Царевна-ведьма

    

                                            Во саду ли, в огороде
                                            Наш барчук при всём народе
                                            Не по личику – по морде
                                            Получил от Митьки вроде.

                                            А сороки, пролетая,
                                            Над башкой его витая,
                                            Да его не почитая,
                                            Враз обгадили, ага.

                                            Ну а наш бугай Бузила
                                            Был уж явно не мазила;
                                            Барчука он, образина,
                                            Рогом в лягу поразил.

                                            А потом баран там мчался.
                                            И откуда только взялся!
                                            Разбежался, разогнался –
                                            Как поддаст ему под зад!

                                            Шмяк барчук, и своим рылом
                                            Борозду в грязи прорыл он.
                                            Так свинарка говорила,
                                            Да и конюх подтвердил.

                                            Барам хоть не по породе
                                            Обретаться в огороде,
                                            Как балакают в народе,
                                            Эта байка правда вроде.

  ...Вестимо, что правда. А то как же!  У нас в деревне Брехалово одни сплошные правдолюбцы проживают, ага. А моя фамилия, ко всему вдобавок, так и вовсе Брехунов оказалася, так что я из всей нашенской шатии-братии самый наипервейший правдознатец.
  Вот, кстати, попёрся я давеча в лес за грибами. Гляжу – мать честная! – грибов этих самых уродилось, хоть косой их тута коси. На осинах, значит, подосиновики висят вот такие, на берёзах подберёзовики, а на дубах, ясен перец, боровики. Ну а лисички, знамо дело, на лисах произрастают.
  Тут как раз одна лисица мимо бежала, так я, не будь дурак, за хвост её хвать, да и нарвал с неё грибочков полнёхонькое лукошечко. Ну, чё – иду я себе далее по трещобам тем окаянным. А жара! Снегу везде лежит по самые… эти… как их там… ну, в общем, повыше колена где-то сугробищи. Метелица вовсю метёт, буран жуткий, пурга. Вспотел я страшно, приустал, а тут ещё и ливень ливанул неслабый. Сосульки с неба посыпались, снег, град, головастики всякие, лягухи, жабы...
  И тут вижу я – навроде как медведь из берлоги своей вылазит. О, радуюсь – это мне на руку: медведи ж ведь вкуснющие, прямо страсть! Головы у них, говорят, сахарные, бока кисельные, а ноги медовые. Испугался меня он, ярым сделался страшно, да как кинется на меня удирать. А я – за ним. Улепётываю от него во все лопатки, а догнать стервеца не могу. Ещё бы – медведи ведь первейшие в свете бегуны.
  Апосля улиток, естественно.
  Уж почти-то настиг я энтого сладкоежку, а он вдруг в норку какую-то шмыг, да там и сгинул. Известное дело, медведи ведь зверюги громадные – где-то ростом с мыша, поэтому по всяким норкам в основном они и обретаются. Ну и я в норищу эту медвежачью сиганул сгоряча.
  Летел-то вниз долго, часа этак с два. А потом плюхнулся я со всего разгона в подземное некое озеро. Ну, думаю – утопну! Ан нет – дудки! Захлебнулся я водой этой адской, а потом распробовал её – ва-а! – а то ж местный ядрёный квасец оказался! Или, может, тутошний первач? С размаху-то я не разобрал. Плыву я саженками по озеру тому квасному – вернее, лечу в небесах под самыми облаками – а тут глядь: барин нашенский на горизонте нарисовался. Идёт он босиком, весь в каком-то рванье, по дороге и с большущей торбы своим крестьянам золотые червонцы раздаёт. Те, конешное дело, их не берут; ещё бы – деньги ведь, как известно, зло страшное. Об этом один лишь барин не знает, а из наших то ведает и распоследний дурак.
  Обиделся барин явно на наших крестьян и полез с горя на колокольню, чтобы, наверное, кол там поколоть. Колол он там кол, колол, заколол его вдрызг да наскрозь выколол, и вот какой номер под конец он отколол: сверзился его благородие с той колокольни наземь, и мокрого места от него даже не осталося. Я сам то местечко щупал-пробовал – как есть сухим там сухо. А чего этому так удивляться? У нас же лето таперя стоит, жарко. Так что нечего всякой барской дряни мокрые места тут разводить да честным людям зазря на глаза попадаться.
  А мухоморов я не ел – это всё брехня. Лисичек просто я нажарил, которых с лисицы нарвал, да их и сожрал. И такое от тех лисичек вдохновение на меня напало – прямо уй! Счас одну сказку я вам как раз порасскажу. Дюже складная эта сказочка. Про ведьму одну там, значит...
  Ну да я ведь раньше времени сюжетец вам разбалтывать не дурак. Слушайте вон да читайте. Кой-чё на ус себе мотайте. Или в ум свой пихайте, коли уса у вас не имается. Ну, в общем...
  Короче, дело было так:


