Иван Премудрый Часть III Глава II

Всё–таки интересная штука – жизнь, ей Богу, интересная! Причём интересная вплоть до книгонаписательства. Я тут начал было продумывать и придумывать, как в очередной  раз подобраться к Ивану Премудрому? Сейчас объясню…

Оказывается, и это стало для меня откровением, раньше такого не случалось. С какого–то момента или начиная с какой–то страницы персонажи и герои того, что ты пишешь начинают жить своей жизнью, в смысле, своими делами, поступками и поведением, на которые ты уже не очень–то можешь повлиять. А я и не хочу влиять, пусть делают что хотят: они сами по себе, я, сам по себе. Думаю так будет честнее и гораздо проще, бошку лишний раз ломать не придётся, одна она у меня, поберечь надо.

Помните Никиту, главного в тереме князя Руслана, а теперь, Ивана Премудрого? Он не ахти как описан и расписан, даже внешность отсутствует, но тем не менее, он есть: по земле и терему ходит, службу свою правит и соблюдает, ну и своей, личной жизнью живёт, потому как живой человек всё–таки.

В отличии от Фролки и Самолюба, Никита – дядечка возраста уже почтенного, слегка за пятьдесят. Ну а такому возрасту, если рассматривать его в плане внешности, сами знаете что полагается. Перво–наперво, это борода и неважно какая, большая, лопатой или небольшая, живот, вернее, пузо, придающие его обладателю солидность и значимость. Кривые, кавалерийские ноги, обутые в сапоги. И рост, хоть и небольшой, чуть ниже среднего, зато весь такой крепко сбитый, кряжистый, даже слегка корявый. Это, что касаемо внешности Никиты, а то получается: человек есть, а внешности у него нету.

А вот что касаемо его должности, вернее, её названия, тут сплошное непонятство вырисовывается. Вроде бы Никита, старший по терему, а значит – старший слуга, которых, хоть и не у нас, принято называть дворецкими. А что, слово красивое, более того, значимости владельцу той недвижимости, где этот дворецкий дворецким служит добавляет. Но дело в том, что у Ивана Премудрого не дворец, а терем, а это две очень большие разницы, потому что архитектурой отличаются. Тогда получается, Никита вовсе он никакой не дворецкий, а теремной или теремецкий, так что ли. Второе слово получилось каким–то уж очень корявым, поэтому ну его. А вот первое вполне в жизни применимое и более того, на слово «домовой» очень похоже. Выходит, это слово, вернее, должность, таким словом определяемая, говорит о том, что тот же Никита – почти что домовой, только к людскому роду–племени принадлежит.

Для сравнения, должность Фролки, так та вообще никак не называется, Фролка и всё тут. Должность Самолюба тоже если как и называется, то никто его этим словом не называет и не обозначает, потому что Самолюб, а больше ничего и не требуется. Вот они где, сплошные противоречия вырисовываются, и повлиять на них я уже никак не могу, даже если захочу.

Но и это ещё не всё, потерпите маленько. Помните, как Фролка заходит к князю–батюшке? Заходит он, как законченный оболтус, хулиган, а говоря красивым языком, на котором стихи слагают, как вольный ветер. И хоть кол ему на голове теши – ничего не изменится, потому что родился таким, а воспитывать его, похоже отродясь никто не воспитывал.

Другое дело, Самолюб. Того из состояния собственной важности, а также исключительности и значимости даже оглоблей не выведешь. Наверное это происходит потому, что он сам из себя оглоблю и представляет, только одетую во всё блестящее. Насчёт воспитания, такое поведение Самолюба определившее, тоже сплошные тайны с загадками, скорее всего он сам себя таким воспитал.

Ну и Никита, с которого вся эта писанина, вернее, кусочек её, и разразилась. Неизвестно каким он был и как себя вёл при князе Руслане, об этом мы никогда не узнаем, ну разве что из слуг кто расскажет. Только вот при Иване Премудром стал он себя вести тише чем паутина, по углам висящая себя ведёт. Почему так, у него надо спрашивать, да не сознается он, ерунду какую–нибудь придумает и всё. Наверное это я так думаю: уж очень большое впечатление на него произвело событие, когда городского голову, боярина Захара, прямо при всём народе выпороли. Наверное Никита, человек очень впечатлительный, а в силу этого сразу же представил, как с ним будет происходить тоже самое, потому и затих. Может быть и так, а может его такому тихому поведению другая причина имеется, говорю же – неизвестно. Ладно, с Никитой этим, пусть живёт и ведёт себя так, как ему больше нравится.

А теперь, и это получается, самое главное, сравните: Фролку, Самолюба и Никиту и тех, кому они верой и правдой служат. Я не буду всё это расписывать, если честно, лень, да и картина не очень привлекательной получается. Кому интересно, сравнивайте, а кому наоборот, плюньте и забудьте о том, что только что прочитали.

***

– Дозволь, князь Иван Премудрый... – этому предшествовал даже не стук в дверь, а какой–то звук, который получается если немного по столу ложкой поскрести.
– Чего тебе? – недовольно спросил Иван Премудрый.
Видать не совсем удачное время выбрал Никита, не угадал получается, потому как Иван Премудрый был занят, писал что–то.

«Ишь ты! – удивился Никита. – И где ж такое видано, чтобы князь, да сам писал?!».

А вы что думали, только мы с вами живём в плену дурацких представлений о жизни вокруг происходящей и считаем их незыблемыми законами? Оказывается нет, не только мы. На той планете Земля картина получается точно такая же. А вот интересно, кто у кого стырил эту привычку, возведённую в закон: мы у них, или они у нас?

