гигантом, распавшимся из-за аккреции на две части, из которых образовались на далеком расстоянии от «Веры» две указанные планеты. Тол Нул до сих пор гадал, что же помешало астрономам засечь «Веру», когда она была новой звездой.
Мы направились к ближней планете, которую назвали «Надеждой», ибо именно туда вел фотонный след спасательного модуля. После тщательного обследования поверхности безжизненной планеты зондом с высоким разрешением осмотра надежда на находку спасшихся звездолетчиков не оправдалась. Модуль сгорел у поверхности планеты, оставив на месте падения груду обломков. Это мы точно установили, когда высадили группу спасателей.
Последняя надежда была связана с челноком, полетевшим на далекую планету, которую мы окрестили «Последняя надежда». Когда мы подлетели к ней, то направили зонд для разведки ее поверхности. Он обнаружил на северном полушарии успешно приземлившийся челнок. Успешно – не успешно, но он стоял без видимых повреждений.
Капитан снарядил небольшую группу спасателей. Среди них помимо его самого были планетолетчик глизеянин Клусхарг Меровстулх, Минерва как психтерапевт, экзоврач Раастула Рокодаравартама, экзобиолог и генетик Ута Бангуидакуги, технический физик и инженер Димитрий Вышневецкий, два офицера-спасателя Пера Стровальдсон и Максим Ганьбоа, а также я собственной персоной. Почему капитан включил меня в члены спасательной команды, было нетрудно догадаться: Минерва стала показывать то, на что она способна. Я понял, что она уже добилась способности влиять на волю разумных существ. Но для чего был нужен я на месте приземления челнока? Ответить на этот вопрос я попытался на месте приземления.
Когда мы приземлились на планетолете в трех сотнях метров от спасательного челнока, то увидели вокруг относительно ровную безжизненную пустыню, разрытую кое-где метеоритным дождем. Вдалеке слева от траектории движения к челноку зияла гигантская полость кратера от астероида. Мы выдвинулись по направлению к челноку на планетоходе. Подъехав к нему, мы не нашли ни одного следа ноги разумного существа. Возможно, аврориане погибли при посадке или находятся в бесчувственном состоянии. Мы поспешили к входу в челнок. Соблюдая необходимую осторожность, Димитрий проверил входную панель на запуск, - вход в камеру по обеззараживанию не был заблокирован изнутри челнока. В камеру вошли капитан, врач, психотерапевт, инженер и офицер-спасатель. Остальные остались снаружи, не считая планетолетчика, наблюдавшего за всем происходящим из рубки планетолета. По редким фразам в шлемофоне мы услышали, что на челноке находится лишь одна женщина-землянка в летном костюме в бессознательном состоянии. Зовут ее Сивилла Рок. Меня сразу неприятно поразило пророческое имя и роковая фамилия спасенной. Когда спасатели выходили из челнока, то Сивилла лежала на герметически закрытых и автоуправляемых носилках, которые погрузились в планетоход и транспортировались в планетолет.
Мы стартовали с неуютной планеты, испытывая тревожное чувство подавленности и психической зависимости, как будто «Надежда 2» не хотела отпускать нас от себя. Я специально посмотрел на Минерву и заметил на ее лице самодовольную улыбку и тень торжества от встречи с бесчувственной землянкой. Чтобы понять настроение моей возлюбленной, в котором я сам отчасти был виноват, я подошел к прозрачному саркофагу и посмотрел на спасенную женщину. Ее прекрасные черты мне показались знакомыми. Я невольно задумался над тем, где мы уже встречались. Но тут к моему ужасу из ее правого глаза покатилась черная слеза и прямо упала на белоснежное полотно изголовья ее ложа. Черное пятно расплылось, а потом стало бледнеть, оставив на полотне едва заметную кляксу. Затем как по сигналу вздрогнули длинные ресницы и глаза открылись. Я увидел знакомые с детства черные как черника глаза моей незнакомки Диотимы. Как она похожа на тот образ панночки из миргородского «Вия» Николая Гоголя, который я рисовал в своем воображении, когда читал живописного писателя. Я как зачарованный уставился на Сивиллу, на что она не могла не ответить мне ласковой улыбкой. Но тут же закрыла глаза. Ко мне подошел капитан и посетовал, глядя на Сивиллу, что лишь она одна осталась в живых из всего экипажа «Авроры».
- Кто она?
- Если судить по данным Галактического Звездолетного Справочника она выполняла на «Авроре» функции экзофилософа. Многие отзываются о ней не только как о красивой женщине, но и как о дьявольски умной особе. Так что будьте осторожны Петр, а то вы, я вижу, уже очарованы ей, - предупредил меня с усмешкой капитан и отошел к своему помощнику.
Только я отвел глаза от Сивиллы, как ко мне подошла Минерва и требовательно сказала, чтобы я поднялся к ней в психотерапевтический кабинет. Я не мог не заметить, что мой интерес к Сивилле ей, мягко говоря, не понравился. Это навело меня на размышления о превратностях женского сердца. Но тут я услышал сигнал стыковки с звездолетом и отвлекся.
По прибытии на звездолет нас окружили все остальные звездолетчики, с живым интересом наблюдая за тем, как Сивиллу отвезли в медицинский отсек корабля. Вскоре все разошлись по своим местам: кто с огорчением от того, что не спаслись другие звездолетчики, кто с радостью, что хоть одного звездолетчика, причем прекрасную женщину, удалось спасти. Я не принадлежал ни к тем, ни к другим. Событие встречи с Диотимой меня не просто огорчило или обрадовало, оно просто потрясло меня. И я не знал, что мне думать об этом. Ее предсказание в моем далеком детстве сбылось. Она действительно была пророчицей, сивиллой. Я, наконец, понял, что впереди меня ждет нечто роковое, что связано с исполнением моего предназначения. И тут я вспомнил о требовании Минервы о встрече.
