пришло решение: ехать в Петроград.
И вот 22 августа Львов в Зимнем дворце на приёме у Керенского. Министр-председатель ещё не отошёл полностью от шока, вызванным Московским совещанием, министров-то не очень и принимал, а Львова почему-то принял. Возможно, ему захотелось услышать лесть в свой адрес и немного отойти от впечатлений Московского совещания.
После взаимных приветствий Львов сразу перешёл к делу, Керенский заметил, что он очень волнуется и насторожился.
- Я к вам, милейший Александр Фёдорович, по поручению.
- От кого? – недоверчиво, но с интересом спросил Керенский.
- Этого я не могу вам сказать. Пока. Но я же ваш друг, Александр Фёдорович, неужели вы мне не доверяете? Если я пришёл, значить всё серьёзно. Просто так не пришёл бы, поверте. Я не решился бы отрывать от государственных дел такого великого человека, как вы, Александр Фёдорович.
«Кто, интересно, прислал этого дурака?» - подумал Керенский, а вслух сказал:
- Что ж, я вас слушаю, Владимир Николаевич.
- На кого вы намерены опереться в своей борьбе, Александр Фёдорович? Петроградский Совет против вас. Он насквозь большевицкий, и все его постановления против вас.
- Мы игнорируем все эти постановления. Мы народное правительство, мы опираемся на народ.
- Да, негодование на Совет растёт и может выразиться в резне.
- Ну и отлично! – обрадовался Керенский, вскочил с кресла и заходил по кабинету. – Народный гнев! Мы тогда снимем с себя всякую ответственность!- Керенский правой рукой изобразил красивый жест. - Наша вина будет лишь в том, что мы не смогли сдержать общественное негодование. Если нашему народу надоела это двоевластие, то мы умываем руки!
- Но первая кровь может быть ваша, Александр Фёдорович.
Керенский остановился и заметно побледнел:
- Моя? Что вы имеете в виду, Владимир Николаевич?
- Во всём, что происходит в стране, обвиняют вас. Стране нужен порядок. И вся надежда только на вас, милейший Александр Фёдорович. Но, к сожалению, не все так считают.
«Они, что предлагают мне стать диктатором?» - думал Керенский. – «От кого, всё-таки, он послан?»
- И что вы мне предлагаете, Владимир Николаевич?
- Порвите с Советом!
- Вы хотите, что бы я предал революцию?
- Нет. Я желаю, что бы вы подумали о России. Мы желаем!
- И кто же это мы? – улыбнулся Керенский. – Союз георгиевских кавалеров?
- Патриоты России, общественные деятели.
- Общественные деятели бывают разными.
- Это, во-первых, конституционно-демократическая партия, во-вторых, торгово-промышленники, в-третьих, это казачество, в-четвёртых, армия, верная вам, и, наконец, союз офицеров и многие другие.
- Я не могу понять, Владимир Николаевич, кого вы представляете и что вы от меня хотите?
- Протяните руку тем, которых вы от себя отталкиваете.
- Я не совсем понимаю вашу мысль.
- Могу ли я начать переговоры от вашего имени с теми, с кем сочту необходимым?
- Я не знаю, от кого вы посланы. Они вам, наверное, делегировали некие полномочия.
- Разумеется.
- Вот в рамках этих полномочий и действуйте. А я вам ничего поручить не смогу.
- При следующей встрече, я вам сообщу, от кого я послан.
- До свидания, Владимир Николаевич.
- До встречи, милейший Александр Фёдорович.
Львов этим же вечером уехал в Москву, где встретился со своим старшим братом.
- Коля, - заявил он ему, - меня вызывал к себе Керенский. Я только что из Петербурга. Из Петрограда. Александр Фёдорович решил, что для борьбы с большевиками нужно опереться на общественных деятелей правого толка. И создать новый кабинет правительства он поручил мне. Я надеюсь на твою помощь, на твои связи и твой вес в торгово-промышленных кругах. Всё-таки ты входишь в руководство Торгово-промышленного союза.
