Он обещал вернуться

   1. Раб старого кувшина

  «Я вечером позвоню!»- сказал он...  и растворился в воздухе.
Это был Джинн.  Мира не поверила его словам, потому  что была уверена, что джинны возвращаются только к владельцу волшебной лампы. Ни лампы, ни кувшина, в котором прописался  джинн, у неё не было. Не дождавшись звонка, она погрустнела и  произнесла вслух: « Смешно…  Очень. Я знаю, что ты улетел насовсем».
  Женщина была уверена:  по дурости  или от  вредности  он нырнул поглубже в свой кувшин и закрылся в нём наглухо. Иногда и у джиннов сдают нервы и болят спины.  Больше всего боятся они, чтобы никто не потёр  нечаянно кувшин. Чтобы не было необходимости, скорчившись от боли, вылетать опрометью из своего убежища, пытаясь разлепить после темноты не привыкшие к свету глаза, и с большой неохотой говорить новому хозяину или хозяйке ненавистные слова: "Слушаюсь и повинуюсь, мой господин!"  Поэтому джинны  прикидываются  простыми смертными и входят в дома симпатичных девушек и женщин и влюбляют их в себя  или прячутся на чердаках.
  Джинн безмятежно спал на ставшим ему домом  уютном чердаке. В последнее время взъерошенный Джинн вываливался из тьмы, летел на зов глиняного сосуда и, как-то сразу забыв вызубренный за столетия текст, нехотя мямлил: "Чо новый хозяин надо?" Ему всё равно было, кто касался кувшина:  нашедший сосуд бомж, мужчина или женщина.
   Мира задумалась и  разочарованно вздохнула. Несколько лет назад она влюбилась в Джинна. Тогда он казался моложе и шустрей. Прикидываясь человеком, подрабатывал на рынке и предлагал обувь хорошеньким женщинам. Эта работа нравилась ему. Он усаживал клиентку на скамеечку, доставал нужный размер обуви(он же джинн всё-таки!) и не без удовольствия, обхватывая изящную или не очень дамскую ножку, примерял сапожок или туфлю и  нахваливал и обувь, и новоиспечённую модель…
   Это было вроде и недавно, но, казалось, прошло уже сто лет. Мира стала одной из тех клиенток. Ей однажды он подобрал хорошие туфли и влюбил в себя. На зависть всем старым джиннам он был и в свои  девятьсот лет весьма хорош собой. Горячая кавказская кровь кипела в нём, и он не мог не нравиться. Как и все его сотоварищи, он поражал удивительной услужливостью  и обходительностью, но только с клиентами. Увы, любить и страдать джинны не умеют. Они же не люди, в конце концов.
  Помнится тогда, словно испугавшись чего-то, он на несколько лет скрылся из глаз, как умеют скрываться только джинны. Куда-то запрятав кувшин, прикинулся человеком и не исполнял абсолютно ничьих желаний.
   Надо сказать, что по сути своей джинны - большие эгоисты. Возможно, потому, что вынуждены быть рабами своих ламп и  кувшинов. Именно потому они разучились чувствовать, совсем не знали любви и принимали за неё обычное плотское влечение. Они весьма ловко умели охмурять приглянувшихся дам. Это им, как истинным волшебникам, не составляло особого труда. К сожалению, Джинн Миры не был исключением.
  Прошло несколько лет. Ранив женское сердце, Джинн и не думал появляться. Ему нравилось быть человеком. Кутить. Влюблять в себя. Радоваться жизни. "Быть человеком здорово!"- думал он. Какой сногсшибательный кайф он испытывал в это время. Ему удавалось всё. Юные девы окружали его, но он не замечал ни их духовной убогости, ни скудости ума, ни полного отсутствия женственности. Они были грубы, как солдафоны, грязно и дерзко выражались и матерились хлеще мужиков, пили водку, говорили непристойности, а он млел от избытка внимания и чувствовал, что ему всего тридцать, а не как по паспорту, девятьсот.  Джинн купался в женском обожании. Упивался тем, что вокруг него собирались разные люди, для которых он иногда творил маленькие чудеса. Они смотрели на него как на божество, и он стал порой забывать, что создан лишь с одной целью, чтобы быть  для кого-то слугой, а не повелителем.
  Прекрасные девы сменяли друг друга. Казалось, он даже влюблялся, как люди, по-настоящему. Грубые мужланки с белокурыми волосами казались ему принцессами. Он смотрел на них тоже с нескрываемым восхищением. Иногда вспоминал, что многое может, и с удовольствием исполнял  их женские желания. Порой раздвигал пространство, обманывал время  и переносил в объятия морской стихии, так любимой им самим.
  Очередная юная дева звонко смеялась, глядя вдаль и касаясь ладонью теплой морской воды. Море выбегало навстречу и ластилось у ног добрым, но скользким тюленем. Облизывало рабски ступни  и затихало. Потом отбегало обиженно и вновь возвращалось. Потом долго глядело вслед уходящим прочь людям.
- Ещё вина! - просила дева уже в гостинице. Они радостно и звонко чокались, потом говорили о каких-то глупостях и падали в объятия друг друга. Джинн верил в свою непознанную ещё силу, но ему нравилось быть просто человеком. А когда в нём просыпался здоровый молодой самец, он чувствовал себя на высоте и  потихоньку думал о том, что, наверное, ничего больше и не нужно для счастья...
 Но волшебство иссякало - и сказка кончалась. Тогда Джинн вновь запирался  в своём кувшине, наглухо заткнув горлышко пробкой...

