Разговор двух пьяниц о смысле жизни, матерщине и новом искусстве

Скажем, видел я фильм, в котором какой-то художник картины пишет своими выделениями из зада.
– Из зада?! – Колян подумал, что не расслышал. – Это как?
– Выходит он на публику, снимает штаны, вставляет себе клизму из разноцветных красок, а потом выплескивает всё это на полотно, – разъяснил Петрович.
– Да кто же на это смотреть будет? – поразился Колян.
– Однако же смотрят, аплодируют и картины его покупают, – сказал Петрович. – Не знаю, взаправду ли это, или только в фильме показывают, но допускаю, что может быть и взаправду. Искусство сейчас такое, понимаешь?.. Вот насчёт показа, как по нужде ходят. Включаю на днях телевизор, а там идёт «Три сестры», чеховская пьеса. И что ты думаешь, начинается с того, что сёстры разговаривают в туалете, где по очереди справляют на унитазе малую нужду.
– Неужто у Чехова такое написано? – удивился Колян. – Мы в школе, кажись, «Три сестры» не проходили, – наверное, из-за этого туалета.
– У Чехова в пьесе туалета нет, я специально после прочитал, – да и сомневаюсь, что в то время в деревенских домах, пусть и барских, туалеты с унитазами были, – покачал головой Петрович. – Эдакая режиссёрская находка… Другой фильм смотрю: там уже в современности приезжают гости в дом и рассаживаются на унитазы вокруг длинного стола, и, сидя на них, опять-таки разговоры ведут – о чём-то прекрасном, о каких-то высоких материях. А когда кто-нибудь кушать захочет, он встаёт, извиняясь, с унитаза, и идёт в отдельную кабинку, где ото всех закрывшись, перекусывает.
– Совсем с ума сошли! – воскликнул Колян. – С жиру бесятся.
– Нет, Колян, копай глубже, – не согласился Петрович. – Тут вот какая штука – ты в общественном туалете, что на проспекте стоит, не бывал?
– Нет, я или дома, или на работе в туалет хожу – зачем мне? – пожал плечами Колян.
– А я частенько туда захожу: старость, понимаешь, до рынка и обратно не могу дойти без того, чтобы туалет не посетить, – закряхтел  Петрович. – Ну, а что такое общественный туалет, ты, конечно, знаешь: кто-то мимо унитаза ходит, и каждый второй за собой воду не спускает. А уборщица там вполне на вид приличная тётка, так что я всегда поражался – зачем она сюда работать устроилась? Что, другого места найти не могла? Или в городе уборщицы больше нигде не требуются? Но затем меня осенило: устроилась она в этот туалет от того, что нравится ей всё это видеть и убирать.
– Фу, ты мне совсем аппетит отбил, даже яблоко не глотается, – Колян выплюнул большой кусок. – Да разве может такое нравится?
– А вот и может – есть люди, которые в этом удовольствие находят, – кивнул Петрович. – И людей подобных немало, если для них целые направления в искусстве существуют. Нам с тобой этого не понять, но я вот что тебе скажу: и пусть себе! Да, пусть себе, чего ты на меня вытаращился?.. Запретами не поможешь, лишь вглубь заразу загонишь – так пусть уж перестанет быть запретным, переболит, само себе изъест. А дальше двинемся вперёд в светлое будущее, где и жизнь наша, и искусство будут светлыми и чистыми – вон, как эти звёзды, – Петрович бросил взгляд на небо и вздохнул.
– Говорю тебе, Петрович, не пей в одиночку! – сказал ему Колян. – Осталось у нас?.. Ну, давай, по последнему глотку, и домой, а то в голову чего-то ударило…