Тридесятое царство

они показывили ближнюю сечь, и их уловки и ухватки удивляли людей не меньше, чем скачка. Медные лезвия сверкали на Солнце, бряцали об щиты. В ход шли цепы, кистени и ножи. Кто-то пустил свой цеп по воздуху, и он перебил шест пополам, кто-то увлёкся и чеснул с такой силой, что расколол «врагу» щит. Сама Болеслава показала ратоборство против троих юношей и, едва не касаясь своим широким мечом их шей, «поразила» всех, ещё и сбив с ног. Десятницу Соколов люди восславили особенно.
  Напоследок хозяева ратного празднества показывали отдельную прыть и матёрость. Средь луга с луком в руках встал Светислав. Народ постепенно затих. Иные шёпотом загадывили: чем ещё изумят берёжи Яра, когда невиданное до того ратное действо и так убедило любого: эти воины способны пройти сквозь Лес. А Светь не торопился. Мало кто заметил, что он, закрыв глаза своей яркой купавной перевязью, делает какие-то маленькие, вроде беспорядочные шажочки. А кто понимал, тот шептал негромко: «Буза… Что же сотворит он такое затейливое?..»
  Вот буяры-подростки вышли в шести десятках саженей от дружинника, воткнули в Землю копьё и навесили на него небольшую кадушку. Светь, продолжая свои топтания на месте, достал из тула стрелу, наложил в лук, стал медленно тянуть жилу. Люди взирали, широко раскрыв глаза. Вдруг один из буяров швырнул камешек. Тот легонько ударился о кадь – мало кто услышал и звук удара, но Светислав резко согнул лук, и стрела взвизгнула особливым оперением, словно живая. Кадь даже не шелохнулась, но висела уже с обеими пронзёнными стенками.
  - Ого-го-го!!- пролетело по людским рядам. – Слава Соколам! Слава Светиславу!
  К стрелку подскочили было друзья, чтобы поддержать под руки, но он, сдвинув перевязь и глянув на точное попадание, улыбнулся им и без всякого привычного при бузе упадка сил, зашагал в строй, к своему десятку.
  Болеслава выехала на луг, уже простоволосая, без шлема и поклонилась народу на три стороны. Лицо её сияло радостью за своих ратников.
  Вторыми показывили себя Кречеты. Их совместная скачка не уступала соседской, но «ночной» они делать не стали. Зато пятеро из них, которые все были из берёжей, и средь них две девушки, проворно вспрыгивали на спины лошадям и разили из луков шесты с точностью и силой такой, что те раскалывились надвое. Обитатели Любомирова селения не скупились на одобрительные возгласы и прославления, особенно дети. А вот меж ратников остальных пяти десятков всё больше были видны покачивания головами да досадливые разведения руками. Видно было, что такой наторелости

