19.МОЯ ЖИЗНЬ. ЧАСТЬ 10. НАФИСА.

благоприятно. 

 

Данный опыт, как и опыт каждого, однажды должен был мне сказать,
что человек не волен во многом из того, что у него даже  выходит, ибо это - «не получается» - очень
хорошо вставляет мозги, наращивая опыт и качества более высокого порядка,
поднимая на новую ступень материального и духовного развития, что человек
констатирует в себе с трудом или в упор не видит, понимая, что потерял, в то
время, как только приобрел, ибо Бог никого не ведет вниз в своем развитии;  и всем этим, успехом и неуспехом, потерей и
поражением управляет Сам Бог, распределяя каждому в его положении  его преодоления путями незримыми и
непредсказуемыми, что материальному человеку видится падением, потерей,
слабоволием или неожиданным раскрытием себя, 
когда  порою более слабые получают
лучшее понимание, чем те, кто сильней, и наоборот.

 

Поэтому, сравнивать людей по тому, как они проявляют себя,
невозможно, ну, разве что относительно, что в материальном мире в свою меру
допустимо. Ибо в материальном мире без этого измерения невозможно. Неточное
проявление себя, но на данный момент как бы объективное,  относится и к школьнику, и к студенту, и к
работнику любой профессии.

 

Никакая тупость, неразумность, даже дебильность или умственная
отсталость, как и высокий уровень мыслительной способности не являются
абсолютными. Это есть Божественный туман или Божественная Милость, которому
должно рассеяться и проясниться в мозгах только Волею Бога в свое время и
прийти к уровню, намеченному Богом, ибо здесь человеку, любому живому существу
следует побывать, задержаться и взять то, что ему в этом положении
предназначено и что другим путем в его конкретном случае достичь невозможно.

 

И то, что не понимается, -  или должно штурмоваться и достигаться с трудом
или на время отдалиться, ибо время пожинать другие плоды через другие пути. Так
что и сам человек относительно себя и своих качеств и возможностей может
находиться в большом, но благоприятном для его положения заблуждении, порою и
печалясь, не зная, что это надо переболеть и только так вернуться к этому
началу, добрав необходимое в другом.

 

Я же оказалась в крайнем недоумении, ибо то, что работало как бы
безотказно в плане постижения математики, начинало давать продолжительный сбой
с маленькими, мизерными победами, имеющими свойство уже не радовать, но давать
чувство передышки.

 

Мне необходим был какой-то совет, какое-то убедительное
растолкование, как мне быть и как выпрямляться, чтобы преодолеть ошибки. Но эти
врата были закрыты родителями, деньгами, молодостью, нежданными друзьями, и
внутренней проблемой, что была память, понимание и рассеянность понимания.

 

Врата были закрыты и моим характером, никогда и ни к кому не
устремляющимся за советом, не знающим лучшего совета, чем изнутри, и следующего
ему и за ним, а это означало – ведущему меня по пути ошибок, которые были моим
единственным возможным наставником и открытым путем, моей дверью, моим
продолжением судьбы.

 

 

Иной другой совет, кроме как тот, что был обусловлен
обстоятельствами, молчал,  и лучшим было
подаваемое желание идти в библиотеку и биться о гранит наук и пока разбиваться.
При этом уединение с книгой всегда, в любом моем положении было моей радостью и
моей болью, ибо никак материальные знания не ввинчивались в меня так, как это
могло бы быть, как это предчувствовалось всей моей сутью, и очень далекий во
мне голос без устали твердил мне: «Жди. День настанет. Ты насладишься, ты
испьешь этот нектар знаний, и будет все более благоприятно,  и ты сможешь понести его, как факел, вперед.
Ты сможешь брать и отдавать. Ты найдешь в этом великую радость и несравнимое
удовлетворение…». 

 

О, если б кто знал, как силен был во мне это Голос, этот  Зов из будущего и никогда не позволял мне
перечеркивать себя по большому счету, но сомневаться… Мысль это подавала порою
достаточно четко, но  было все же и  сомнение на фоне великого во мне утверждения.

 

 

Благодаря старанию и обаянию Нафисы, которую Бог послал мне,
чтоб через нее и ее качества решать и некоторые мои проблемы, благодаря ее
удивительным качествам со всеми ладить и находить общий язык, которых никак не
доставало мне, да и они, такие качества, видимо, мне были не очень при моем
назначении нужны, благодаря ее устройству ума, который был, как бы на
поверхности,  в отличие от моего, мы
попали, как уже было сказано, в списки тех, кто был утвержден в строй отряде.

 

 

Об этом я известила отца, написав, что летом буду работать в стройотряде,
и что это даст возможность заработать деньги, которые облегчат и его жизнь. Это
для него было существенно и на радостях, да уже было и пора, он прислал мне сто
рублей, на которые я купила все необходимое для стройотряда, включая фуфайку,
спортивный костюм и другое по мелочам.

 

Матанализ я снова завалила, пересдать не смогла и тем омрачила
свою поездку, как и каникулы, и должна была поехать в стройотряд на все лето,
будучи мыслью направленной постоянно на размышления о своем хвосте, о своих
нескончаемых проблемах, еще не зная, что деканат настоял на том, чтобы
преподаватель матанализа, щедро засыпавший полгруппы, выставил всем
удовлетворительные оценки, и так весь первый курс без потерь был переведен на
второй курс, что для меня сыграло в конечном счете решающую роль, да и на
втором курсе я снова могла рассчитывать на стипендию.