2. Взрослые игры

 В то время, когда  он  то развлекался, то уходил в глубь кувшина, Мира сидела дома, немного пугаясь не столько надвигающейся ночи, сколько непривычного для неё одиночества. Его она боялась больше всего, давно уже отвыкшая от тишины и независимости от кого-то.
  Оно накатывало  и подминало под себя. Сдавливало и мешало дышать. Как назло, все домочадцы и друзья, часто приходившие поболтать, не сговариваясь, разбежались. Целый вечер прошёл в бессмысленной, но очень сейчас  нужной для неё переписке с какими-то, совсем не интересными для неё людьми. Но они сейчас отвлекали ее от мрачных мыслей об одиночестве и мелькнувшем в ее жизни и превратившемся в дым Джинне. Мира отвечала на сообщения поклонников и телефонные звонки, врала о чрезмерной занятости и полной невозможности встреч с теми, кто так жаждал увидеться с нею.
 Ещё один звонок прозвенел неожиданно. Точнее, телефон спел среди ночи фрагмент какой-то песни в тот миг, когда устав от бесполезной болтовни с очередным поклонником, она наконец-то  погасила свет, нырнула под одеяло и, повинуясь необходимости отдыхать после трудного дня, закрыла глаза…
 Знакомая до боли мелодия заставила вздрогнуть  и  подняться с постели. Нахлынувший  вдруг  сон отбросило в сторону. Короткий разговор с позвонившим принудил встать, одеться и забыть про неподходящее для бодрствования время суток. Часы показывали  без четверти час.

