58.МОЯ ЖИЗНЬ. ЧАСТЬ 25(3). В БОГЕ.

ясны, и как-то я свои просьбы к Богу о своей свободе от Маркова путями безболезненными и во благо религии с происходящим не увязывала. На самом деле, вопрос высвобождения меня из ненужных пут материи Бог начинал решать многогранно, подходя к проблеме с нескольких сторон, и фактически раньше, чем настоятельно высветился в моем уме, как мое величайшее, но утопическое желание, ибо я его только так и рассматривала, ибо, как не было, куда пойти мне, так и ему, Саше,… но до поры. Да и он особого рвения никак не проявлял, но как бы и наоборот.

Саша Милостью и Планом Бога от природы обладал достоинствами слабыми, на каждом шагу подводившими его так, что, как ни цепляли его женские юбки, ничего добавить или убавить к тому, что есть, он не мог, как и закрутить по-хорошему. К тому же, он здесь был с ленцой, жаден, чтобы что-то менять, практичен, не легко выбивался из насиженного седла по жизни, мыло на шило не менял, не умел здесь как-то строить планы и сосредотачиваться, был, короче, не авантюрного рода, ему было на всю жизнь достаточно одного кровопролития, где он также был борцом слабым, где, однако,  без особых дебатов пришлось идти ради меня против всей своей родни, и уж очень пристрастных сестер, которые как сильно сопротивлялись новой невестке, так и охотно приняли меня, но загостили чаще, чем моя мама, ибо и у самих  начались свои семейные долгоиграющие катавасии, так и отводились Богом от противостояний мне, как таковых.

В сексуальном плане Саша не очень посягал на всякого рода изыскания, ибо его же попытки его же и охлаждали, да и с моей стороны проявлялась незыблемая нравственность, чему способствовала и особенность тела, обладающего такой чувствительностью, унаследованной от отца, что оно буквально извивалось от малейшего к нему касания, что можно было предполагать и весьма ошибочно, что я нахожусь в сексуальном экстазе, в то время, как я испытывала достаточно мучительные состояния, отторгая всякие попытки лишнего приближения ко мне, пока как-то не настроюсь и не позволю овладеть своим телом. Вообще, имея на меня Свой План, Бог всячески оградил меня от излишних сексуальных наслаждений, привязывающих к материальному миру и противоположному полу, но так устроил и Сашу, что он был вполне удовлетворен тем, что есть, и не очень помышлял о том, чтобы ходить на сторону. Семья должна была быть, держаться, функционировать, не очень привязывать нас к друг другу, но и не отталкивать, все должно было работать на мой ум, сознание, нравственность, как я ее понимала, все должно было быть естественным, здесь не бьющим, не насилующим, не принуждающим, не дающим излишние страдания, ненужные мысли и помыслы. Все было тщательно продумано Богом в отношении той, которая должна была говорить с Богом и проповедовать те знания, которые бы не были подернуты ущербностью личной жизни при всей ее, однако, и сложности неумолимой.

В этой связи и по Плану Бога мы вполне добровольно и естественно и с немалым удовлетворением спали на разных кроватях, ибо у Саши пробудился вкус к просторному отдыху, независимому от другого тела и обязанностей по отношению к нему и всякого пастельного этикета, а для меня, сколько я себя помню, спать с кем-то было великой и отнюдь не приятной аскезой телу, как и некоторым свинством и неупорядоченностью, загруженностью излишними отношениями, которые могли решаться и иначе, ибо тело и душа к этому не тяготела, но здесь отдавало долги, которые становились со временем взаимно ослабляющимися и тем упрощающими саму жизнь, не становясь особым акцентом семейных супружеских отношений.

На самом деле, все контролировал Бог, всему давал время, всему давал быть, но не загружая этой стороной отношений, но и так, что Марков и не замечал особенность наших отношений, как и я, и благополучно время от времени путешествовал ко мне, терпя фиаско и нет, тем обостряя чувства, грозясь, получая милость, радуясь, прощая и, удовлетворенный, возвращаясь во круги своя. Бог же, когда было надо, наполнял меня сочувствием, мобилизовывал мои чувства, и я отдавала ему причитающееся более из сочувствия и благодарности к его ненапористости, смирению и отчасти боли. Но так, чтобы раз в месяц согласно религиозным принципам… Увы. Он был не против, но далек по образу жизни от религиозных постулатов, никак не мог здесь себя напрячь и потому был мне далеко не друг в этом плане и тем подрывал мои религиозные порывы, связанные с ограничением сексуальных отношений, чем и заставлял все чаще поднимать к Богу глаза. Хотя на самом деле лед в этом плане тоже трогался, но не радикально, ибо Бог не рубил, а вел, вел аккуратно, учитывая  качества и возможности, как и внутренние устои и понимания каждого, именно с тем и подбирал нас, как супружескую пару, связывал не одной жизнью, и склонял к поведению, к тому проявлению, которое от каждого и возможно было ожидать в разворачивающейся отнюдь не простой игре, где мне была отведена та роль, которая многое обязана была ограничивать, что было бы приемлемо в условиях материального мира и что способствовало бы диалогу с Богом.

