Иван Премудрый Часть III Глава V

Если кто подумал, что царевич Гвидон спросил у Щуки про то, чтобы посмотреть на своего батюшку, царя Салтана только для того, чтобы Щуке приятное сделать, мол смотри, пользуюсь твоим волшебством, вовсю пользуюсь – зря так подумал. Царевичу? почитай с самого начала, с тех пор как из бочки вылез, не давал покоя вопрос о том, как они с матушкой оказались в той бочке? В то, что произошло это по воле царя Салтана царевич не очень–то и верил, а если без политесов, то не верил вообще. Почему так, царевич и сам не смог бы объяснить, спроси его. Ну не было у него в душе хоть мало–мальского чувства и обвинения насчёт батюшкиного коварства. А тут, он сам такого от себя не ожидал – взял, да и ляпнул, спросил: можно или нет? Оказалось, можно.

Вот вам наглядный пример и факт того как безделье, которое девать некуда, в один момент неизвестно куда исчезает и на его место приходит дело очень важное дело, не терпящее даже малейшего отлагательства.

Единственное, что смущало царевича Гвидона и даже заставляло слегка нервничать, была Старуха. Нет, не в смысле что такая–рассякая–разэтакая. Сказать или же подумать такое у царевича ни язык, ни мысль не шевельнулись бы. Царевичу очень не хотелось, чтобы Старуха присутствовала при их с матушкой смотринах мужа и отца, царя Салтана.

Царевичу не жалко было продемонстрировать перед Старухой волшебство, Щукой предоставленное, тем более что никаким волшебством он это не считал – не его оно, волшебство было. И уж тем более скрывать что–либо от Старика со Старухой, это было бы вообще чёрной неблагодарностью за все то добро, которое они для Царицы и царевича Гвидона сделали. Мало того, что здесь дело семейное, и такое семейное, что другие какие–либо хоть и добрые глаза вовсе не нужны. Ещё неизвестно, чем там царь Салтан занят. А вдруг как он всё это затеял и совершил и теперь радуется своему злодейству, да ещё в объятиях новой жены? Как к этому отнесётся Царица? Вот и царевич Гвидон не знал, и не мог угадать. Так что, дело здесь не в царском происхождении и не в царских должностях, а в вещах самых обыкновенных – матушку надо пожалеть.

Так что, ещё одним первостепенным делом для царевича Гвидона стало – улучить момент, когда Старуха отлучится куда–нибудь и тогда продемонстрировать Царице её мужа и своего отца, царя Салтана. Но вот беда, Старуха находилась в доме и при доме как привязанная: ходить куда–либо не ходила, с соседками за жизнь не разговаривала, так что трудно будет это осуществить, думал царевич Гвидон. Он даже продумывал такую штуку: если уж, ну вообще никак не получится, дождаться момента, взять, да и вежливо попросить старуху, чтобы та оставила их наедине, ненадолго разумеется, объяснив что к чему.

Прокручивая всё это в голове, царевич Гвидон и не заметил, как дошёл до деревни, а затем и до дома. Да, в небо он время от времени посматривал, не забывал, но увы, ничего нового там не увидел, а он особо и не переживал по этому поводу.

Проскочив по деревне и ничего не замечая вокруг царевич чуть ли, как тот бусурманин, ворвался в избу. Зашёл, вернее будет сказать, влетел в избу и остановился, даже замер. То, что он увидел, его головой никак не предполагалось, а значит заранее не продумывалось. Царица сидела на лавке, у окна, и пряла пряжу, а вот Старухи, нигде вокруг не было. Царевич спросил матушку: где, мол, Старуха, куда подевалась? Вопрос конечно может показаться невежливым, а то и вообще, грубым, но уж больно хотелось показать Царице мужа и батюшку, царя Салтана.