   На пороге возник Джинн. Не из кувшина, без кувшина и явился он не один. Компанию ему составила ещё пара существ в мужском обличии. Все трое были веселы и ...пьяны. Совсем растерявшись, она вдруг вспомнила, что именно этого джинна  так долго лелеяла в своих мечтах. С этой минуты его спутники совершенно её не волновали. Часы превратились в минуты, бежавшие в какой-то непонятной спешке.
   Наступало утро. Вдалеке заалела полоска рассвета. Пиво, принесённое ночными визитерами, иссякло. Наколдовать новое джинн словно постеснялся. Но будто поняв ее желание, сделал так, что товарищи его спешно удалились. Она подошла к нему вплотную, так близко, что почувствовала жар его тела и только джиннам свойственное дыхание, обжигающе-знойное.
- Иди ко мне, - задыхаясь от нахлынувшего прилива страсти, прошептала она.  Он небрежно сжал её в объятиях и повлек за собой в комнату…
 Безумие длилось два года...  Дни то бежали словно от неведомой погони, то тянулись, подобно сказочному сну. Дом наполняли какие-то люди, большей частью друзья, пришедшие взглянуть на необычного возлюбленного Миры.  Она сама  то чувствовала себя невероятно счастливой, то несчастной, поскольку совсем не верила, что это  наваждение будет длиться вечно.
  Но Джинн оставался джинном. Холодным, со сплетенными на груди замком руками. Он заразительно хохотал, отпускал шуточки, но никак не хотел раскрыться и стать для этого дома главным волшебством, теплым и нежным .  По-прежнему Джинн испарялся неожиданно и неожиданно же возникал на пороге. Он уже начал привыкать к новой для него человеческой жизни. Она казалась ему забавной. Джинн как-то заигрался во взрослые игры и совсем забыл, что иногда и джинны оставляют потомство. Вспомнил, что дети у него уже есть(наш гулена разбросал семена по всему свету).  В разных уголках земли бегали мальчики и девочки, удивительно похожие на Джинна.  Некоторых он знал. Пролетая мимо, оставлял какие-то подарочки. Некоторых в глаза не видел, но предполагал, что они есть. Так, в полётах, исполнениях чужих желаний, порой жизнью по-человечески, пролетели годы. А тут снова Джинн замечтался и сам не понял, как  получился ребёнок. Так наш престарелый волшебник снова стал отцом.


3. Легко ли  жить по-человечески

  С тех пор прошли годы. Джинн их даже не заметил, потому что для волшебников и десять, и сто лет - всего лишь мгновение.  Он  по-прежнему на редкость стабильно то запирался в своём кувшине, то выбирался на волю и радовался возможности пожить по-человечески. Обожал жареное мясо, именуемое среди людей шашлыком, веселую компанию, хорошее вино. Но чаще сидел на любимой тучке и, свесив ножки, болтал ими в воздухе. Светило солнце, птицы распевали свои песни, оглашая округу весёлыми голосами.
    У Джинна росла дочка. Девочка воспитывалась матерью, а каникулы проводила у дедушки с бабушкой. Этот неприятный факт Джинна не печалил. Он не очень любил детей. Его раздражал их плач. Дети требовали внимания, знаний и изобретательности быть папой. Старый Джинн(ему же было уже много лет) предпочитал смотреть на ребенка с облака, изредка звонить, иногда интересуясь здоровьем и детскими заботами. Дочь из пухлого малыша превращалась в худого нескладного подростка. Её внимание занимали какие-то непонятные игры, слаймы и принцессы. Она  обожала танцы, неплохо рисовала.
Дети - непонятный народ. Особенно полуподростки. Пару-тройку  лет назад девочка скучала по Джинну, ждала его с подарками или без них. Любила редкие, но эмоциональные прогулки с отцом. Зимой папа-джинн катал ребенка на санках, летом они совершали пешие прогулки в близлежащий парк или лес. Малышка была в восторге, визжала и громко хохотала. Румянец украшал детское личико. Глаза сияли.
  Когда это было...  Казалось, прошло лет сто. В пересчёте на летоисчисление по меркам волшебников - секунда, не более того. В последние пару лет девочка почти не видела отца. Джинн прилетал, приносил какие-то гостинцы, обнимал соскучившегося ребёнка, сетовал на плохую жизнь, надуманные проблемы, ночевал и наутро снова улетал. Видимо, кто-то в этот момент завладел кувшином и настойчиво натирал его глиняные бока. Невидимая сила вырывала нашего скитальца из уютной комнаты, в которой жила дочка вместе со своей матерью, и швыряла по бурным волнам моря жизни к господину или госпоже, вызывающим Джинна из его человечьей нирваны. Он превращался в облако дыма и исчезал из глаз в неизвестном направлении.
  Лето выдалось нестандартным. Все карты спутала невиданная миру прежде чума и глобальное потепление. Это просто люди, любящие властвовать, изрядно наследили на земле. Они проводили разного рода эксперименты и сбили все внутренние ритмы планеты. На