Усечённый куб

снова родило его с рассветом. Мэй открыла глаза, любуясь богиней Луной, в голове мешалась путаница из обрывков далеких знаний, которые им вбивали в школе, что сначала была женщина и она родила другую женщину, чтобы та родила третью, и вместе они создали мужчину, чтобы продолжить свой род на века. Так гласило писание, так творил Создатель их мира, вселяя в тела женщин себя. Мэй дотронулась до лица Оры, она вся горела, Ора прижала ее руку к своим губам, Мэй почувствовала, как на ее пальцы капают слезы.
Ора мягко раскачивалась, откидываясь назад, шепча. – Мы не должны любить друг друга. Так велели наши Создатели.
  Это неправда, это придумали мы сами,  прошептала Мэй и засмеялась, закрыв глаза. Ее руки скользнули по напряженным грудям Оры вниз, гладя твердый живот, красивые сильные ноги, получая ответ от Оры, усиливавшей темп. Последний раз Мэй испытывала такое влечение еще в школе, когда они с Мег оставались одни в доме ее родителей, еще не зная себя, часами изучая свое тело, ее тело, ее желания. Мэй открыла глаза и посмотрела на Ору, она была не здесь, глаза полуоткрыты, все ее тело дрожало. Мэй приложила с силой ладони к низу живота Оры, она дернулась и упала наМэй в изнеможении, вслепую целуя ее лицо, глаза, губы, шею, обжигая сбивающимся дыханием. Мэй проваливалась все глубже в блаженную истому, забыв про все, про Роба, про Лиз, про время, сильнее прижимая затихающую Ору к себе. Как же они были похожи в этот миг с Мег, бедная Мег, бедная и несчастная. Мэй заплакала, выплескивая из себя всю накопившуюся тревогу, переживания, страхи. Ора забирала их себе, не впуская в себя, а отправляя в глубины космоса, где они рождались и должны были сгинуть навсегда, так учила ее мать, так учила она и Дею, не раз исцелявшую ее, когда Ора готова была сдаться своим страхам.

28.

Ночной ветер шелестел травой за окном, принося в дом прохладу ночи и запах приближающегося лета. Мэй лежала на кровати с открытыми глазами, рассматривая темный потолок. Она слушала, как снаружи стрекочут ночные насекомые, ухает вдали ночная птица. Спать не хотелось, томительное ожидание сна перешло в полусонное бодрствование, сменяющееся вспышками картин из прошлого, переживаниями прошедшего дня. Рядом ворочалась Лиз, сон ее был неспокойный. Детей и Ору положили на втором этаже, оставив место для Рича. Когда Мэй и Ора вышли из ванной, на кухне была только Лиз, убиравшая со стола. Роб и Рич ушли сразу же, как Ора пошла мыться. Мэй встретилась глазами с дочерью, Лиз была напряженная и недовольная, но ничего не сказала, дав Оре одну из своих ночных рубашек, которые она носила несколько лет назад. Платье Мэй висело на Оре, ей приходилось все время поддерживать его, чтобы оно не упало на пол. Наверху дети сдвинули все кровати, потребовав, чтобы Ора легла посередине. Она повиновалась и быстро уснула, счастливая, в окружении прижавшихся к ней со всех сторон детей, не засыпавших без нее.
Мэй снова увидела недовольное и напряженное лицо дочери, в котором был прямой вопрос, и вздохнула. Лиз начала ворочаться и открыла глаза.
  Ты не спишь? ¬ Шепотом спросила Лиз.
  Нет, не сплю, ¬тихо ответила Мэй. – А ты почему не спишь?
Потому,  буркнула в ответ дочь и быстро зашептала. ¬ Ты не любишь больше папу? Почему ты больше не любишь его?
  Я люблю твоего отца, ¬ ответила Мэй, внутри себя проверяя искренность своих слов, она ответила искренне, более того внутри нее зажглось больное чувство утраты, невосполнимой утраты. Она беззвучно заплакала, чтобы не услышала дочь.
  Что ты делала вместе с Орой в ванной? – строго спросила дочь.
  Ты видела нас? – спросила Мэй, стараясь быть спокойной, но голос выдал ее.
¬ Нет, слышала,  Лиз обняла мать и положила ей голову на грудь. – Ты так плакала, так горько. Тебе было больно?
  Нет-нет, что ты,  торопливо ответила Мэй. – Я не знаю, я просто заплакала.
