- Как всё просто у физиков! – ответил художник.
- Да, сравнительно просто, но, кажется, пора и покормить гостя! – голос Веры прозвучал как-то особенно по-домашнему, и Вадим вспомнил, что давно ничего не ел.
- Я хочу нарисовать твой портрет, и даже не один! – высказанное желание звучало, скорее, как признание в любви. Но сейчас нужно было немного перекусить.
- Пища будет вполне земной. У нас отработана специальная программа адаптации землян к космическому питанию. Используется она редко, но отшлифована до мелочей. От внушённой тебе на инсайде тяге к вегетарианству мы тебя освободили. Кандалы сброшены! Это был тупиковый путь. Для индийцев он вообще оказался роковым, поэтому их так быстро и завоевали всеядные британцы. Переходить к нашей еде будешь постепенно. Впрочем, мы тоже вполне прекрасно перевариваем земную пищу. Отрываться от природы нельзя хотя бы для того, чтобы и нынешние, и будущие поколения были приспособлены к природной пище и могли в любой момент переселиться на планеты, где технологии приготовления пищи, мягко говоря, отстают от наших стандартов. Слева есть вполне земной санузел, в период ускорения и торможения работает земной туалет, но рядом есть и другой, рассчитанный на все режимы полёта, даже в невесомости. Тебе всё будет понятно, там на стене краткая инструкция. Мы тебя чисто помыли, пока ты был без сознания, но мыть руки перед едой принято и у нас, и у вас. Это влияет на подсознание, которое включает иммунитет. А моих портретов ты ещё успеешь нарисовать довольно много! Я в этом уверена!
Пища не удивила Вадима своими изысками. Для привыкшего к скромному образу жизни Вадима это было даже в радость. Никаких кулинарных шедевров. Выросший на хлебе, мясе, картошке, кашах, макаронах и молоке художник, не обнаружил на столе из привычных продуктов только макароны, а хлеб был рисовый с привкусом гречневого.
После завтрака Вера показала на экран, там был земной пейзаж: ракета "Энергия" с "Бураном" на стартовой площадке.
7. На Земле. 9 сентября 1997. 10.00. Суматоха
Утром случился переполох. Конечно, Зуб и Зык сами подняли шум. Не выдержали долгого ожидания. Им хотелось как можно скорее повести следствие по нужному им пути. Опытные уголовники, они знали, что делали, но, тем не менее, побаивались, ведь что-то могло пойти не по плану. Тело скоро «нашли» висящим на дереве, в километре от общежития, ближе к реке. Доложили старшему. Тот обратился в более высокую инстанцию. Вышестоящий куратор строительства храма Феодосий Феодосиевич внимательно выслушал доклад бригадира, задал несколько вопросов, приказал вызвать милицию, а сам стал звонить своему хорошему знакомому из прокуратуры.
С этой минуты судьба Зуба и Зыка решена была окончательно, но они даже не подозревали об этом. Радовались, что всё пошло так, как они ожидали. У них отлегло от сердца. Очередной тюремный срок за более тяжкое, чем раньше, преступление, им уже точно не грозил. В этом они были правы, но не знали свою судьбу в подробностях. Хорошо иметь могущественного покровителя, который вовремя прикроет и если надо – спрячет, защитит от уголовного преследования. И покровителю не нужно поднимать лишний шум в его подведомственном заведении. Он был в этом заинтересован. Зуб и Зык верили в это, но им не дано было знать, каким образом их защитят и как спрячут.
А надо было догадываться, что поступят с ними не по Закону, который они и сами всегда стремились обойти, а по воровским Понятиям, которым эти двое всегда строго придерживались. И отсидевшие не по одному сроку тоже теряют бдительность, когда всё идёт гладко, как задумано. Головокружение от временного успеха? Непорядочные люди почему-то думают, что другие непорядочные поступят с ними порядочно, потому что ведь «здесь все свои!» Их страхи по поводу взятия под стражу полностью прекратились, и они решили отметить своё избавление от испуга чуть позже, когда заберут тело и следователи уедут.
8. В космосе. 9 сентября 1997. 12.00. Станция "Заря"
За разговорами с Верой Вадим не заметил, как быстро пролетело время. Художник смотрел в лицо своей спутницы и знал, что будет рисовать его. Возможно, очень часто. Внешняя её, во всех смыслах неземная красота не могла скрыть от него красоты внутренней. В своей жизни художник уже научился разбираться в людях. Золотой характер, мудрость тридцатилетней женщины, пронеслось в голове. Вскоре в иллюминаторе на бескрайних просторах космоса показалась маленькая пульсирующая точка, которая моргнула три раза и погасла. Корабль летел довольно быстро.
