- Девочка, постой, подожди, там же пропасть!
Обернулась: знаю! Дальше бежит вприпрыжку, бант желтый мелькает, косичка тоненькая, светлая такая. Но бежит, к краю бежит, а там обрыв.
- Подожди, скажи, зачем тебе туда? Просто скажи, потом беги.
Остановилась, запыхалась, сама улыбается, смотрит синими глазищами: как непонятно, там – небо!
- Там небо, дяденька, понимаете! Там начало, вы думаете: обрыв, а там небо начинается!
Не могу бежать, задыхаюсь, не догнать, не остановить. Бессильное – самое злое, убивает внутри человека: не смог, не догнал; сил нет – только оправдание, немного еще, и успел бы. Сесть, пока не упал, иначе – стыдно!
- Дяденька, не плачьте!
- Я не сумел, зачем теперь, пусть слезы, все равно. Беги уже, но осторожней там, не споткнись. Тебе ведь небо нужно, помнишь?
- Помню. А вы как?
- Я окликнуть хотел, боюсь за тебя. Но не успел. Теперь уже не могу, видишь, совсем выдохся.
- А можно я с вами посижу?
Удивляюсь: так спешила, а я назад потом поковыляю, мне тут недалеко.
Села рядом, смотрит – глаза, не встречал таких: синие-синие.
- Торопилась ведь?
- Успею. Мне вас жалко.
Смотрю: маленькая совсем, зачем ей меня жалеть?
Сидим.
- Ты мороженое любишь? – вспомнил неожиданно про рубль, в кармане еще утром нашел, обрадовался: сигарет думал купить.
- Люблю.
- У меня рубль есть. Сейчас отдышусь, пойдем мороженое есть. Потом уже за своим небом побежишь.
- Только не плачьте.
Совсем забыл, глаза рукавом отер:
- Не буду.
Потом мы ели мороженое. По три шарика разного сорта – клубничное, крем-брюле и ванильное с изюмом. С сиропом. В плошке из нержавеющей стали. По-буфетчицки – креманка.
Потом она сказала:
- Спасибо!
И дальше побежала, к небу.
А я пошел на автобус.