Львов-старший решил, что кто-то из двоих сошёл с ума: или Керенский или его несчастный младший брат. Скорее всего, младший брат.
Вечером в гостиницу, где проживал Львов, зашли Добрынский и Аладьин. Владимир Николаевич встретил их в приподнятом настроении духа.
- Ну-с, друзья мои, всё складывается как нельзя лучше. Моя миссия у Керенского прошла успешно. Александр Фёдорович согласен изменить состав правительства. И, при необходимости, даже уступить своё место министра-председателя тому же Корнилову.
- Ну, слава Богу, - вздохнул Аладьин, - мы можем избежать крови.
Аладьин недавно вернулся из-за границы и толком не знал, что представляет собой Владимир Николаевич Львов.
- Да, и всё благодаря мне, а вы не верили.
- Хорошо, что Керенский уступит своё место, - сказал Добрынский, - и, может быть, его не убьют.
- Это вы к чему? – спросил Львов.
- В Ставке склоняются к военной диктатуре и многие настаивают пу-стить Керенского в расход, а может быть, ещё и Савинкова.
- Откуда такие сведения? – насторожился Аладьин.
- Из надёжных источников, Алексей Фёдорович, из надёжных, - сказал Добрынский и победоносно посмотрел на своих собеседников.
- Я немедленно еду в Могилёв, - сказал Владимир Николаевич.
- Я с вами, - поспешно сообщил Добрынский.
На следующий день, 24 августа, генерал-майор Половцев, командующий войсками Петроградского военного округа, видел Львова и Добрынского на перроне в Могилёве, но не предал этому ни какого значения: мало ли зачем люди приезжают сюда. Могилёв фактически стал второй столицей России.
С вокзала приятели направились в гостиницу «Париж», где их ждал писатель и журналист, донской дворянин, есаул Родионов Иван Александрович.
Беседа разгорелась довольно таки бурная. Пятидесятилетний есаул сразу же стал обвинять правительство вообще и Керенского в частности.
- Царя слабого, безвольного свергли. Нет, правительство получили себе такое же во главе с болтуном всея России! За что России такое наказание? Он дождётся: его большевики пристрелят. Они ребята серьёзные, они болтать не будут! Ленин у них фанатик, он своего добьётся. Умный, расчётливый и твёрдый как кремень, этот Ленин.
- Говорят, что он трусливый, - сказал Добрынский.
- Кто? Ленин? Пустое, - отмахнулся Родионов.
- Говорят, Половцев гонял его в прошлом месяце по всему Питеру.
- Гонял, да не догнал. Умный человек, если не может справиться с угрозой, от неё уходит. Это не трусость. Врага опасно недооценивать, тем более, такого как Ленин!
- Как же спасти его? – сказал Львов
- Кого спасти? – не понял Родионов.
- Керенского. Вы же сами сказали, Иван Александрович, что больше-вики его могут убить.
- Как? – развёл руками Родионов. – Только в союзе с Корниловым. Пусть даже в подчинённом положении.
- Он согласиться. Я немедленно иду к Корнилову. Прямо сейчас.
Но «прямо сейчас» Корнилов не принял Львова.
- Уже поздно, Владимир Николаевич, - устало сказал Корнилов. – Давайте завтра на свежую голову.
Утром в 10 часов Львов был в кабинете Корнилова. В углу на стуле, стараясь быть незаметным, пристроился адъютант Завойко.
- Прежде всего, Владимир Николаевич, - сказал Корнилов, - кто вас уполномочил? Кого вы представляете?
- Я от Керенского.
Корнилов нахмурился:
- Так. Хорошо. Внимательно слушаю вас, Владимир Николаевич.
- Я имею честь сделать вам предложение, Лавр Георгиевич. Напрасно думают, что Керенский дорожит своим местом. Отнюдь. Если, по вашему мнению, дальнейшее участие Александра Фёдоровича в управлении страной не даст необходимой твёрдости и силы, то он готов выйти из состава правительства. Но власть должна быть законно передана из рук в руки. Власть не должна быть захвачена! Если же вы его поддержите, он готов продолжать работу. Керенский пойдёт на реорганизацию правительства в том смысле, что бы привлечь к управлению все общественные элементы. Вот вам моё предложение, генерал.