 

Таким образом, с невероятным трудом и Божьей помощью, о чем я не
имела представление, я стала студенткой второго курса ВМК, но обрадоваться
этому, узнать об этом я должна было только осенью 1972 года, с начала занятий.

 

Жизнь всегда имела особенность не баловать меня особенно. Мне
всегда неизменно приходилось доказывать себя и работать на чужие мнения,
сначала создавая о себе самое посредственное мнение или непривлекательное, ибо
поле деятельности не всегда позволяло мне выражаться до конца и тем дать о себе
представление более-менее истинное. Однако, если  человек приближался к пониманию меня, то уже
с высоты его мнения о себе я никак не падала, ибо неизменно отдалялась, своим
отдалением фиксируя понятое обо мне и давая о себе понимать далее только со
стороны, не входя особо в личностные отношения, ибо в них появлялось место
новичкам и то не надолго.

 

Стройотряд был тем местом, где я себя проявила только, что
называется, с одного боку, и не было никаких особых ситуаций, чтобы  проявиться более глубоко, да в этом и не было
особой необходимости, ибо стройотряд должен был все же решить и  одну из моих задач и этой функцией
удовлетвориться относительно меня, не требуя каких-то более глубоких
проявлений.

 

Стройотряд  «Амазонка»
существовал не один год, имел свои традиции, свою историю, своих лидеров и
своих специалистов среди студентов. Работа его заключалась в том, что надо было
делать откосы вдоль железнодорожного полотна. Сюда входили одни девушки, врач,
бригадиры, заключались договоры с местной администрацией относительно жилья,
столовой, как и оплата. Суть работы заключалась в том, чтобы горы песка
превращать в ровненькие как под линеечку откосы, шаг за шагом продвигающиеся
вперед на многие километры. Труд был очень тяжелый, при палящем солнце, требовал
физическую силу, мастерство, выносливость, опыт, характер и дисциплину. Здесь
доказать себя, вырваться вперед, покорить своим умением было невозможно, да и
никто это не требовал, но добросовестный труд и старание. Мне еще никогда не
приходилось так работать. Но любоваться чужим трудом – да. Активность,
старательность, знание и опыт других, тщательность, аккуратность, умение
доводить до конца, требовательность, серьезность, ответственность,
взаимопомощь, усердие…  В таких больших и
серьезных масштабах, в таком единстве и понимании друг друга, в взаимоуважении
к друг другу я еще никогда не видела труд и столь близко к нему с этой стороны
не приближалась.

 

Это была настоящая наука непридуманных характеров и единства
цели.  Каждый знал, что от него
требуется, каждый понимал, как надо сделать правильно, каждый старался,  и были те, за кем шли, к кому прислушивались.
Я же была что-то вроде новичка, старающегося изо всех сил, но никогда не
предполагала, что физически очень и очень уступаю большинству, как и опытом и
сноровкой, и потому быстро выдыхаюсь и поражаюсь, как другие  и откуда черпают свои резервы и стойко
продолжают работать, не сбавляя темпа.

 

Каждый день был копией предыдущего, продолжением предыдущего и
результаты труда не заставляли себя ждать, так что место начала работы все
отдалялось и приходилось уже к нему ездить на вагонетке.

 

Но было ли хоть одно место в моей жизни, где бы я,  появившись, не была хоть как-то судьбою
отмечена в ту или иную сторону. Судьба вечно беспокоилась о моем опыте и его
разнообразии, а потому, еще не успев как следует втянуться в работу, в один из
дней, поднимая бак с водой, который по очереди нам приходилось тащить чуть ли
ни на себе до места назначения, я вдруг почувствовала от рывка страшную
пронзительную боль в области шейных позвонков. Так я попала на двадцать дней в
больницу с высокой температурой и диагнозом – миазит.  И пока девчонки работали, я  проходила практику общения с больными в небольшой
одноэтажной местной больнице, где в моей палате были очень больные женщины, и
потихоньку беседовала и выполняла незначительные их просьбы, поскольку, хоть и
не могла повернуть головы, но могла подносить, относить, вызывать врача,
выслушивать, сочувствовать, сопереживать и, по сути, отдыхать от работы.

 

 

После больницы мне припоручили рисовать праздничные плакаты,
поскольку  приближался запланированный карнавал
и следовало украсить стены нашего места пребывания поздравлениями,  и рисунками на эту тему. Просидев за
плакатами еще неделю, я, таким образом, на значительное время была отведена от
работы, а потому по окончании получила конверт, где мне заплатили очень
скромную сумму, около трехсот рублей, в то время, как другие получили до
семиста  рублей.

 

 

Но и эти деньги были кстати, и на радостях я написала родителям
письмо, что не нуждаюсь в их деньгах и проживу на заработанные, добавляя их к
стипендии, тем вновь усугубив свое существование, ибо двести рублей по приезду
в Горький из стройотряда я тотчас потратила на два великолепных костюма, туфли,
юбку, куртку и брюки, сходила в парикмахерскую 
и оставшиеся сто рублей должна была  непонятно как тратить, ибо еще не знала, что
буду получать стипендию и потихоньку рассчитывала на работу связной, поскольку
студентов брали безоговорочно, на любой отрезок времени на выгодных условиях.
До начала сентября оставалась неделя, и я решила съездить в Кировабад, а оттуда
меня ждала картошка. Но это уже должно было быть потом.

 

 

Так, по сути,  прошел
почти год в университете, который  был
бурным продолжением моей и без того не очень-то спокойной жизни в доме
родителей, год почти самостоятельной жизни, самостоятельных решений, год
неизменных переживаний и большого внутреннего труда, год встреч, год надежд,
год