87
неприграничные племена и не видывали, и показать никак не готовы. Потому, верно, едва десятник Кречетов Дивослав поклонами ответил на похвалы народа, вперёд сызнова выступил Беремир.
  - Братья!- сказал он.- Теперь мы ведаем о том, на что способны наши сыны и дочери, если пойдут путём ратника! Соколам и Кречетам была в том потребность, ибо рядом Лес, а из Лесу зорение и зло! Мы славим наших воинов из порубежья, потому что их сноровка и отвага позволяли всем остальным племенам мирно пасти животину, засевать поля, растить детей! Берите же наших юношей и девиц в ученье, и ваш опыт – залог того, что это ученье совершится быстро! И пусть теперь они покажут всем, что умеют уже многое, долго в выученях ходить не станут и уже в походе уравняются в уменьях со своими содружинниками!
  Одобрительные возгласы послышились со всех сторон, и многие, говоря друг с другом, одобряли родича Воронов за то, что славу воздал достойным и не укорил тех, которые только два-три дня назад сошли с пути земледельца и взяли в руки непривычное до того оружие.
  Воспряли и ратные десятки тех племён, что жили севернее Соколов и Кречетов. Теперь им не надо было состязаться в боевой умелости с берёжей да буярами, которые месяцы и месяцы отдавили время на овладение оружием. Довольнобыло бы показать всем и простую конную удаль, а в этом деле любой живущий на Равнине подросток едва ли не сноровистее своих старших – отца, дядей – уже лет с восьми.
  И вот на луг напротив холма с Беремиром и прочими родичами выехали десять Уток – шестеро юношей и четыре девушки. С деревянными щитами, обтянутыми кожей, с короткими копиями и с палицами и кистенями на поясах – для ближней схватки. Под клич «Сва!» тронув лошадей с места, они стройно прогарцевали широким строем туда и обратно, перестроились по двое и, вернувшись к шестам-меткам, швырнули копья. Попала лишь половина, но народ откликнулся одобрением: для пахарей и рыбаков, заселяющих берега Котугдани, такой исход был вполне сносным.
  Но одной лишь скачкой Утки не обошлись – решили показать себя и в пешей рати. Двое из них вышли на видное место с кистенями в руках – медными билами величиной с гусиные яйца на длинных – в сажень – ремнях весьма прочной кожи, потому что юноши без всякой опаски раскрутили своё оружие над головами и начали выписывать в воздухе такие круги, что народ ахнул от удивления. А Утки – высокие, статные, широкогрудые, в новых белых рубашках с ярко расшитыми краями – всё тешили и тешили людей своей ухваткой, заставляя кистени завывать в воздухе подобно неведомым лесным зверям. Мнилось, и Утренник стих, упав на траву оттого, что испугался быть посечённым на куски.
  Но вот юноши опустили руки, и, поклонившись на выкрики одобрения, обратились к Дружине с вызовом обезоружить их.
  - Давайте, давайте, Соколы да Кречеты!- подзадорил чей-то визгливый

