Любовь, пастух и волкодавы

произнес тот, - стоит  мне пошевелиться, и эта  сволочь опять  бросится на меня, - кивнул  он  в сторону  пса. И в подтверждение его слов,  волкодав,  приседая  на  передние  лапы,  бешено залаял, на него.
    - Слушай, - крикнул Андрей пастуху, - это моя жена! Понимаешь, она, – показал он на Аурику, - моя жена, ту ынцелес, астай, - показал он головой на Аурику - фемея меу! (понимаешь, эта женщина – моя жена)  – объяснял Андрей, с трудом вспомнив, как это говорится на молдавском.
      - Ташь дин гурэ, закрой свой громкий рот и сиди тихо, - все так же лениво приказал  пастух,  заходящейся  в  лае  собаке. Псина,  недовольно  рыча, крутанулась, улеглась и замолчала, не сводя свирепого взгляда с Андрея.
    - … со  своим  жинка,  для  этова  дела,  в  лес  никто  стоять  не  бывает, - назидательно убеждал  пастух  Андрея, - да хотя бы и  был  твой жинка –  с миня  абсолутный -  все равно, - русский  власть  уже закончился.  Давай,  пошли, - нетерпеливо  приказал  он, обращаясь  на  этот раз  к Аурике, и не оглядываясь на нее, направился к кустам.
    Женщина, еще раз с мольбой в глазах, посмотрела на Андрея, закрыла лицо руками и побрела  за пастухом.
Андрей,  в  отчаянии  бросился  на землю и  в  бессильной ярости,  колотя, что есть силы кулаками  по земле, издал нечеловеческий крик…
    Пролежав, в полном отчаянии  некоторое время на животе, Андрей, собрался, взял себя в руки и стал думать: «Должен же быть, какой-то выход из это-го чертового положения…»! 
      Вдруг вспомнил, что на покрывале лежит нож. Хорошо заточенный, с приличной длины лезвием, нож! Он  взял его с собой  нарезать хлеб, колбасу и мясо.
    Осторожно повернув голову,  посмотрел в сторону собак. Те лежали на животе, положив морды на лапы. Порезавшийся, осколками тарелки, пес выглядел неважно -  из его пасти сочилась кровь, глаза  были потухшие, больные, и ему было явно, ни до Андрея.  А вот вторая псина смотрела на него настороженно, с  холодным  бешенством  в  глазах  и готова  была в любую минуту  растерзать его  в клочья.
    Андрей отвернулся от нее и через некоторое время начал осторожно, буквально по миллиметру, разворачиваться лицом к покрывалу. Иногда его шевеление прерывало предупреждающее рычание. Он на время застывал,  потом снова начинал движение.  Наконец,  повернувшись  полностью  лицом  к «столу»,  осторожно поднял голову – нож был прямо перед ним. Но, чтобы взять его - надо было сильно потянуться  рукой, к другому  краю  широкого покрывала. Так  же  осторожно, так же  по  миллиметру  стал  вытягивать  руку в направлении ножа. Когда рука была уже почти рядом с ним, пес вдруг вскочил и бешено залаяв, прыгнул к покрывалу, целясь схватить его за руку. Андрей отдернул ее, а заходящийся в лае пес, опершись на  передние лапы,  остался стоять  рядом с импровизированным столом. От избытка бешенства, переполнявшего его,  он схватил зубами  край  покрывала  и, не  спуская  глаз  с Андрея,  начал  рвать  его  в клочья,  как бы  демонстрируя  крепость  мощных клыков  и  силу своих  мышц. Посуда, еда; лежащие на «столе», полетели вверх и в стороны.
    - Мэй, - донесся из-за куста возбужденный с придыханием  и просительными нотками  голос пастуха, -  не делай ты  этих глупостей – сожрет он с тебя. Дай спнокойно отдохнуть  человеку с этаму сладкаму  девочку.
    - Андрей, поняв бесполезность своих  попыток, упал лицом на траву и затих.
    За кустами слышалось тяжелое дыхание и постанывание, очень похожее на то,  которое совсем  недавно  раздавалось  совсем близко у его уха.  Вспомнилось выступление какой-то дамы  по телевидению: «Если вас  насилуют – постарайтесь расслабиться и  получить  максимум  удовольствия».  Он  заскрипел зубами  и, отвернувшись от кустов,  зажал уши ладонями, чтобы не слышать этих звуков.
    Когда через целую вечность пастух, довольно улыбаясь и на ходу заправляя рубашку  в  штаны,  вышел  из  кустов,  Андрей, все  еще  стеная и скрипя  зубами, лежал на траве.
    - Таре бине фемея, - сказал  насильник,  уважительно  покачав  головой и наливая  алкоголь себе в рюмку, - силно хароший и сладкий  женщина, - пояснил  он на русском. Выпив коньяку, безразлично посмотрел в сторону  лежащего  Андрея и ленивой  походкой  пошел прочь с поляны.  За  ним,  злобно оглядываясь потрусила здоровая, а потом и  раненая  собака.
    Минут через двадцать из кустов медленно вышла заплаканная  Аурика.
    - Поехали», - коротко бросила она сидящему с опущенной головой мужчине.
      Андрей, переполненный  чувством вины - «не смог защитить женщину» - опустив голову, не поднимая  глаз, встал и побрел к машине.
  Обратный путь они проделали в полном молчании. Только  у своего  дома, выходя из машины, женщина небрежно бросила: - А ты знаешь, мне с ним  было намного приятнее,  чем с тобой.
    Андрей, закусив губу, виновато  молчал. Он  понимал, отчего она  так сказала, а что он мог ответить в свое оправдание? Да и что  он  мог тогда предпринять?  Броситься  на  волкодава с голыми  руками?  Да он  расправился  бы со  мной, как расправился с покрывалом. Разорвал бы на мелкие куски.
  Но, сколько и как не искал он оправданий случившемуся, и не приводил  доводы, способствующие его реабилитации перед женщиной  – чувство вины, так и не покидало его.
  Высадив Аурику, он,  посидев некоторое время в задумчивости, вдруг встрепенулся, выжал сцепление, нажал педаль газа, и на бешеной скорости по-мчался к себе в гараж…

