«Катится, катится колобок, а навстречу ему...»
1
Я работаю в магазине «Чтиво» и люблю обжёвывать мозгом страницы, как иные любят обкусывать кожу вокруг ногтей. Мы продаём детективы, мыльную дребедень, словари, газеты, и всё в таком роде. Под настоящую литературу в нашем магазине отведено четыре полки, которые благо регулярно пополняются, и у меня есть возможность скрашивать рабочие часы минутами интеллектуального наслаждения.
В один из особенно жарких дней, когда, по скорбной случайности, я трудилась на смене одна, и, спасаясь от зноя, массажировала губы кусочком льда, в пустом салоне раздался грохот. Я оторвалась от статьи про неандертальцев и с ужасом заметила на витрине с беллетристикой огромное туловище, увенчанное испуганной головой. Жёлтое монголоидное лицо, драпированное чайными раскосыми смотрелками было втиснуто в чёрное карэ. Геометрически сложные губы, вмонтированные в лицо с опозданием, будто прикрывали прожжённую сигаретой дырочку. Тучное страшилище женского пола лёжа ковыряло в большом некрасивом ухе.
Я распахнула рот и брань попёрла сама собой:
-А ну вставай! Чего распласталась? Тухесом своим не верти, а то ещё что-нибудь сломаешь! Вот корова! Надо же, витрину кокнула и лежит!
От собственной грубости горчило во рту. Толстуха встала и забубнила: -Это случайно. Равновесия не выдержала — и вот…
-Ты не на улице, - ощерилась я,- это денег стоит. Деньги у тебя есть?
Денег у неё, без всяких сомнений, не было. Я вдруг расплакалась, и, не в силах вынести позора, умчалась в подсобку.
Однажды мне довелось уронить горсть мелочи в чашку с директриссиным бульоном. Подслеповатая Рада Ираклиевна сломала передний зуб о пятикопеечную монету и вычла из моего сердца сто гривень на визит к стоматологу. С этого момента я очень нервничаю на работе. Но начальству звонить было необходимо, и, преодолевая дрожь в пальцах, я сняла трубку: «Алло, Рада Ираклиевна, это Женя. Да из магазина. Здесь витрина вдребезги. Не я. Кретинка какая-то. Вы бы не могли просчитать по инвентарной смете? Рада Ираклиевна, я не специально на свою смену эти случаи притягиваю. Она же сама… Не надо высчитывать, у меня и так зарплата…»
Пока меня распекала начальница, наглая чукчеобразная раскоряка дёрнула вон, сбив по пакостной закономерности ещё одну витрину. Я чуть не лопнула от ненависти к себе. Только законченная идиотка могла оставить эту великаншу в одиночестве. Любой бы сбежал на её месте.
Рабочий день подошёл к концу. Заперев магазин, я потащилась домой. Неудачный брак железобетона с ландшафтом был щедро расцвечен предвечерним солнцем. Обогнув стоянку, где ржавели грузовики с противными стариковскими мордами, я оказалась во дворе. Суетливые ручки соседки челночницы упаковывали в багажник здоровенную сумку. В памяти неожиданно всплыло дурацкое объявление из газеты: «Люблю животных. Если вы часто путешествуете, я с удовольствием буду за ними присматривать. Взамен
прошу дружбу и понимание».
- Женечка, можно вас на минуточку, -- обратилась ко мне соседка.
- Вы не посидите с ребёнком?
- Конечно, посижу, - милостиво согласилась я, втайне взбесившись. Ну кто мешал отказаться? Своих забот под завязку!
- Вы погуляйте с ним, а она вот-вот будет, совсем недолго.
Очень вам благодарна, Женечка, время поджимает…
Она на мгновенье застыла, будто отыскивала в голове файл вежливости, в котором хранились подходящие к такому случаю улыбки, ещё раз поспешно поблагодарила, завелась со второго раза и скрылась за аркой.
Устимка ковырялся в большой луже, пытаясь утопить жёлтый мячик. Растирая по щекам жирную грязь, он упёрся в меня бирюзовыми глазками и зажурчал стихийным постмодерном: «Пошов кулобок гуять с гъязной писькой, а водитька его утонала».