При приближении корабля, точка становилась продолговатой и увеличивалась в размерах. Это была довольно большая космическая станция, о которой рассказывала Вера. Для врача эта станция была родным домом, к которому всегда приятно возвращаться, а для художника – пока что одним из космических объектов, которому ещё предстоит стать его жилищем. Станция на некоторое время вспыхнула, она как бы осветилась внутренним сиянием, приветствуя подлетающий к ней корабль, потом свет погас. Объект оказался чёрным цилиндром, который в длину был раз в пять больше чем в диаметре. В центре торца цилиндра открылись небольшие створки, и корабль влетел в тоннель. Путешественники некоторое время двигались по трубе почти в полной темноте. Вскоре на другом конце этого круглого тоннеля возник яркий свет.
- Я ещё живой, или уже умер? – пошутил Вадим, - прекрасного ангела вижу, свет в конце туннеля вижу, где же встреча с верховным божеством?
Корабль влетел во внутреннюю часть цилиндра, в обитаемую зону. По громкой связи корабля прозвучал бодрый и радостный голос женщины-диспетчера, приветствующей прилетевших путешественников.
Вера со своего кресла ответила диспетчеру. А затем она пояснила Вадиму, что цилиндр медленно вращается вокруг продольной оси для создания искусственной силы тяжести, Вадим вращения совсем не заметил, возможно, ещё и потому, что корабль теперь вращался вместе с цилиндром. Источник света был в самом центре станции, вокруг полого цилиндра, в который они влетели. Он был похож на огромную светящуюся трубу и выдавал свет полного солнечного спектра. Художник заметил, что он на какие-то доли секунды меняет спектр от ультрамарина до красного кадмия, но это было едва заметно и только лишь для тренированных глаз художника.
На фото дальняя часть станции. Отсек "Оазис".
Вера пояснила, что освещение идёт от центрального цилиндра, а силовая энергия собирается с чёрных солнечных батарей, которые сплошь покрывают почти всю поверхность стенок корпуса станции. Они не отражают света, и вся энергия поглощается. Поэтому станцию очень трудно увидеть даже вблизи, и совсем невозможно с Земли. Теоретически, можно заметить, как маленькая чёрная точка закрывает на некоторое время какой-либо космический объект, но это мог сделать только мощный телескоп, к которому подключен компьютер. Кроме того нужно точное наведение именно на эту точку Лагранжа.
Здания внутри цилиндра были больше похожи на остроконечные многоэтажные чумы или юрты, только значительно большего размера. Впрочем, чаще встречались усечённые пирамиды и усечённые конусы. А как иначе, если основной свет попадает в дома только сверху?
«Видимо, кроме основного источника они используют и локальные источники света», - подумал Вадим. «Жилая застройка» располагалась на внутренней поверхности цилиндра. Большинство домов-пирамид были трёхэтажными. Небоскрёбов не было вообще, кое-где располагались дома не выше десяти этажей, радиус же цилиндра был примерно в двести этажей. «Есть в диаметре два километра или нет?» - пронеслось в голове у Вадима
Художник остаётся художником даже в самых необычных местах, быстро прикидывая размеры сооружений и их пропорции. Подсознание давно привыкло к тому, что всё необычное рано или поздно придётся рисовать. Вера, как будто прочитав его мысли, сказала, что он может подсчитать, сколько оборотов в сутки при таком диаметре цилиндру достаточно делать для создания искусственной силы тяжести, равной земной или равной той, что на их планете Берегиня. Корабль пристыковался к причалу космического вокзала.
- А что там, вдали? - спросил Вадим.
- Там производственная зона, но никаких дымов и прочих выбросов даже в космос в той стороне нет, - ответила Вера.
Здания там были других геометрических форм и соединялись друг с другом причудливыми коридорами и переходами. Художнику было странно видеть не горизонт, а уходящую вверх (влево и вправо) поверхность улиц, площадей, скверов. Они закруглялись, терялись на противоположной стенке цилиндра, загораживаемые светом длинной лампы центрального освещения. Станция поразила художника своей громадностью. Дальний торец здания просматривался на расстоянии в десяток километров. Первое, что бросилось в глаза и сильно поразило, были надписи на русском языке: «Космический причал», «Горячие пирожки» и «Двадцатая улица», уходящая вдаль к противоположному торцу цилиндра параллельно его продольной оси.
[justify]Переулки шли перпендикулярно улицам. И тоже были номерными. Так удобнее, подумал художник, возможно, что доставку грузов и писем здесь осуществляют роботы. Родной язык в названии улиц и переулков в незнакомой местности добавил Вадиму уверенности. Язык позволил художнику почувствовать себя почти как дома. Седьмой переулок,