Но я решил повременить и на время воздержаться от встречи, чтобы Минерва дошла до нужной мне кондиции готовности быть выслушанным и в лучшем случае встать на мою сторону. Пока же я хотел заняться размышлением, на которое меня натолкнул философ XX века Мартин Хайдеггер. Он был мой младший ровесник и стал известным популярным философом спустя многие годы после моего путешествия в далекое будущее. О нем я узнал по его книге «Бытие и время», которую нашел в библиотеке звездолета в разделе, посвященном древней философии. Из полученной информации о нем я узнал, что Хайдеггер в конце своей жизни говорил о том, что его поймут люди, которые будут жить через двести лет спустя.
Так вот, я понял его, когда прошло больше, чем две тысячи лет. Оказавшись у себя в каюте, я взялся за автоматическое перо (его зовут «автостилом»), которым стал заносить свои мысли об одержимости в дневник, размещенный на планшете. Планшет - это тетрадь, которую можно листать столько, сколько душе угодно, так, что никогда нельзя будет остановиться при условии, что ты не устанешь или не закончится так называемая «квантовая энергия планшета». Моя рука свободно скользила по гладкой прозрачной поверхности планшета, вооруженная автостилом.
Я думал и писал о том, что различаю мифическое и мифологическое так же, как Хайдеггер онтическое и онтологическое. Мифическое – это наличное одержание инстинктами (ощущениями и животными автоматизмами), чувствами как перцептами (представлениями или восприятиями) и аффектами (эмоциями) или переживаниями, верой или убеждениями, идеями и пр. Мифологическое – это истолковывающее понимание и понимающее истолкование того, чем мы одержимы. В мифологическом есть момент уже не только рассудительного, но и разумного отношения к тому состоянию, которое можно назвать одержанием или одержимостью. Причем это состояние не только одержимого сознания, но и самого бытия одержимого субъекта. Рефлексируя над своим иллюзорным мнением, восприятием и переживанием объективного мира, я стал понимать то, что иллюзия реальна так же, как реальна истина заблуждения и лжи. То, что со мной происходит, является истиной или заблуждением, наваждением, которое происходит со мной в библиотеке в Москве в доме на Никольской улице в январе 1899 г. или может быть в психиатрической лечебнице в той же Москве в указанное время? Или нет? Вероятно, нет, ибо то, что я ощущаю, представляю, воспринимаю и переживаю себя участником событий далекого будущего, сопровождается не заданной рассудочной логикой сумасшедшего фантазма, но разумной волей существа, отдающего себе отчет в том, что он сомневается в том, что это правда. И в качестве так себя истолковывающего, понимающего состояние его сознания и бытия, вернее, бытия осознанности, принимающего то, что с ним происходит за реальное положение вещей.
Тогда, где момент самого одержания, о коем я размышляю, где сама мифичность, которую я должен с пониманием истолковать? Одержанием является не сам факт моей чувственности, а то, что им пользуются агенты темной материи, вроде Минервы в активном случае и меня самого в пассивном случае. Выходит, что я сам одержим самим собой? Нет, я одержим тем, что становится гиперболическим или преувеличенным чувством Я, спровоцированным онтическим или мифическим вирусом темной материи, который, как я полагаю, был активирован «Диотимой», потом ждал своего часа и проявил себя, возможно, случайно, в отношении к предистории воплощения Хены в Маше. Случайно в том смысле, что метафизический вирус воспользовался в качестве паразита моего сознания подвернувшимся случаем моего произвольного решения. В итоге я и моя возлюбленная оказались втянутыми в архетипический сюжет извечной борьбы сил света (духа) и тьмы (бездуховности). Мифологическим это одержание темной материей и ее пагубной энергией становится тогда, когда я начинаю понимать такое одержание или иллюзию как необходимое условие или даже основание моего понимания складывающегося положения вещей и самого моего бытия в мире, с собой и с людьми. Если я не буду так его понимать, то мое бытие изменится, и с мифологической точки зрения станет неадекватным тому, что есть.
Мои размышления прервала ассистент Минервы Имилкена, напомнив, что я обещал Минерве тотчас подойти, а меня все нет и нет. Может быть, со мной что-то случилось?
- О чем вы задумались, Петр? – спросила меня с живым участием прекрасная Имелкена.
- О том, как могут быть прекрасны юные твилейки, если судить о них по вам, несравненная Имилкена.
- Если я несравненная, то почему мы думаете о других твилейках? Если вы не знаете, то я вам скажу, что взрослые твилейки еще лучше юных.
- И чем же?
- Тем, что расцветают и цветут долго, принося обильные плоды. Твилейцы и земляне отличаются друг от друга еще и тем, что если вы ориентируетесь на тех, кто двигается, то мы на тех, кто покоится, как наши растения. Вы активны, а мы созерцательны.
- Глядя на вас нельзя сказать, что вы медлительны.
- Но я еще учусь. Поэтому проявляю необходимую в моем возрасте активность.
- И в чувствах тоже?
- Если вы подразумеваете воспитание чувств, то оно мне знакомо, как надеюсь и вам, - лукаво ответила мне твилейка, показывая неуместность ухаживания… в данную минуту.
Пришло время познакомить вас,