Царица совершенно обыкновенным тоном ответила, что Хозяюшка, Царица называла Старуху исключительно Хозяюшка, пошла посмотреть на курей невиданных, которых деревенские ребятишки на дворе у механика Емели нашли и когда вернётся, не знает. Она ещё сказала, что Старуха–Хозяюшка звала её с собой, ну, невидаль дивную посмотреть, но Царица отказалась, не хотелось ей лишний раз перед людскими глазами мелькать. Конечно же ничего дурного за Царицей не водилось, просто не хотелось и всё тут, бывает такое, наверняка сами знаете.

«Неужели Щука подстроила? – подумал царевич. – А что, вполне возможно, с неё станется. Ну и хорошо, что так оно обернулось, а подстраивал это кто–то или не подстраивал, потом разберусь».

Теперь царевичу Гвидону предстояло дело не менее важное, а может быть самое важное – сказать и хоть как–то подготовить Царицу к тому, что он собирался ей продемонстрировать. Будто бы вспомнив, что самый короткий и надёжный путь – прямой, и откуда узнал ведь в бочке проживал, а там никакого образования не было, не иначе опять Щука или Анна Ивановна постарались, царевич Гвидон так и выпалил:

– Матушка, хочешь посмотреть на супруга своего и моего батюшку?
– Хотеть–то хочу, да захочет ли он нас видеть? – сказано было как бы, ну как отвечают на давно ожидаемый вопрос, так что ли.

Царица перестала прясть и как бы замерла, прямо–таки в какую–то сидящую статую превратилась. Единственное, что выдавало в ней живого человека, так это руки,  которые начали перебирать: сначала фартук, потом добрались до косынки и принялись путешествовать дальше, по всей одежде. При этом руки, вернее пальцы, мелко дрожали, заметно было. Царица смотрела на царевича Гвидона таким взглядом, который ни описать, ни выдержать невозможно. Взгляд её представлял бесконечность. Вроде бы она смотрела на сыночка своего, царевича Гвидона, и одновременно смотрела куда–то, неизвестно куда. Он, как бы это сказать, представлял из себя бесконечность, как в ширину, так и в глубину. А в ширине и глубине её взгляда колыхалось, бушевало и пылало столько чувств, болей и радостей, что перечислять не перечислишь, что царевичу Гвидону на мгновение аж не по себе стало от такого взгляда.

– А и не надо. – спокойно так сказал царевич. – Он нас не увидит и не заметит.
– Как это? – удивилась Царица при этом взгляд её стал ещё шире и глубже.
– А вот так…

***

– Эх, Матрёна, Матрёна! Чует моё сердце, зря я тебя с посольством посылаю, ой зря!
Наверное у царей всё происходит точно так же, как и у простых людей. Ну например, сосед с бутылкой в гости зашёл. Не будешь же ты ради такого случая в зале стол на середину вытаскивать, раздвигать его, ну и всё такое прочее – грандиозное застолье устраивать. Сели на кухне, огурчики–помидорчики, колбаска, хлебушек вот и всё, а больше ничего и не надо. Да, про стаканы забыл – это обязательно. А если приехал к тебе в гости родственник, который так далеко живёт, что ты за ним ужас как соскучился и всё такое… Тогда да, тогда и стол на середину и на стол всё, что на тот момент, как в холодильнике, так и в ближайших магазинах пряталось. Оно и понятно, радость долгожданной встрече полагающаяся, ей торжественность подавай.

Точно такая же картина и у царей, ну почти. Положим, приехал посол какой–то: что же царь или князь какой, его где–нибудь в коридоре принимать будет? Нет конечно. Тут дела государственные, аж двух государств касающиеся, поэтому всё чин– чинарём. Тут вам и помещение самое большое какое во дворце только имеется и трон, и куча придворного народа при всех орденах и прочих драгоценностях. Ну и царь–государь, сами понимаете, разряжен, аж глазам смотреть больно – политика, мать её…

А тут вроде и дело государственное – царица с наследником всё–таки, но вроде бы как и личное – супруга с малым дитём. Да и лишние уши, хоть и верноподданные, не очень к месту, а то начнётся, и рты всем не позатыкаешь. Поэтому царь Салтан принимал Матрёну и давал ей наказы вместе с инструкциями в той же самой горнице, в которой прошлый раз со шпионом Макаром разговаривал.