– Князь Иван Премудрый, – Никита поклонился, да так было и остался стоять, но видать вспомнив, что в таком виде ходить по терему будет неудобно как бы нехотя распрямился. – послы до тебя пожаловали, целой делегацией.
– Откуда послы? – Иван оторвался от своего писательского занятия и проницательно посмотрел на Никиту.

«Как будто душу наизнанку выворачивает. – подумал Никита и опять хотел было поклониться, но передумал. – И послал же, не иначе, нечистый какой–то, Ивана этого на мою голову! Поскорее бы князь Руслан возвратился, при нём попроще жизнь и служба происходят».

– Их, князь Иван Премудрый, сразу аж два посольства, видать где–то по пути встретились и объединились. Правда они ругаются между собой постоянно, но слава Богу, ещё не подрались.
– Откуда они, спрашиваю? – в голосе Ивана зазвенели металлические колокольчики.
– С севера откуда–то. – сразу же испугался Никита, аж дух перехватило. – Сказывали, море у них там есть, почти как наше, только студёное, и зима долгая, да на морозы лютая.
– С севера говоришь? – задумчиво, то ли спросил, то ли задумался Иван.
– Оттуда, князь Иван Премудрый, оттуда, с самого что ни на есть севера до твоей персоны и прибыли.
– Ладно. Вели разместить их порознь, да так, чтобы ругаться меж собой перестали. А то ещё сдуру бошки друг другу посносят, а ихние конунги мне потом претензии будут выставлять. Позови ко мне Тимофея. Иди, что стоишь?

***

Никита, почти вне себя от радости, что доклад его благополучным для него оказался, торопливо вышел. У него всегда после доклада какого или же ещё другого какого общения с Иваном Премудрым появлялось состояние большого облегчения и почти что полной свободы. Это, извините за сравнение, но как ни крути, сравнение это в  жизни каждого из нас иногда присутствует. Состояние Никиты после какого–либо общения с Иваном Премудрым было очень похожим на состояние человека, когда человеку тому страсть как по большому приспичило, а справить нужду условия не позволяют. Вот и приходится ему бедолаге или удобного момента дожидаться, или же подходящее для этого место искать. А когда момент пойман или подходящее место найдено, и дела, хоть и неприглядные, но необходимые справлены, как раз и возникает то самое ощущение свободы, это если для души, и облегчения, если для организма.

Иван же, как ни в чем ни бывало опять принялся за своё занятие, писать продолжил. Хоть с того самого момента, когда он приказал выпороть городского голову, боярина Захара, и можно сказать, провозгласил себя князем, Иваном Премудрым, прошло всего ничего, результаты его княжения были видны всем и судя по прибывшим посольствам, далеко видны. Вроде бы как и малость невеликая – наведение порядка в городе, на самом деле  малостью не оказалась. Ясно дело, первыми купцы начали языками чесать направо и налево. А купцы, они тем и хороши, что языками своими чешут не только здесь, на месте, но и в других царствах–государствах, а это самое главное и есть. Опять же, рассказывают они, всем конечно, но с наибольшей пользой для Ивана Премудрого, они рассказывают о чудесах, в ЕГО княжестве происходящих, другим торговым людям, которые в свою очередь тоже ещё каким–то торговым людям рассказывают. Пересказ хоть и получается искорежённым, а как вы хотели? Да что далеко ходить, сами попробуйте что–либо, от знакомого услышанное, другому знакомому пересказать, тогда и убедитесь. Пересказать, даже если ничего не сочинять и не привирать, так, чтобы получилось один в один, как услышали, у вас, да и не только у вас, а вообще у всех, совершенно не получится. А почему?

А я отвечу. Потому что новость какая–то или ещё что, тот же анекдот, выслушиваются живым человеком и точно такому же живому человеку пересказываются. Вот если написать что–нибудь на бумажке и, к примеру, на забор приклеить, забор, то что вы написали, нисколечко изменить не в состоянии, потому как неживой он. Изменить то, написанное, может только время и то, при помощи дождя и солнца – поблекнет надпись и станет сначала трудно читаемой, а после так вообще, ни хрена не разберёшь. Так и с новостями, от человека к человеку передаваемыми. Сначала слова в той новости яркие и блестящие и каждое слово, в силу своей важности, с заглавной буквы начинается, потому что свеженькое, всё с пылу и с жару. Но постепенно пыл с жаром куда–то деваются, новость перестаёт быть свежей, а потому интересной. Слова перестают начинаться с заглавных букв, а начинаются с букв самых обыкновенных, маленьких. Даже самое первое слово с маленькой буквы начинает начинаться (интересно получилось: начинает начинаться), а после так вовсе, все слова той новости принадлежащие исчезают куда–то, в неизвестном направлении.  Но на то мы и живые, не заборы и не столбы какие–нибудь там, что ту новость, вернее все новости, пересказывая, хоть чуть–чуть, да изменяем, как бы частичку своей души добавляем. Правда иногда случается так, что частичка души пересказчика до того большой и весомой получается, что новость сразу же перестаёт сама на себя быть похожей, и такое бывает. Ну и что тут такого, спрашивается? Выслушивал новость ту живой человек, и пересказывал, тоже в том же состоянии находясь, поэтому на своё восприятие всего, чего угодно, полное право имеет. Ой, что–то я сам запутался с пересказами этими. Думаю, достаточно объяснил. Насчёт понятно–непонятно – не знаю, скорее всего непонятно…


***

То, что о нём и о делах его, стало известно даже в далёких северных странах, да так известно, что даже посольства прислать не поленились, Ивану понравилось. Правда Иван не обратил внимания на тот факт, что посольства те, да ещё из северных государств, за такой короткий срок просто–напросто доехать не успели