По прозвищу Цинцинат

ему всего девятнадцать, как вы можете доверять ребенку такую большую должность?

Тарквинций: Хорош ребенок!  Видела бы ты его в бою. Полное спокойствие, четкие команды, ни одного лишнего движения – вылитый Цинцинат. Я уверен, он обязательно станет легатом.

Рацилия: Это у вас в армии – он субцентурион. А у меня дома – ребенок.

Корнелий: Смотрите, к воротам Рима приближается облако пыли. Это наша конница вернулась из Тускула ( к консулам, мрачно) Марку нужна помощь.

                            Консулы и легат уходят.

Цинцинат: Корнелий, как ты там что-то видишь? Я ничего не могу разглядеть. Если бы ты служил в римской армии, из тебя получился бы хороший дозорный.

Корнелий: Квинкций, ты как никто знаешь, что мне дисциплина противопоказана, я и армия – вещи несовместимые.

Рацилия: Корнелий, что ты там увидел? Почему ушли консулы?

Корнелий: Уже ничего не видно, облако пыли накрыло все. По закону – с оружием в Город нельзя, поэтому всадники остановились у ворот.

              На сцене появляются Тарквиций, Минуций, Нафтий и Марк.                                                                                        Они несут носилки с телом Цезона. Носилки ставят на верхнюю ступень Форума.

Рацилия: Мой мальчик!(кидается к телу сына)

Марк: (становится на одно колено перед Цинцинатом) Диктатор накажи меня, я не успел. Никогда не прощу себя за это.

Цинцинат: Встань, Марк. Я теперь не командир тебе, я простой гражданин Рима. Я не могу тебе приказывать,… но скажи мне, как отцу, как это произошло?

Марк: Как только исход боя с Гракхом Калием был решен, я собрал всех оставшихся в строю всадников и мы двинулись на Тускул. В пути мы не сделали ни одной остановки, но все-таки опоздали. Мародеры уже несколько часов грабили город. Увидев наш отряд, они в панике бросились бежать. Я приказал никого в плен не брать.

Корнелий: Бедная Лукреция! Она еще ничего не знает. Пойду, найду  ее…

                                        Корнелий уходит. 

Марк: Цезон, не смотря на свои семнадцать лет, командовал обороной северных ворот. Его отряд отбил все атаки мародеров. Западные ворота пали первыми, и враг зашел ему в тыл. Под командой Цезона были такие же молодые тускуланцы, как и он сам. Свидетели рассказали, что Цезон сам обучал их всему, что знал. И они не подвели своего командира в бою. Обозленные такой упорной обороной, мародеры не пощадили никого из его отряда. Тело Цезона прикололи к воротам и  хотели поджечь, но тут подоспели мы.
      Ты можешь гордиться своим сыном, он не уронил чести великого отца.

Цинцинат: Марк, ты все сделал правильно. Мародеры не солдаты, они не имеют право на жизнь.

                                На сцену выходит Корнелий. На руках он несет тело Лукреции. Корнелий опускает тело Лукреции рядом с Цезоном.

Корнелий: Я нашел ее мертвой на ступенях храма богини Весты, только один человек в Риме мог поднять руку на эту неземную красоту… Когда я шел искать Лукрецию, я впервые в жизни не мог найти нужных  слов. Они так любили друг друга, что я не знал, как сказать ей о смерти Цезона… Но боги таким жестоким способом избавили меня от необходимости что-либо говорить. Улыбка застыла на её лице. До последнего мгновения  своей жизни она была счастлива… Пусть, хоть  после смерти они будут вместе.
    Рим заплатил огромную цену за свою свободу. Рацилия, я знаю, что ты хочешь сказать, поверь мне, у Цинцината не было другого выхода. Я был там, на войне, в лагере диктатора. Квинкций сделал все, что мог, и я не знаю другого человека, который бы справился  с такой тяжелой ношей. Ты не можешь его ни в чем упрекнуть. Такова воля богов! Боги взяли свою жертву!

Цинцинат: Вот и сбылось второе пророчество старого авгура! Мудрый старик пожалел меня. А тебе, Рацилия, хочу сказать -  у меня был выбор, я мог…

Рацилия: Не нужно ничего говорить. Ты мужчина, ты отец, и если ты принял такое решение, значит, оно было единственно верным. Не мне, женщине, обсуждать решения диктатора Рима. Хвала Юпитеру, он оставил мне двух сыновей и мужа. В Риме много семей, где остались  только мать с маленькими детьми. Пол Рима ликует и празднует, а вторая половина оплакивает погибших. Так было и так будет.

Цинцинат: А теперь все уйдите! Оставьте нас с женой! Неужели вы не видите, гражданин Рима хочет проститься со своими детьми. Да оставьте же нас! Я никогда ни о чем не просил Рим, только Рим всегда просил меня! А теперь я прошу – уйдите. Я все-таки ваш бывший командир, и не хочу, чтобы вы видели мои слезы.

Все, кроме Цинцината и Рацилии покидают сцену. Цинцинат больше не может сдерживать свои чувства.



                                          Занавес