Мне представилось, как Устимка пробежится в своих говнодавчиках по моему голубому ковру, шлёпнется на новое велюровое кресло и станет вытирать об него локти.
С трудом подавляя тошноту, я попыталась воздействовать:
- Не талапайся в луже, смотри, какой уже грязный! - Устимка нахмурился и промолчал. - Что мне с тобой делать? Может сбегать домой бросить сумку, а ты один побудешь?
- Да, - сказал Устимка.
Преодолевая тревожные спазмы души, я внушала себе разумную безответственность. Ну что с этим крокодилёнком станется? Брошу сумку, наспех перекушу - и вниз (я на седьмом этаже живу). Не волочь же его домой, в самом деле.
- Идём со мной - не очень уверенно попыталась я.
- Я гуяю, сама иди!
- Мама тебя одного оставляет?
- Да - соврал Устимка и отвернулся.
- Никуда не пойдёшь? - Устимка отрицательно замотал головой.
Ландшафт стухал от вечернего расставания с солнцем. Если бы я
умела предвидеть будущее, хотя-бы на несколько мгновений вперёд, то преспокойненько бы поднялась по лестнице, но увы - я вошла в лифт. И в тот самый момент, когда двери кабины сдвинулись, во всём районе погас свет.
Я казалась себе матрёшкой. Во мне колотилась обжигающая тревога, я колотила в безнадёжно парализованные двери лифта. Лифт раскачивался от моего напора. А дом невозмутимо замер под сумеречными облаками и ничем не обнажал беспокойства, таящегося в самом сердце его кирпичного организма.
Электричество запустили, спустя несколько часов. К тому времени Устимки во дворе не было.
До самого утра я пыталась успокоиться надеждой на то, что няня поспела вовремя и, выловив из лужи, увела его куда-нибудь за собой.
2.
Я на базаре работаю. У меня в подчинении два овощных ряда, контейнер с крупами и престижный лоток с цитрусом, фиником и подобным тому фельдиперцем. У меня авокада дешевле, чем в Африке! Эту хрень, конечно не всякий клиент берёт. Я, например, люблю обыкновенную абрикоску. А престиж - это для рекламы.
Жизнь, к сожалению, не математика. В ней ошибок даже достаточней правил. Вот, к примеру, шёл я себе с базара. Рыбки купил вяленой с тортиком. Хотя, конечно не купил, а со своими ребятами договорился, у нас на базаре свои калькуляции. Короче, шёл себе домой. Вижу - пацанёнок в жёлтом костюмчике в ногах плещется. Вроде, как попрошайка. Такой мелкий, едва ходить наумелся, а уже нищий. И с дороги, что главное, не сходит. Жалко, думаю. Надо булку, что ли, ему купить, а то не отцепится. Их этому делу в пелёнках ещё натаскивают.
- Ладно - говорю, - Как зовут?
-Устимка - отвечает. «Где я его видел?» - думаю. Что-то мыка знакомая. Аж в пузе запекло.
- Где я тебя видел? - Спрашиваю. А он так конкретно и выдаёт:
- Ты в моём доме зывёшь.
- Надькин сын, что ли? Которая на промрынок штаны-юбки возит?
- Мама в Тутию за товаом поехава - серьёзно сообщил пацан.
- Ух ты ё. Что ж ты сам, такой грязный здесь делаешь?
- Я гуяю.
Глянул я туда-сюда по сторонам - и точно - сам гуляет. Да и какой родитель такую неопрятность в дите допустит? Ну и повезло ему, думаю. Потерялся соседыш и на меня выскочил. Взрослому тут недалеко, а для дитя - смертельное расстояние.
И тут подходит этот ёж киношный. В клёшиках, с бородочкой, лохматый, как буратино. Я вообще таких не очень-то понимаю. И вежливенько так, давай знакомиться. Я, типа, ассистент режиссёра, мы там муйню какую-то снимаем, тыры-пыры. Разрешите представиться - Толик Семёнов. Очень приятно, говорю, - Миха. - А молодого человека как называют? - заслюнявил Толик и потянулся к Устимке. Тот сказал. И Толик начал его умасливать. - Хочешь сняться в рекламе, Устимка?