  Ты же никогда не плакала, ты же не плачешь? – удивилась дочь.
¬ Плачу, просто ты этого не видела.
Лиз некоторое время молчала, готовясь задать ноющий внутри нее вопрос.
  Мам, ты любишь Ору?
  Я не знаю,  честно ответила Мэй. – Да, я ее люблю. Я не знаю, что со мной.
А как же папа?
  Наш папа покинул нас, навсегда,  Мэй шумно задышала, глотая слезы.
  Мам, он же с нами, ты что?
  Нет, Лиз, это уже не Роб. Я люблю Роба, но не отца Роба, его я любить не могу.
  Но мам, он же не навсегда останется отцом Робом? – с надеждой спросила Лиз.
  Навсегда, милая, навсегда,  прошептала Мэй, поглаживая голову дочери. – Ты меня осуждаешь?
  Нет! ¬ воскликнула Лиз и осеклась, боясь, что ее могут услышать. – Мам, ты что? Я помню, как ты переживала смерть Мег, как ты уходила на полночи, я помню, ты ее любила. Ты знаешь, я тебе не рассказывала, помнишь, нас от школы отправляли в летний лагерь, ну туда, на окраину, там еще фермы и поля, я точно не помню.
  Помню, ты потом вернулась сама не своя,  сказала Мэй. – Не хотела мне ничего рассказывать.
  Я думала, что ты меня будешь ругать,  сказала Лиз и привстала, чтобы видеть лицо матери. – Помнишь Таю В, мы тогда еще дружили, помнишь?
Припоминаю, такая рыжая, красивая девочка.
Ну да, она теперь в Совете работает,  хмыкнула Лиз. – Мы жили с ней вместе. В последнюю ночь она стала целовать меня, говоря, что это такая игра. Мне сначала понравилось, у меня же не было еще тогда Боба, вот, она красивая, я поддалась, мне было интересно! А потом, утром, мне было стыдно, я думала, что все знают.
  Не переживай,  Мэй щелкнула ее пальцем по носу. – Знала бы ты, что творится в лагерях у мальчиков.
¬А они тоже? – Лиз нахмурилась. – Надо будет Боба расспросить.
  Не надо, это разговоры не нужные, поверь мне. Роб где-то читал, что пару веков назад это считалось нормальным, говорили, что плоть должна усмирить сама себя, подобной себе.
А папа знал про тебя и Мег? – спросила Лиз и добавила еле слышно. – Я вас видела много раз, очень давно, когда была совсем маленькой.
  Знал,  Мэй закрыла глаза.
  Мам, а почему ты не хочешь выбрать себе другого мужа? Ты же имеешь на это право! Папа поймет, я уверена.  Он же понимает, что сам больше не принадлежит себе.
Я не смогу полюбить другого мужчину и не хочу,  ответила Мэй, открыв глаза.
  Я всегда на твоей стороне,  Лиз положила голову ей на живот. – Я люблю тебя, я хочу, чтобы ты была счастлива.
Мэй ничего не ответила, новый поток слез захлестнул ее, она старалась выбросить все мысли из головы, но все дальше и дальше понимала, что не знает, как быть. Она пытала себя мыслями, что все это блажь, ее прихоть, неудовлетворенное желание, лишь заново выхватывая из памяти ласки Оры, ее глубокие взгляды, сильные и ласковые руки. Мэй поняла, что надо выйти, куда-нибудь, но выйти. Лиз уже спала, Мэй бережно положила дочь на подушку и вышла из дома в чем была, босиком и ночной рубашке. Добежав до озера, задыхаясь от быстрого бега, Мэй скинула рубашку и бросилась в воду, ища в ней успокоения.
Мэй вернулась домой, когда ночное небо начало разбавляться молоком рассвета. Она замерзла, но шла не торопясь, улыбаясь новому дню, как раньше, в детстве. Она часто сбегала из дома ночью на озеро, чтобы подумать, решиться, и пускай ее бранила мать, называя испорченной, отправляя на исповеди к святому отцу – Мэй все сносила, не давая никому повода усомниться, что она приняла другое решение, свое.
Мэй умылась во дворе у бочки, собиравшей дождевую воду. Ночная рубашка была вся мокрая, Мэй повесила ее сушиться и вошла в дом. Внутри было тихо, все еще спали. Мэй оделась и села за шитье, на столе лежало приготовленное с вечера ее платье, которое надо было ушить для Оры. Работа шла легко, давно она не шила с таким удовольствием. За окном уже во всю играл рассвет, и Мэй выключила лампу, яркого утра было достаточно.
