Безжалостность творчества. Реторта алхимика. Призраки любви

Из письма М. Цветаевой Петру Юркевичу: «Мне не нужно любви, мне нужно понимание. Для меня это — любовь. Я могу любить только человека, который в весенний день предпочтёт мне — берёзу. Это моя формула»

Из письма М. Цветаевой Пастернаку: «Мой любимый вид общения — потусторонний — сон, видеть во сне. А второе — переписка»

… В стихах, музыке, изобразительном искусстве интересен сам автор, и в первую очередь, в том, как он сообщает миру о себе или о ком-то. Чем талантливее написано, чем больше любви и мастерства в материале искусства — тем интереснее нам та личность, которая находится «за кулисами", за историей создания произведения.

Читатель часто испытывает жгучий интерес к адресату того или иного стихотворения, рассказа, картины. Хочется узнать, чья тень, жизнь, чей призрак светится за строками посвящения.

Стихи не посвящаются. Или — посвящаются, точнее говоря, формально. Они просто могут быть связаны с конкретными людьми, которые послужили поводом, спусковым крючком. Но редко — значат что-то большее, чем просто стихи. Кто-то скажет — цинично. Выходит, ничего святого — всё является лишь сырьем для текста. Наверное, так и есть… Техника. Лирика. Других людей там нет. Только автор — и всё. В стихах нет никого… Только ты. Один. Всегда — один.

Люди, образы, эмоции, ситуации — перерабатываются, как химический состав в реторте алхимика. На выходе же остаётся совсем другое. Текст. Стихи. Просто искусство. Не больше. Теплота человеческого сердца и холодная игра ума. Иногда пишешь вообще — не о себе. А как еще объяснить, что происходит у тебя внутри?

Жестокий стишок. Люблю тексты М. Щукиной — за честность. Романтизм облетает со слова «любовь» с каждым звуком тяжелого металла, звуки которого присутствуют за кадром на протяжении всего стиха. Привычные сантименты гаснут в «Wilder wein» от Rammstein — эстетизация безобразного естественна, но кажется бесчеловечной.

Но я не об этом, а о странной жестокости, иногда бесчувственности, поэтов, писателей, артистов, художников — к тем, кто их вдохновляет.

Там, где касается творчества, реальные люди как бы отходят на второй план. Всё переплавляется в личном опыте — и выражается в созданных предметах искусства. Строительным материалом является буквально все… Хотя это всё — зачастую живые люди, живые судьбы, прикасаясь к которым — вольно или невольно — художники изменяют их, воздействуют на их жизнь. И очень часто такие столкновения становятся чуть ли не фатальными.

Я о безжалостности говорю. О том, что привязанность к творчеству довлеет над привязанностью к людям. О странном холоде по отношению к людям из прошлого. О цинично-бесчувственном порой отношении к людям из настоящего. Артефакты искусства одухотворены призраками любви.

А что художники, творцы, ремесленники… «Комедьянты», «лицедеи»… В их отношении к близким людям сквозит эмоциональный инфантилизм и безответственность в обыденном, обывательском значении слова. Поэтому и платят по самому высокому, штрафному счету, Судьбе — здоровьем, жизнью, честным именем, непониманием, одиночеством.

Но иначе они не умеют. Не могут. Да и права, наверное, нет — иначе. Поэтому вслед за творчеством в судьбе любого художника следует расплата. Искупление. И покаяние.