88

голос, вызвав всеобщий смех.
  Яр, сидевший на коне у подножия холмас родичами, показал рукой, что могут выйти по одному от десятка. Утки мигом раскрутили свои кистени, стоя рядом и едва не пересекаясь в движениях, а против них выступили Лебедь и Ворон с мечами, Журавль с копьём и сам десятник Кречетов Дивослав, прихвативший короткий цеп. Он-то и попытался перехватить его медными кольцами метающиеся ремни Уток, пока другие окружали обороняющихся и старались подступить каждый со своей стороны. Время шло, а у нападавших ничего не выходило. Народ посмеивался и громко подавал советы.
  - Подползите! Бросайтесь разом – ударят только двоих!- неслось со всех сторон.
  Выступил на схватку ещё один – от Сов – и с копьём наперерез с разбегу попытался преодолеть те два невидимых круга, к которым никто не решался подступить. Но одно из бил ударило прямо по его копью, оно отлетело, следом упал ратник, потешив народ, а Утки вдруг перешли в наступление и бросились на противников, продолжая размахивать своим неодолимым оружием. Нападавшие оторопели, немного поотскакивли, а через миг и вовсе бросились бежать.
  - Куда вам! Не одолеете! Прячьтесь за детей!- шумели вокруг.
  - Одолеем!- громко и раздражённо воскликнул Дивослав.
  Он бросил цеп, выхватил у Журавля копьё и изготовился к броску. На этот раз оторопел один из Уток и остановил своё преследование.
  - Постой, друг!- послышался голос из строя.
  На луг выступил Светислав и – без оружия. Он попросил неудачливых дружинников вернуться к своим и взялся в одиночку биться с нахрапистыми Утками.
  Народ стих. Только тот же визгливый голос крикнул: «Покажи Соколов, Светь!» и всё. Даже Яр, посмеивавшийся вместе с другими, изменился в лице и обратился во внимание. И он, и весь десяток Соколов знали, что в один день в бузу два раза не войти. Помогая в коротком напряжении сил одолению любого врага, она забирает силы от всего остального дня, и человек после бузы очень медленно возвращается к обычному своему состоянию. Однако Соколы видели, что Светь выступал против Уток, именно введя себя в бузу. Второй раз в этот день!
  Новое противостояние закончилось так скоро, что не все и заметили как. Утки, в третий раз раскрутив свои кистени, чуть не бегом бросились на Светислава, а тот, не отступив ни шагу, метнулся к одному из них, схватил, казалось, невидимый в полёте ремень с билом, дёрнул его и опрокинул ратника. То же за какой-то миг он сделал и с другим. И вот уже оба кистеня оказились в руках Светя, а его противники, словно у них отнялись ноги, сидели на Земле и с раскрытыми от изумления ртами озирали своего победителя.
                                                        89
  Светислав поклонился народу, а Любомировы Соколы всё выкликали и выкликали ему славу, пока один из родичей не вышел вперёд с поднятой рукой и не указал на то, что десяток Воронов уже выехал на луг и готов показать себя.
  Вороны, жители предгорий Пояса Рода, оказились отличными наездниками. Они не только умели держать строй, принуждая лошадей отзываться на малейшее повеление, но и пересекли весь луг, стоя на конских спинах с копьями и щитами в руках. В таком положении они сотворили то, что было не под силу даже Соколам и Кречетам – развернули лошадей, и при этом из десяти восьмеро так и устояли на ногах.
  В пешем строю Вороны гораздости и знаткости показывать не стали. Зато один из них немало позабавил народ, когда подъехал к одному из шестов с доскою, куда только что бросал копьё, и, взметнув коня на дыбы, заставил его разбить копытами эту доску. Люди отозвались весьма бурно – криками и смехом, потому что никто ещё в этот день не использовал свою лошадь вместо оружия. Ворон же подъехал к другому шесту, резко развернул коня, и тот, взбрыкнувшись задом, нанёс копытами два удара в воздух, от одного из которых также разлетелся в щепки кусок доски, уже и без того изрядно истыканный наконечниками стрел и копий.
  -И эти могут идти в поход,- говорили вокруг с улыбками.- У них тоже есть чему научиться.
  …Журавли в этот день ратного смотра были пятыми и нисколько не уступили другим в верховой умелости. Наступать на врага единым строем они ещё не умели, однако лихость и сноровку в езде показали свою, особенную, потому что племена, обитавшие на изрядной дальности одно от другого, никогда раньше не сравнивались в этом деле. Ратные же умения стали цениться лишь здесь, в приграничье, да и то – в последний десяток лет. Из-за этого родич Журавлей Минослав, глядя на все увёртки и проворства дружинников нет-нет да и приговаривал стоявшим рядом: «К чему это?.. Не захватывать чужие Земли посылаем юных… Знание лесного растения да зверья нужнее им, чем умение разить мечом. Не то затеяли Соколы, не то…» Старику возражали, объясняли, что Дружине необходимо умение защитить себя, а уж Лес берёжи из Кречетов и Соколов ведают так, будто сами живут там, но Минослав повторял своё.
  И вот проскакали по лугу в свой черёд и славные дети Журавлиного племени. Половина имела медные щиты, половина – деревянные. Все были с мечами, луками да полными тулами стрел. Все с ножами на обязях, в добротных шлемах с кольчужными сетками да в колонтарях из кожи и медных колец. Все на добрых рослых конях и в крепкой кожаной обуви, какая могла выдержать месяцы пути по каменистому предгорью.
  По нраву пришлись Любомировым Соколам этиЖуравли, но и тут готовилось людям нечто дивное. Вот один из ратников, оставив щит и копьё в строю, вышел на луг. Отдельного, невиданного уменья ожидали от него, но

90
оказалось совсем иное. Не лук и стрелу извлёк он из-за спины, а гусли, которых, висящих рядом с тулом, сразу и не приметили.
  - Асилков погудкой станешь пленять?!- подзадорил кто-то.
  Певун только улыбнулся в ответ. Он неспешно