Бог озадачивал Маркова своей суетой, давал ему любовь ко мне и никак не ставил, не поднимал вопрос о разводе, ибо, как бы ни сводил и ни разводил нас, как бы ни сближал и ни удалял нас, имел на каждого План, где неотъемлемо присутствовал, и другой и так до конца.  Ибо нас должна была разлучить только смерть. Что, по сути, в свое время и произошло. Ибо та, что Говорит с Богом, не должна быть брошенной, не должна быть без попечения. Хотя разрыв между нами на время Бог дал, и я надеялась, не зная Воли Бога, что навсегда. Отнюдь…

Бог держал его основательно в семейных узах, позволяя ему здесь чуть-чуть прикидывать умом, но ничего особого не давал предпринимать даже тогда, когда давал ему полную свободу, о которой между тем грезила и я, давал ему право и покуражиться, тем держа обоих в семейном тонусе, для острастки и развития меня, Управляя им так, что уходя, он не уходил, был привязан столь прочно, что истинный разрыв было нечто инороднее нашим отношениям, тем более, что сердце мое не знало ожесточения. Оно было просто непривязанным и независимым, ибо я неизменно была в своей струе, и все остальное было побочным явлением, которое терпела, которое цепляло за ноги, но которое и придерживало на плаву. Бог, взяв на Себя мой в определенном направлении предназначенный путь с рождения, повел меня особо, вне признанных норм и ценностей материального бытия, с уклоном на аскетизм, отрешенность, дабы дело, цель Бога, не пострадало, но и с тем, чтобы незыблемо исполнялось Божественное кредо, согласно которому в Божественном идеале женщина не должна быть одна. Она должна вестись сначала отцом, держащим ее в строгих нравственных рамках, далее, мужем, и так далее, возле нее по жизни всегда должны быть дети, люди, супруг. И это пронизывало мою жизнь, как и положено было по замыслу Бога для женщины религиозной, под защитой Бога.

Состыковывая все, Бог также творил Свой План и на моих детей, удивительно идущий издалека, ибо и дети должны были знать Бога Кришну и в этом плане быть мне родными, меня во всем понимающими и разделяющими, и их понимание не должно было быть дано мной, но путями Божественными, уникальными, без моего намерения и особой инициативы. Это было целое Божественное предприятие, начинающее с их умов и сердец, ибо свой путь в Боге я считала своим личным путем, достоянием, завоеванием жизни, никого не приглашая идти со мной в моем направлении, не уговаривая, не разъясняя, не отягощая сознание детей ни в чем, хотя в глубине души понимала, что здесь им защита, здесь Милость, здесь лучший причал. Но это невозможно было разъяснить, невозможно было сюда привлечь,

Бог устранял меня и мою непосредственную здесь активность, направляя мою мысль на себя, свой путь, свое открытие, в котором предстояло еще самой утвердиться и насладиться. Но План Бога был, уже существовал на всех моих близких, в своей мере должен был коснуться и задействовать каждого, тем строя в моем окружении прекрасную зону взаимопонимания для моего пути, где не было бы враждебности, нетерпимости, ибо я должна была скоро начинать  писать Святые Писания…

При всех этих условиях в мою жизнь прочно входило преданное служение, поездки в храм на Братском и в Койсюк. Когда Бог начинает отвоевывать человека у материального быта, управляя его волей, желаниями, чувствами, переоценивая с ним ценности и приоритеты, Он начинает вести из глубины, готовя качества, воспитывая аскетичность, меняя и внешнее окружение, работая над ним; тогда привычные устои рушатся, создавая на первых этапах преобразований чувство и понимание хаоса, потрясений и великой незащищенности, и произвола судьбы. Мои ежедневные ритуалы, поклонения, приготовления прасада, джапа медитация, молитвы требовали время, силы, сосредоточенности, становились моей радостью и смыслом, моим направлением движения, моим причалом, целью, пристанищем души, а потому Бог стал вытеснять материальный труд, буквально вышибать меня из него неуспехами, превратившими пребывание в школе в кромешный ад, где каждый день по мозгам била моя несостоятельность, никчемность, несоответствие, бил быт, жестко связывающий, била боль за детей при всем том, что я считала себя владеющей материалом, разумными человеческими качествами, серьезным отношением  и ответственностью к работе, любовью к детям. Бог неотступно работал надо мной, концентрируя меня на одном и давая неуспех в другом, здесь зацикливая, здесь углубляя и рождая во мне переходное чувство неудовлетворенности и так рождая во мне признаки перемен, с которыми постепенно сживалась моя мысль, готовя меня к многим переменам фактами и изнутри, обезболивая этот процесс, привлекая к нему, тем согласуя мое направление движения с Волею Бога на меня.

Любя проверять тетради, буквально наслаждаясь этим процессом, входя через тетради в диалог с учеником, скрупулезно направляя его замечаниями, руководством, рекомендациями, болея за него, я вдруг стала чувствовать, что теряю интерес к этому процессу, что мой быт перестает оставлять мне и маленького отрезка времени, наполняя меня чем-то другим, важным, насущным, непреодолимым, делая эту работу учителя невозможной.

Бог, Высший Управляющий всеми чувствами человека, перестал давать мне желание, время, обставляя обстоятельствами неожиданными, направляя мою мысль туда, где  требовались мои руки, ноги, чувства, не выкраивая и толику времени непосредственно для моей работы в школе и обязанностей в этом направлении, бросая от одних страданий к другим, делая обстановку неблагоприятной, несодействующей, невозможной…

Я стала чувствовать, что этот повседневный, важный, крайне необходимый труд учителя, дающий успех, вводящий в курс событий в классе, начинает неумолимо отдаляться от меня, запуская эту сторону обучающего процесса, процесса выхода на детей, на оценку их знаний и выявления  прорехов, незаменимый никогда, труд контроля, труд связующий, труд поощряющий  и наставляющий, труд на авторитет, на плоды, на положение и в коллективе, труд, дающий основание и себя уважать, и быть профессионалом, труд творческий,