Со второго этажа прошмыгнула юркая фигурка и села напротив Мэй. Это была Оля. Она внимательно следила за тем, что делает Мэй, трогала ткань, нитки, когда у Мэй падала на пол пуговица, Оля быстро бросалась под стол, чтобы поднять ее. Девочка боязливо посматривала на нее, смущаясь от доброй улыбки Мэй.
Мэй меня,  девочка ткнула себя пальцем в грудь, боясь, что неверно сказало слово на чужом языке, который должен стать родным. – Меня учить? Мэй?
  Да,  Мэй погладила девочку по руке, Оля обрадовалась и заулыбалась.
  Это Ора, да? – спросила девочка, поглаживая ткань платья.
  Да, для Оры. Это будет ее новое платье,  Мэй встала и подняла платье. – Это платье.
  Платье,  повторила девочка. – Платье.
  Иди, помоги мне,  сказала Мэй, девочка знала эти слова и с готовностью встала рядом, ожидая указаний. – Встань на лавку и подержи его.
Мэй жестами показала, что надо делать. Оля встала и взяла платье. Мэй долго разглаживала ткань, обрезая ножницами торчащие нитки. Удовлетворившись, Мэй кивнула Оле.
  Отнеси его Оре.
Девочка аккуратно сложила платье, Мэй удивилась, как ловко она это сделала, и побежала наверх, что-то радостно крича на непонятном языке.
  Она так всех разбудит,  сказала сама себе Мэй и стала готовить завтрак.
Раздался топот детских ног, ребята слетели вниз, бодрые и веселые. Мэй смеялась, глядя, как они кружат возле нее, желая узнать, что она будет им готовить. Потом спустилась Ора в подшитом Мэй платье. Она встала у лестницы и покружилась, демонстрируя себя. Мэй ничего не сказала, они долго молча смотрели друг другу в глаза, пока не вышла Лиз, уже переодевшаяся.
  О, доброе утро! – громко воскликнула Лиз. – Ора, тебе очень идет, не носи больше свой ужасный костюм, никогда!
Лиз обняла Ору и поцеловала ее в щеку.
  Мне тоже нравится, я бы не хотела никогда больше одевать свой костюм, не хочу больше…  она запнулась и посмотрела на Мэй. – Спасибо, ты настоящая мастерица.
  Да, мама умеет шить,  сказала Лиз, ухватив со стола печенье.
Платье Оры было легким, из белой ткани с несложными крупными орнаментами. Оно висело на тонких бретельках, открывая красивые плечи, шею, накаченные руки, привыкшие к тяжелому труду, полы платья скрывали лишь малую часть ног, открывая взору исчерченные линиями мышц ноги, ткань была тонка, и на ярком свете было видно все тело. Ора подошла к окну, как сильно она отличалась от Мэй, с ее чуть полными руками, высокой грудью и длинными ровными ногами, и как сильно отличалась от них Лиз, с тонкими руками и ногами, примерившая на себя наряд беременности, но не утратившая грации юности.
  Так, дети, все за мной умываться и на зарядку,  скомандовала Лиз, уводя детей из дома.
Мэй отошла от плиты, где варилась каша, и подошла к Оре.
  Тебе правда понравилось? – спросила Мэй.
  Правда, я не смогу врать тебе, ¬ ответила Ора.
  Почему? – удивилась Мэй.
В нашем народе считается, что когда любишь, то не сможешь соврать,  ответила Ора и отвернулась к окну.
А ты меня любишь? – тихо спросила Мэй. – Ты же меня не знаешь.
  И ты меня не знаешь,  Ора повернулась к Мэй.
Они взялись за руки и поцеловали друг друга, осторожно, тревожно глядя в глаза.
  Я тебя люблю,  сказала Мэй. – Я ходила на озеро, я знаю это точно.
  Я тебя люблю,  повторила Ора. – А как же твой муж?
  Он мне больше не муж. Я могу выбрать себе другого мужа. Ты любишь Рича?
¬ Да, и тебя люблю,  на глазах Оры накатились слезы. – Не требуй от меня делать выбор, прошу тебя!
  Я тоже люблю Роба, но он остался в прошлой жизни, но всегда буду его любить.
К полудню пришли Рич с Робом, а с ними и Дея,