такие же мои пленники, как и ты! Только их не ждёт крокодиловое ранчо, - усмехнулся старик своей шутке, но тут же продолжил. - С того времени я прочитал все те книги. Да, я прочитал их. Это в молодости не понимаешь, что для победы над врагом надо изучить его оружие. В молодости больше надеешься на свои силы, чем думаешь о том, чтоб использовать силу врага в своих целях. Старина Давид это прекрасно понимал – он понимал силу слова. Вспоминая его, до сих пор я жалею, что в те времена у меня не было крокодилового ранчо. Хотя, мне иногда кажется, что Давид при случае мог бы и крокодилов убедить в том, что слёзы полезны для их здоровья. Я бы не удивился этому, – в задумчивости, словно самому себе, проговорил старик.
Он уже не сидел, а ходил взад-вперёд у своего кресла:
- Мудрость приходит с годами. Ты даже не понял, что книги навсегда закрыты в той комнате. Они будут каяться там за всё то, что в них написано. Сила тех книг в словах. Скажу больше – их сила такова, что позволила создать невиданное по мощи государство, ставшее угрозой всему нашему миру, где нет таких слов. Против той силы есть только одно средство – уничтожить эти слова, стереть их из людского сознания! А сейчас, закрытые под замок в моей комнате, они бессильны и безопасны. Можно быть спокойным – вздохнул старик: Надеюсь, у тебя все вопросы? После такого обеда можно остаться голодным, – он снова сел за стол.
- Нет! – поспешно ответил Роберт. - Я не знаю главного – имени того, кто держит меня в плену и решает чужие судьбы.
- Да! – согласился старик. – Это ты должен знать. Моё имя и лицо не мелькают на страницах прессы. Весь мир знает силу моей руки, но лишь единицы знают моё имя. Меня зовут Фрэнк Фигфеллер, – просто произнёс старик, и Роберт убедился, что даже старый Давид не упоминал этого имени никогда.
- Ты в своей книжке не успел добраться до моего имени и моей роли в мире. Эх, молодость, – добродушно усмехнулся Фигфеллер. - Всё торопитесь. Ещё через две фамилии ты как раз бы вышел на меня, на самом верху всех ниточек, опутавших мир. Но для тебя это хорошо, раз ты сидишь здесь, передо мной. Тираж твоей книжки выкуплен. В других странах будет то же самое. Они не выйдут за порог издательства и будут забыты до их появления на свет. Приговор подписан и тебе, и твоей книге. Но ей не место в комнате для грешников. Она не успела принести никакого вреда умам людей. Местами твоя книжка вызывала у меня смех, – он улыбнулся. - Одно название чего стоит - «КЛУБ 300». Так и пахнет от него то ли нафталином, то ли формалином. Наверное, ещё старина Давид придумал это название в прошлом веке. Скажу тебе, что книжка твоя, как и название, устарела и не подходит для нынешних времён. Хотя по сути всё правильно описывается, но она больше походит на учебник истории с забытыми именами прошлого. Разве могут в наше время триста человек что-нибудь толковое решить, а главное, быстро отреагировать на ситуацию? Смешно подумать об этом. Раньше, в прошлом веке, собирали такую кучу народа лишь тогда, когда надо было профинансировать очередной проект и поделить прибыль. А сейчас всё проще, чем вы пишете с Давидом. Денежные потоки перетекают через мой кабинет, в котором я общаюсь с теми, кто купается в этих потоках. Самая устойчивая система управления, это когда решает один, а остальные исполняют. Но тебе это уже не надо знать, – добавил после паузы Фигфеллер. - Тебе не придётся работать над ошибками.
Старик придвинул к себе третье блюдо и с аппетитом принялся за него. Роберт не сводил с него глаз:
- Но какой смысл в такой жизни? Не понимаю.
Когда-то сказки Шехерезады спасли ей жизнь. Неужели он вопросами надеялся спасти свою жизнь? – об этом он не думал. Он не хотел думать о том, что обед скоро закончится.