- Хочу - обрадовался детёныш, слабо понимая на что соглашается.
- Это мой сосед - вмешался я. Он заблудился, и мы идём домой.
- Минуточку, Михаил, вы коньяк пьёте?
Сам не знаю, как он меня развёл. Наверное, это у них профессиональное. Мы зашли в бадегу. Он взял бутылку «Десны» и пирожное для Устимки. Оказалось, что неподалёку расположилась съёмочная группа, в которой Толик ишачил ассистентом. Что именно рекламировал будущий ролик я так и не спросил. Главным было то, что заказчику приспичился ангелочек. Мамаша малолетки, утверждённого на роль купидона, не удовлетворилась гонораром, обиделась, и с типажом под мышкой - укатила. Съёмочный день у киношников был оплачен. Всё, как у них водится - режиссёр в бешенстве, помощники в запарке. Толик посеменил накатить сотку, чтобы расслабить нервы и
напоролся на нас с Устимкой.
Устимку отмыли и прикошачили к его голове нимб. Толик пообещал, что съёмка займёт не больше часа.
Уже стемнело, когда пацаненка одели в крылья из куриных перьев. Я выполз на улицу - в павильоне воняло кислым. Купил пива, хлопнул ещё двести пятьдесят, сел покурить в каком-то парке, или хрен его знает где. Слышу - орёт кто-то как недопиленный. Смотрю - несётся Шима, барыга один, нас типок с базара перезнакомил. Клиент - чистый клоун. Коноплю в заброшенном детсадике растить выдумал. С агрономией у него чётко - говно для подкормки, лунный календарь. Шала опупенная получается - стандарт на шестерых, и по цене сходно. Тот садик четыре года назад выселили - он раньше сталепрокатному заводу принадлежал. В нём детей металлургов дрессировали. Завод обанкротился, рабочих пораспускали, а садик бесхозно рушится. Вот у Шимы там и плантарь в клумбах.
Несётся тот Шима, зелёный, шо помидора, глаза на выверте - и ко мне. Честь отдал и муть какую-то чешет:
- Здравия желаю, Георгий Константинович. Мне дедушка про вас рассказывал.
- Алё, пацан», говорю, ты что же меня не помнишь?
Зрачки, вижу, огромные, рожа безмозглая, обштырился, видно, дружбан до присмерти. Я и сам уже пьяный, еле на ногах вращаюсь - цирк, в общем, гуманитарный. Клемануло, короче, и дал я ему в дыню. А он, что б вы думали?
- Спасибо вам, - говорит - за всё человечество! И раскланиваясь умёлся. «Во дурак,--думаю, что с братвой наркота делает!»
Потом я ещё водки взял… А про соседа злосчастного только к утру вспомнил.
3.
С возраста, едва затронутого брожжениями юности, меня влекла история. Неуклонно проваливаясь на вступительных экзаменах, я решил последнюю попытку подстраховать контрактом. Долгие блуждания в поисках работы привели меня к ослепительно декадентской карьере драг-диллера.
Через неделю я собирался стать студентом платного факультета и, в предвкушении собеседования, впился в книги. Запоминание продвигалось трудно. Пришлось воспользоваться собственными услугами и использовать метапарконтин – новейший стимулятор интеллектуальной деятельности в таблетках. Уже через полчаса меня терзали мучительные сожаления. В животе медленно назревала тяжесть, а тошнотворная духота стен буквально выдавила моё тело на воздух.
Пространство размякло. Уличный шум затвердел. Дома обступили меня и стали изгибаться собачьими вывихами. Все нормальные люди куда-то поделись, а вместо них заходили злобные выдры с железными рожами. Я обнял дерево, не успевшее вовремя отскочить, и сблеванул. Изо рта, вместо того, чем обычно тошнит людей, изрыгнулся бес. Глаза в его козловатой морде напоминали
