свою личную внутреннюю строгость, мораль, устои, которые всем плохим в себе вручил мне мой земной отец, как чистоту мышления… Но… Света плохо училась. К нам зачастила ее классная руководитель, видимо наслаждаясь давать свои поучения коллеге, берущая на себя смелость предсказывать мне судьбу в таком случае моих детей и не берущая в толк мои слова и объяснения, что я исчерпываю все возможности, но наказывать, лишать общения и друзей… не желаю и не смогу. Многие на самом деле пытались предсказать судьбу моих детей, ибо, глядя на мои бедствия, казалось, что не вылезу, погрязну и утащу за собой в омут нищеты и необразованности их непременно. Увы, Бог вел, не взирая, вел по Своему Великому Плану, вел, знающих Бога, вел старающихся, но пока не имеющих признанной в материальном мире опоры. Но опора была самая надежная – Сам Бог. Была и есть. И дети мои пошли, думая, не слабо, во всех смыслах, оказавшись духовно стойкими, все понимающими, чистыми мыслью и поступками… Это - теперь. Но тогда… Видно не было. Была только Боль. Судьба подступалась ко мне со всех сторон с мрачными, достаточно печальными прогнозами, да так, что все предшествующее, сколь ни было насыщенным страданиями, казалось теперь слабой прелюдией…
Удивительным образом крутой, своенравный, настойчивый характер Светы сочетался с мягкостью, доверчивостью и великой внутренней нравственностью, как и ответственностью. С почти девяти лет она была незаменимой, лучшей нянькой для младшей дочери, любя сестренку всем сердцем, что даже я поражалась, откуда в ней столько ума, разума, умения предвидеть, беспокойства за крошку. Я была благодарна ей всем сердцем, радуясь в ней человечности, которая не едва, но была ее сутью, ее убеждением, ее основой. Видимо, это качество Бог закрепил за ней из прошлой жизни, когда она была Анисимым, отцом многодетной семьи и когда он изматывался, исстрадался в вечном и долгом вопросе, как прокормить семью. С тем и умер… Никакая жизнь, даже с виду самая не путевая, у Бога не проходит бесследно, но чем тяжелей, тем качества надежней, тем этот человек более угоден Богу, ибо и не просто достается Богу, но в страданиях, изматывающих и долгих, когда человек то и дело обращает к Богу глаза и молит…
Мнение Светланы было неоспоримым, достаточно разумным и к нему я относилась с уважением, ибо не могла, да и не желала противостоять там, где было не мое, но допустимо. Бог смягчал по многим вопросам мое сердце, и я уступала в том, что считала для себя не принципиальным, ибо в себе и для себя была достаточно тверда и непоколебима. Но относительно дочери – насилие любого порядка было мне противно, не совместимо с моим пониманием. Когда я привезла младшую дочь из роддома, только вступила с ней на порог, Светлана тотчас объявила, что сестру будут звать Оля, хотя это имя я никогда не отличала, но более сосредотачивалась на имени Вероника, от слова Вера. Надо отдать должное и Саше, который также не шел против мнения дочери, никогда не становился здесь в позу и был к дочерям достаточно миролюбив, хотя особо это никак не проявлял, кроме некоторого снисхождения, но не особо беспокоился, будучи пьяным, о том, как это может повлиять. Но Бог отводил. Бог буквально обязал доброе сердечко Светланы, и она была лучшая мне помощница, когда я начинала ездить к преданным. Этот вояж, достаточно долгий, был мне крайне необходим, в этом была Воля Бога, поэтому Бог подключал ее постоянно, давал ей желание, а мне освобождал руки и отправлял после работы, два раза в неделю к матаджам. На Свету можно было надеяться всегда; и тогда и по жизни, это была ее суть, ее незыблемое качество, ее понимание порядочности и долга, это было и есть прекрасное человеческое качество, которое ей досталось условиями и практикой ее прошлой жизни, и было мне в помощь и радость, качество, не от меня и моего воспитания, ибо в моих отношениях с ней была только любовь и наслаждение ею. Светлана забирала Ольгу из детского сада, кормила, играла с ней и укладывала спать к моему приходу, прекрасно со всем справляясь и отчитываясь о проведенном дне или вечере, опережая все мои вопросы.
Поскольку это существенно, следует напомнить, что в прошлом своем рождении Ольга, моя младшая дочь, была Иваном Малютой, афганцем, погибшим 8 апреля 1984 года при исполнении боевого задания и получившим Орден Красного Знамени посмертно. Если Светлана в детстве очень часто плакала, ибо боль прошлой жизни передается Богом, как чувство неудовлетворения, чувство, имеющее в своей основе долгие и изнурительные страдания, то Ольга, приняв мгновенную смерть в прошлом рождении в теле солдата, была достаточно устойчива к слезам, изумляя меня своей сдержанностью, ибо никогда из-за боли в младенчестве, когда ей делали уколы, не плакала, не плакала и когда я отводила ее в детский сад, но переносила свои невзгоды мужественно, выходя со мной на диалог и оговаривая то, что ей не нравилось, когда повзрослела. Ольга была по-своему разумна, неприхотлива, но желала, чтоб было, как могла преумножала свои игрушки, порою и хитрила. Однажды, отправляя ее на день рождение к девочке из многодетной семьи на первом этаже, я дала ей в ручки помимо подарка и деньги, тридцать рублей и строго настрого попросила отдать, не потерять, не забыть отдать. Ребенку было шесть лет. Когда она вернулась, у нее из кармашка выпало десять рублей. На мой недоуменный взгляд, она пояснила, что десять рублей оставила себе. Возмущенная хитростью и предприимчивостью дочери, я порвала десятку, но уловив в ее глазах великую печаль, почти тотчас возместила ей ее утрату, дав ей чуть ли не последние свои двадцать рублей, ибо мир дочери, ее умственный процесс, ее детскую боль, потрясающую для меня, выдержать не смогла бы… Но как отрадно видеть благодарные глаза ребенка, все понимающего, начинающего свой путь, как может, желающего себе хоть малых благ. Здесь мое сердце всегда разрывалось, чему Бог не мешал, но и вел путями своими, достаточно не простыми и дающими моим детям то, что не смогла бы я дать никогда – человеческие качества… Ибо и нравственность имеет перегибы и не угадать, что во что произрастет и выльется.
