский официоз всех этих празднований...

Но сами песни — они не могли не запасть в душу на всю жизнь. Они и сейчас — движут мною, несут в себе великую Идею и великую Программу. Несут в себе Красную Мечту...

Да, эти песни воспитали меня!..

А советские фильмы — разве они могли не воспитывать?..

А