- В какой жизни? – не понял Фигфеллер.
- В жизни миллиардера. Ведь, если подумать - все миллионеры и миллиардеры – это душевнобольные люди, подчинившие свою жизнь одному – стяжательству богатств. Ничего другого они в жизни не видят. Разве это жизнь? Здесь, в подземном бункере со всеми удобствами? Они все поражены шизофренией, поскольку одержимы одной целью – накопление денег.
- При чём тут душевнобольные – спокойно ответил Фигфеллер, отложив ложку в сторону. - Душевнобольной не может стать миллионером, – снисходительно произнёс он.
- Осмелюсь не согласиться. Как раз нормальный человек не сможет стать миллионером никогда. Для этого ему надо будет стать шизофреником, думающим только о деньгах ежеминутно, ежечасно, ежедневно. Нормальному разуму это не по силам. Вам скажет любой психиатр, – Роберт не мог молчать. Отсчитывались минуты его жизни, и он это чувствовал. У него не было другого средства. Он мог только говорить, и он говорил:
- Если по-хорошему, то надо строить психлечебницы для миллионеров, чтобы реабилитировать их сознание до уровня нормальных людей. Но чем их там лечить? Вот вопрос. Таблетки не помогут. Вероятно, тут нужны лопаты, молотки, топоры, краски, кисти, удочки, в конце концов. Этим бедолагам нужна терапия для их тела, нужен переток крови во все части их организма от головы, парализованной мыслями о миллионах. Застой в их мозгах приводит к неправильному восприятию жизни, – Роберт говорил и говорил, опасаясь, что его в любой миг придавит к креслу рука великана. Времени у него не было, поэтому он продолжал:
- Если их не лечить, миллионеров, то произойдёт глобальная катастрофа. И не надо быть коммунистом, чтобы понимать это, - вино развязало Роберту язык:
- Вот взять Вас, Фигфеллер. Миллиард Вы накопили. Чем Вам теперь заняться? Вам хочется большего, Ваш мозг поражён и не может остановиться. Он вытеснил из Вашего организма душу и заставляет Ваше тело жить без оглядки на душу, только по его законам, которые подчинены одной цели – стяжательство, накопление. Да была ли она у Вас, душа? Чувствовали Вы её порывы в далёкой молодости? Это уже неважно. Мозг делает из Вас паука, в паутине которого трепыхается весь мир. Зачем? Чтобы сосать из него кровь, подобно пауку? Какому нормальному человеку это может прийти в голову? Любой нормальный человек помнит, что он сотворён по образу и подобию божьему и это обязывает его жить по законам божьим, не нарушая его заповедей. Ибо все мы на Земле букашки перед ним. Вы, Фигфеллер, такая же букашка в этой жизни, как и все окружающие Вас люди. Как могло прийти в голову, что Вам дано управлять целым миром? Как? Разве таких людей не надо лечить? Мозг Ваш серьёзно болен. Он сожрал Вашу душу. Он убивает Вас, как человека.
Роберт взял со стола бутылку и сделал большой глоток.
На том конце стола фигура старика замерла неподвижно. Она напоминала не паука, а муху, приколотую иголками слов к сушильной доске гербария. Фигфеллер, привыкший к обстановке поклонения перед своим именем, не был готов к таким словам. Долгие годы он был тем, кто безжалостно ликвидировал все попытки проникнуть в сознание людей информацией или идеями, отличными от его интересов. Он уничтожал всех, подобно комарам. Сейчас один из таких комаров словно отравил дихлофосом ядовитых слов его сознание, захваченное врасплох. Он сидел и не чувствовал силы в ногах, чтобы подняться, не мог махнуть рукой, чтобы Роберта вышвырнули за дверь. Не мог кивнуть головой в знак окончания обеда. А Роберт продолжал:
- К чему может прийти мир, которым управляют душевнобольные люди? В нём все должны стать сумасшедшими, чтобы не отличаться от своих правителей. Разве может нормальный человек уничтожить столько людей? - Роберт махнул рукой в сторону портретов. - И это только за то, что они не хотели жить по законам душевнобольных людей.