Иногда План Бога на моих детей мне казался и очень строгим, но все развивалось естественно, и Бог никогда не препятствовал моему сердцу и рукам отзываться. Строго придерживаясь в себе нравственности, что было моей абсолютной позицией, я, однако, была лишена возможности ее активно внедрять в умах детей, т.е. никак не наказывала, обходилась словами, иногда очень долгими беседами, обоюдными, увлекательными, начиная со сказок, когда мир ребенка и мой сливался и души соединялись. Это было чаще всего вечернее время. И все же один случай мне запомнился. Однажды Ольге досталось. Неподалеку от нашего дома уже который год стоял возведенный на пустыре долгострой. Я буквально извелась в поисках ее. Плача и молясь, умоляя Бога вернуть дочь, опрашивая всех, я получила подсказку от детей, куда она могла направиться. Детей я нашла тотчас, мирно играющих на первом этаже недостроенного дома. Несколько хороших шлепков она от меня получила, как и строжайших предупреждений… Она о том давно уж забыла. Но память моя держит в себе и все еще стоит перед глазами, как она шестилетняя, выведенная мною с ее такими же друзьями из недостроенного дома, бежит впереди меня, а я иду следом, ругаю ее, и в сердцах припечатываю ее несколькими не слабыми шлепками по заднице… И готова тотчас схватить и тискать в руках и целовать. Но Бог удерживает… Ольга была юркая умом, по своему зорко следила за событиями вокруг нее и была с детства занята своей предпринимательской деятельностью, сообщая мне, в каком киоске какие игрушки продаются, прося у меня десятки на куклы Барби, которые продавала соседка за бесценок и собирала их десятками, связывая все между собой веревочкой, дабы не растерялись. Она отводила себе в квартире самое недоступное местечко для своих достаточно дешевых детских игрушек, поделок, тетрадей, карандашей, фантиков, этикеток, привнося сюда постоянно, наслаждаясь и зорко следила, чтобы все оставалось на месте, более контролируя меня, нежели я ее. И здесь также сказывался характер Вани Малюты, оставшегося на сверхурочную службу, дабы иметь материальные блага, о которых мечтал. Надо знать, что Бог оставляет душе и после смерти ее чаянья, желания, цели, смысл и дает тем путем идти, который душе более нравится или более подходит, вовлекая ее в соответствующие игры и роли, учитывая и цену, которую заплатил человек, и выстраивая в новой жизни события более подходящие для претворения этих потребностей души, еще в свою меру привязанной к материи. Моя дочь и теперь, будучи взрослой, устремляется к этой цели, к материальным благам, чтоб было, но путем труда, усилий, предпринимательства, отсюда извлекая те, качества, которые наметил на нее Бог.
На самом деле, у детей моих не было добротных, дорогих игрушек никогда, не было и средних. Все выкраивалось очень и очень непросто, ибо денег не было никогда даже на нормальную еду, и, покупая одно, приходилось отказывать себе в другом, не менее насущном.
Не зная, как распорядиться деньгами, не имея возможности покупать дорогие игрушки, я, как Светлане, так и Ольге в свое время покупала тонкие детские книжечки в букинистических магазинах, покупала много, на выбор, зачитывали их до дыр и перечитывали, как и сама рассказывала детям своим долгие сказки, придумывая их на ходу, где герои действовали по заказу и с тем исходом, который желал ребенок. Оленька развлекала себя, многое заимствуя у друзей, вырезая куклы, мастеря им бумажные одежды, рисуя им в тетрадках с многими разрезами уютные квартиры, кухни, спальни, везде вырезая из старых газет и журналов мебель и обставляя так свои виртуальные комнаты и заселяла в них кукол, проигрывая с друзьями далее их быт, хвалясь друг перед другом лучшим благоустройством. Иногда собиралось столько детского хлама, что надо было как-то разрядить обстановку, ибо здесь было все: газеты, тетради, журналы, лоскутки, изрисованные фломастеры, изрезанный картон, всякие коробочки и тюбики, все имеющее смысл, все передавалось или щедро дарилось друг другу, все составляло быт и домашнюю утварь кукол, все давало пищу и детскому уму, всем Ольга дорожила, иногда немного упрекала, сетовала, обижалась, но и расставалась без слез, ибо находила или пополняла замену из щедрых даров друзей. Так что постепенно детская кучка вновь подрастала и до поры после моей ревизии охранялась. Иногда она и не замечала, как редели ряды ее богатств и с прежним рвением дополняла открытками, журналами, прочим, что к игрушкам не имело особого отношения. Здесь Саша был непробиваем абсолютно, никогда, ни разу за все время не купил ни одной игрушки ни Светлане, ни Ольге. Бог не давал ему это понимание, так что этим качеством он не оставил благодарный след ни в одном детском сердце.
Одежда детей была также весьма скудной, был для меня бич, постоянной внутренней неудовлетворенностью, как и для детей. На одежду Саша выделял деньги 2-3 раза в год, на самое необходимое, учитывая сезонные запросы в основном. Говорить о нарядной, праздничной одежде вообще не