Корнилов тяжело посмотрел на Львова и заговорил спокойным твёрдым голосом:
- Положение в стране архи тяжёлое. Немцы взяли Ригу, а это прямой путь на Петроград. По сведениям контрразведки большевики готовят восстание с целью захвата власти. А действия большевиков на руку немцам. В стране разруха, полная анархия. По моему глубокому убеждению, единственным выходом из тяжёлого положения является установление военной диктатуры и немедленного объявления в стране военного положения. Дальше медлить нельзя! Да! В виду грозной опасности, надвигающейся на Россию, я не вижу другого выхода, как немедленная передача власти Верховным правителем Верховному главнокомандующему.
- Всей власти? – с тревогой спросил Львов. – Или только военной?
- Всей! И военной и гражданской.
- И гражданской?
- И гражданской – твёрдо ответил Корнилов.
- Но Керенского вознёс революционный народ! Что скажет он?
Корнилов посмотрел на него задумчиво и произнёс несколько фраз на не знакомом языке.
- Простите, генерал.
- Это на фарси, - сказал Корнилов и тут же поправился, - на персидском языке. Это стихи Фирдоуси, «Шахнаме».
И он перевёл на русский:
- Скажи: что такое народ? - Это сброд.
Толпа обезьян, что на подлость идет,
Послушна тирану - так что есть народ?
- Да, сброд, если он за тираном идет.
Но если за правду стоит он горой
Стремленьем к свободе горит, он – герой!
Львов закончил историко-филологический факультет Московского университета и о Фирдоуси и его «Шахнаме» он, конечно, слышал, но ближе ему была церковно-славянская литературу, недаром он был вольнослушателем Московской духовной академии. Стихи он не понял и к чему их произнёс генерал тоже.
- Может быть, будет лучше совместить должность Верховного главнокомандующего с должностью Верховного правителя.
- Можно и так, - согласился Корнилов, - конечно только до Учреди-тельного собрания. Я сам лично не стремлюсь к власти и готов немедленно подчиниться тому, кому будут вручены диктаторские полномочия, будь то генерал Алексеев, генерал Каледин или другое лицо.
- Раз дело идёт о военной диктатуре, то кому же быть диктатором, как не вам? А Александр Фёдорович может занять какой-нибудь министерский пост.
- Что ж я могу предложить Савинкову портфель военного министра, а Керенскому портфель министра юстиции. Хотя я уже не верю ни тому, ни другому. Но прошу передать Керенскому, что не зависимо от моих взглядов на его характер, личные его свойства и его отношение ко мне, я считаю участие в управлении страной Керенского и Савинкова безусловно необходимой.
- Хорошо, - ответил Львов.
- И ещё: возможно на Керенского готовиться покушение. Гарантировать его безопасность я могу только здесь, в Ставке. Его и Савинкова. Поэтому прошу их обоих приехать сюда. Ну, и договоримся окончательно о дальнейших наших действиях.
- Непременно передам, Лавр Георгиевич.
- Вот и хорошо. Я распоряжусь им выделить по комнате, рядом с моими покоями.
Аудиенция закончилась, Львов вместе с Завойко вышли из кабинета Корнилова. В комнате дежурного генерала их ждал завтрак, Добрынский и полковник Голицын. Но обсудить разговор с Корниловым не успели: к ним за стол подсел некий профессор Яковлев. Он сходу стал излагать свою аграрную реформу.
- Я предлагаю каждому солдату пообещать дать по 8 десятин земли. Это сразу же снимет напряжение между властями и армией. Солдаты будут поддерживать власть.
- Ловко, - сказал Голицын. – Большевики обещают по 7 десятин всем крестьянам, а вы, значить восемь? И где вы возьмёте столько