    …Подъехав к месту, где так неудачно завершился их с Аурикой пикник, мужчина, поднял с пола машины  пакет.  Дрожащими, от нетерпения руками, освободил ружье  от ветоши,  собрал его,  зарядил  двумя жаканами; развернул автомобиль  в обратную сторону и вышел из машины. Пройдя опять к злополучному месту,  огляделся, прикинул направление, откуда мог появиться пастух, прошел метров пятьдесят - семьдесят  вперед…  И тут, слева от него  открылся довольно  широкий участок свободного от деревьев и кустарника  поля.
    Почти в центре его, на невысоком пригорке расположилась овчарня, огороженная  жердями; рядом с ней - небольшой, сложенный из камыша шалаш.
    Послюнявив палец, он поднял его вверх,  определяя  направление  ветра и, опасаясь внезапного нападения собаки,  стал забирать  вправо, чтобы  движение воздуха  приходилось  ему  в  спину,  дабы собака,  почуяв его,  выдала  ему свое присутствие. Вскоре  он  увидел,  взметнувшуюся  над  травой  голову волкодава.  Поведя из стороны в сторону головой,  принюхавшись носом,  пес  почуял  знакомый,  враждебный  ему  запах  и мощными  прыжками, захлебываясь в бешеном лае, понесся навстречу мужчине.
    Андрей,  хладнокровно  взведя  курки,  направился  в  сторону  приближающейся собаки.  Когда  расстояние  между    ними  сократилось  до  шести-семи  метров,  он  вскинул ружье, и  почти в упор выстрелил  во взметнувшуюся в прыжке псину. Собака  взвизгнула и замертво рухнула на траву.  Андрей бегом, на ходу дозаряжая ружье вторым патроном, - «черт его знает, как поведет себя вторая собака», - бросился к  шалашу,  чтобы не дать уйти пастуху.
    Тот  выскочил  почти  сразу  после  выстрела. Выскочил  совершенно  голый. Увидев  бегущего  к  нему  с  ружьем в  руках  Андрея, застыл,  как  соляной  столб.  Лицо  его  побледнело,  глаза,  расширившиеся  до  невероятных размеров,  выражали  неописуемый  ужас. В следующую минуту он рухнул на колени.
    - Фрателе! - взмолился  он. – Брат! Не надо  убить с миня! С миня  дома стоять три ребенку и жинка! Я  тебя дать адин, - нет,  два, три авцу!
    Андрей, медленно, наслаждаясь  предстоящей  местью и  унижением пастуха, начал  поднимать стволы ружья… Остановил  их  поступательное  движение  в верх на уровне паха.
    И тут, с криком: - «Стой! Не делай этого!»?!  -  из шалаша выскочила замотанная, в невероятно грязную и рваную тряпку,  растрепанная женщина. Она  встала перед пастухом.  Закрывая его  своим телом,  раскинула  руки в стороны: - Не делай этого! – повторила она, - Или стреляй тогда и в меня! – с отчаянной решимостью в голосе прокричала она.
    Андрей  открыл  рот, стволы  ружья опустились…: - Ты-ы?!.. – не  веря своим глазам, едва слышно произнес он, - перед ним стояла Аурика!
    - Я! - выкрикнула женщина, - Стреляй – имеешь право!
    Ничего  не  соображая,  он  некоторое  время стоял  совершенно  обездвиженный.  Наконец, поведя глазами по сторонам, увидел: грабли, лежащие зубьями кверху;  ржавое, в дырах ведро; прислоненный к шалашу дамский ве-лосипед;  рядом на пожухлой траве - вторую собаку. Одной рукой; резко вскинул ружье,  не целясь,  нажал на курок.  Выстрел пришелся рядом с мордой раненого волкодава.  Взметнувшийся  фонтан земли, жестко ударил его по глазам и носу. Пес отчаянно взвизгнул и, опрометью бросился за шалаш. 
    Андрей  грязно  выругался,  ненавидящим  взглядом  обжег,  застывших  от страха, пастуха и Аурику;  тяжело развернулся и пошел в обратную сторону.  Сгорбившись и, сильно припадая на покусанную ногу, побрел к  дороге. Поравнявшись с деревом, оказавшимся на его пути; вскинул ружье; отстрелил  последний патрон вверх; перехватил  оружие за стволы; размахнулся и ударил им о дерево.  Щепки от приклада,  мелкие детали  от  механизма ружья  полетели  в  разные  стороны.
  Оглянулся назад.  На самой вершине холма, на  фоне  заходящего багряного солнца, четко виднелась стройная, как древнегреческая Богиня, фигура женщины. Сходство с Богиней придавала ей;  та самая, грязная; вся в  дырах,  не  видных  отсюда тряпка  крупными складками свисающая с  плеч.  
Перед  ней,  на  коленях, стоял абсолютно обнаженный мужчина.  Обнимая руками женщину за бедра, он уткнулся лицом ей в живот. Даже отсюда было видно, что  плечи его часто сотрясаются от рыданий.
  - Будь  я трижды проклят, если что-нибудь понимаю!  –  яростно прорычал  Андрей. Отбросив, согнутые от  удара  стволы, оставшиеся в руках,  брезгливо сплюнул под  дерево,  вытер  рукавом  губы  и, крича, что-то отчаянное и непо-нятное, прихрамывая,  побежал  к машине.
 
   
2008 год.