  Во времена давние и древние, во граде стольном, а не в деревне, жил да был царь один вредный по имени Сиясвет. И хотя имя у него было красивое да гожее, но зато характер он имел до того спесивый да невозможный, что не приведи, как говорится, боже. Росточку у царя Сиясвета было не дюже богато, ума тоже была не палата точно, и ходил он вдобавок как-то скособочено да прытко уж слишком. А о делах царёвых, да о его делишках и упоминать даже неохота, потому как за что царь, бывало, ни возьмётся – ан во всём-то ему был облом! Царствие-государствие при таковском царишке жалком едва-то держалось: скукожилось оно да поужалось, и добро ещё, что войны большой не было давно, а то прямо хоть в гроб ложись, ей-богу...
  Вот за все эти махи да ляпы, огрехи да беды и прозвал народ царя своего за глаза Тушисветом. И то сказать верно – в головушке его садовой отродясь ведь светлые мысли не рождалися, а клубились в черепушке его лысоватой сплошные глупости да мраки всякие неладные. В одном только царю-неудачнику повезло сильно – в жене его милой, в Алозоре свет Далемировне. Уж такая она была собою славная да приятная, что все окружающие только и делали, что диву от её вида  давалися. Ну, думали про себя завистники, до чего же у этого Тушисвета шибанутого и жонка чудная – не по рылу де ему кус, воробью косопузому!
  А у Тушисвета нашего, с Алозорой вестимо Далемировной, ещё и дочурка маленькая была – ну ангельское прямо создание! Исполнилось ей всего-то три годика от роду, а ума в её сметливой головушке так и на все семь лет хватало, а то ещё и на семь с гаком. Звали царевну-невеличку Милоликою, и более точного имечка, наверное, и подобрать было бы нельзя, поскольку и вправду царевна была собою мила чрезвычайно – ну чисто же куколка по виду своему, ага!
  И вот как-то раз приспичило Тушисвету неугомонному скакать на свою окаянную охоту. Как будто и дел в государстве больше не было никаких, как только царю-батюшке по чащобам всяким да трещобам за дичиной вовсю гоняться. А охотником Тушисвет, надо сказать, был заядлым: чуть у него какая-либо неприятность в делах возникала или намечался семейный разлад, как он на охоту свою шасть – и только его все и видали!
  Правда, не сказать, чтоб и тут ему сильно везло. Скорее даже наоборот – мазилой царёк был конченым, а не хорошим и зорким стрелком.
  А в тот день, как на грех, погода оказалась ненастной да ветреной.  Полдня Тушисвет со своим окружением в лесу пропадал, а не то чтобы оленя или кабана – зайца даже не встретил. Вот же, думают охотники наши аховые, и незадача – ну как повымерло всё вокруг, будто лес кто заколдовал!
  И заехали они, прямо сказать, чёрт те куда! Ну, совсем же незнаемые вокруг них места оказались, как в сказке какой, ей-богу.
  И то сказать – ели окрест стоят в три обхвата, да высоченные же! Кроны вверху у них сплошь переплелись, а в низу мшистом один лишь сумрак был мглистый да туман стоял зеленоватый. А пить же охота им стало – страсть! Фляги свои они опустошили, а тут ни ручейка тебе, ни низинки: один лишь мох везде сырой да гнилые шишки.