– Ладно, езжай коли уж так. Замену искать, это время, а его как раз и нету.
– Поеду, царь–батюшка, поеду, обязательно поеду. – Матрёна даже было кланяться начала, да потом передумала, не иначе забоялась переиграть, перестараться.
– Грамоты, посольству полагающиеся, подготовлены, у Самолюба возьмёшь. Корабль тоже подготовлен, так что,завтра и отправляйся.
– Отправлюсь, царь–батюшка, обязательно отправлюсь.
– Да что ты заладила, как идол бусурманский?! Нормально говорить что ли разучилась?!
– Не разучилась, царь мой, батюшка. Это я всё от того, что смотреть мне на тебя, аж сердце на кусочки разрывается как больно, как ты кручинишься, переживаешь. Нет мне жизни и покоя в ней вместе со счастьем, покуда царица с царевичем пред твои ясны очи не вернутся.
– Вот и верни! Хватит причитать! – ничего не поделаешь, царь Салтан находился в ставшем привычном для него мрачном настроении, поэтому и с Матрёной Марковной так грубо разговаривал.

А та, вся как змея извивалась, если бы как рыбака, на удочку попалась. Скажете: так не бывает? Бывает, ещё как бывает! В жизни и не такое бывает. Ей тоже надо было поспешать. Ну во–первых – обстановку разузнать. Наверняка бочка та к Ивану попала, а вот когда попала и кого, в каком состоянии из неё вытащили – было неизвестно, пока неизвестно. То, что здоровенные куры получаются у того самозванного князя посредством бочки, Матрена Марковна была уверена, потому что почитай на всём белом свете не было другого такого волшебства, как эта бочка. Лучше бы конечно, чтобы Царицу с царевичем из той бочки достали в бездыханном состоянии, ну а если такого не произошло, не повезло, Матрёне не повезло, значит надо всенепременно отыскать их, ну а дальше, дальше по обстановке, на месте придумает.

– Вот ещё что. – царь Салтан к удивлению Матрёны Марковны налил из стоящего тут же кувшина вина и выпил.

«А вот это хорошо. – обрадовалась Матрена Марковна. – Это очень хорошо, раз вино начал пить. Тут две причины: или устал тосковать и волноваться, силы заканчиваются, или надежду потерял, это даже лучше».

– Когда будешь с Иваном этим, князем, – царь Салтан усмехнулся. – разговаривать, скажи, что я, царь Салтан, хочу с ним дружбу водить: торговлю торговать, ремесла развивать всякие. Что если доведётся против врага на княжество Иваново напавшего готов на помощь прийти. Ну и кончено, если на моё царство кто нападёт, он тоже должен стремя в стремя со мной встать. Скажи, что на этот счёт хочу я договор с ним подписать. Сам договор уже составлен, вместе с другими бумагами у Самолюба заберёшь. Скажи ему, что договор тот подписывать, полномочия тебе дадены, об этом кстати, в главной грамоте указано. Если кочевряжиться не будет, а я думаю он не будет кочевряжиться…
– Не будет, царь–батюшка, не будет. Куда уж ему супротив тебя кочевряжиться?
– Молчи, не перебивай! Значит подпишешь этот самый договор. Ну а дальше что говорить, сама придумаешь. Видела, что послы передо мной говорят и что вытворяют, вот и повторяй – невелика наука. А самое главное – скажи ему, Ивану этому, что царь Салтан посредством своего посла желает с ним с глазу на глаз беседу иметь. Что хочешь Матрена делай, а чтобы встреча такая в обязательно порядке состоялась!
– Состоится, царь мой батюшка. Куда ж ей деваться, обязательно состоится. – запричитала Матрена Марковна, а саму аж мелкой дрожью затрусило всю от радости.

Матрена сама хотела того Ивана на личную, с глазу на глаз, встречу вынудить, и на ней поговорить как следует, без этих всех: «здрасьте–пожалуйста». Прижать его, если вдруг ерепениться начнёт, ну и всё такое. Уж кто, кто, а Матрёна