Роберт вздрогнул от громкого стука за спиной и обернулся назад. Великан наклонился и поднимал с пола выпавшую из рук резиновую дубинку. В тишине зала раздался резкий крик Фигфеллера, словно усиленный микрофонами:
- Чаппи! Что такое?! Что с твоей головой?! Я не узнаю тебя! Немедленно вон! За дверь! - старик был явно взволнован. Великан с виноватым видом попятился назад и скрылся за неплотно прикрытой дверью.
Роберт вдруг вспомнил старого Давида. Тот всегда говорил тихим спокойным голосом, внушавшим доверие к словам. Воспользовавшись тем, что вместо него за дверь выставили великана, Роберт продолжил спокойным голосом:
- Я вообще сомневаюсь, знакомы ли шизофреникам человеческие чувства. Вот Вы, Фрэнк, можете ли Вы вспомнить улыбку любимой женщины, за которую можно отдать всё на свете? Вы помните радостный смех своего первенца? Вы держали на руках младенца и чувствовали тепло маленькой беспомощной жизни? Вы встречали рассвет в лесу и ходили по утренней росе босиком? Вы слышали тишину ночи и звуки весенней природы? А ведь это всё страницы жизни, без которых любая жизнь напоминает бухгалтерскую книгу. Вы можете это подтвердить. Так зачем же Вам надо править миром, если Ваша жизнь и так прошла мимо всего того, что есть в жизни любого нормального человека? Вы и сами не сможете ответить на этот вопрос, если зададите его себе, - речь Роберта звучала спокойно, словно приговор судьи в пустом зале, где единственными слушателями были столовые приборы.
- Всё! – прервал его окрик Фигфеллера. - Вопросов больше не будет. Даже десерта сегодня не будет. Вместо него была игра в вопросы. Чаппи!
Роберт вновь почувствовал за спиной присутствие великана.
- Чаппи! Обед закончен. Дальше всё как обычно. На вертолётную площадку. Жду твоего возвращения. А десертом я займусь в одиночестве. Вечером мне ещё предстоит поминальный ужин.
Роберт побледнел, встал и проследовал за Чаппи к двери. Фигфеллер на другом конце стола совсем не походил на человека, мысли которого заняты десертом.
Дверь за Робертом закрылась. В зале наступила тишина. Фигфеллер сидел в оцепенении. Казалось, что он умер. Глаза были открыты. Невозможно было проследить его взгляд. Губы еле слышно бормотали:
- Шизофрения… Душевнобольные … Как такое может прийти в голову? Моя жизнь … Да, она подчинена деньгам … Мои мысли … - он сидел в кресле боком к столу. Правая рука машинально поглаживала зеркальную столешницу, словно старик пытался ей что-то объяснить своим бормотанием:
- На меня работают три медицинских центра … Я всегда буду молод, строен и силён …Моё тело победило законы старения и никто не знает, сколько мне лет … При чём тут душа? - пожал он плечами, шёпотом задавая вопрос самому себе.
- Зачем мне психиатры? … В моих медицинских центрах нет ни одного психиатра, - продолжал он бормотать. - Зачем они мне? – с недоумением хмыкнул он:
- Разве можно назвать шизофренией целеустремлённость? … Глупец … Мальчишка … От страха и зависти не такое придёт в голову.
После паузы он забормотал вновь:
- Интересно, а у Форста или у везунчика Сильвио, у Берлони? У них есть психиатры? Они не похожи на людей, которые пользуются услугами психиатра … Вряд ли … Чем они хуже меня? … При чём тут младенец? – сбивчиво бормотал Фигфеллер. - Зачем я должен держать его на руках? А если он мокрый? - старик поморщился:
- Душа … О чём это я? … Наверное, я много выпил вина. Почему такой шум в голове? … Что это? Кардиобронхитальный стимулятор никогда не даёт сбоев. Давление в норме … Психиатр … Да … Наверное … Почему у