  И в это время они вперёд глянули – вот так-так! – никак избушка по ходу движения замаячилась? Пригляделись всадники охочие – да, избуха и впрямь, да какая-то собою странная – на курьих двух ногах стоит себе эдак да постаивает.
  Неужели, они смекают, баба-яга сказочная тут обитает?
  Первым царь Тушисвет резвый к избушке этой и подъехал.
  – Эй, – кричит он голосом раздражённым, – кто тут есть, выходи! Сам царь к вам в гости пожаловал! Открывай-ка живо давай, а то я не из тех, кто ждать обожает!
  Сперва-то в избухе тихо было, словно никто там и не жил, а потом что-то внутри неё стукнуло, брякнуло, заскрипело да загремело – дверь быстро распахнулась, и показалась на пороге такая старуха страшенная, что царёв коняга в сторону шарахнулся, а Тушисвет, в седле не удержавшись, на землю пребольно шмякнулся.
  – Я и званых-то гостей не шибко жалую, – проскрипела старуха горбатая голосом гнусавым, – а с незваными у меня разговор таков: от ворот поворот да скатертью прочь дорога! Проваливайте, давайте, отсель подобру-поздорову!
  И рукою костлявою охотникам направление кажет: скачите, мол, туда, откуда сюда прискакали!
  Аж взвился Тушисвет на ноги от дикой ярости! Виданное ли это дело – какая-то старуха плюгавая его, царя державного, ругмя тут ругает да вон выгоняет! Вот же, кипит он думами, и кикимора нашлась сухопарая!
  – Ах, ты ж такая-сякая костлявая кочерга! – выпалил гневно царь, за бока держась да бородёнку кверху вздымая. – Да я тебя за такие речи ругательные прикажу сей же час к кобыльему хвосту привязать да по кочкам твои косточки разметать! У меня, чуня, не забалуешь, я царь самодурный – коли чего я пожелаю, то враз всё, чего хочу, исполняю!
  А ведьма эта ужасная, видать, и не испугалася нисколечко царской ярости. И едва только челядь Тушисветова заершилась да загоношилась, как она пальцы в рот себе заложила и до того пронзительно свистнула, что царь даже зажмурился от неожиданности. А когда он глазки свои поросячьи, наконец, разлепил, то увидел такую картину удивительную: всё его воинство бравое вдруг там пропало, и появились заместо людей, коней да собак хорьки рыскучие, крыски пискучие да мышки малюсенькие. Бросились эти зверьки кто куда врассыпную, и только поражённый самодержец их там и видал.
  Обмер Тушисвет на месте, испугался он страшно, и хотел уже было  бежать куда глаза глядят без оглядки, да не смог отчего-то и шагу прочь ступить. Глянул он на ноги свои очумело и видит, что корни деревьев из земли вдруг повылезли, точно некие волшебные змеи, и обе его ноженьки опутали собою крепко.
  Раскрыл царь рот, слова даже вымолвить от ужаса не может, а старуха эта жуткая, словно кошка, на землю ловко спрыгнула, к царьку опешенному подскочила и обнюхала лицо ему жадно.
  А потом и заявляет весьма этак злорадно:
  – Съем я тебя, пожалуй, царь Сиясвет! Давненько человечинкой я не баловалась, вершками да корешками питаючись, вот оттого-то и отощала я вся. Ты же зверушек моих кушаешь, паразит этакий. Значит, нужен кто-то, кто бы и вас, людей, жрал. Жрал да нахваливал! Ха-ха-ха-ха!
  Ещё пуще перепугался несчастный царь. Всё, думает он в отчаянии – совсем я, видно, пропал!
  А жить-то ему хочется, не во цвете же лет