Инфо или так будет не всегда. Отрывок 32 из романа "Встретимся у Амура"

     А еще ее всегда восхищал искренний интерес Вадима к любым природным явлениям: от движения звездных систем до процессов в живой клетке. С ним было интересно разговаривать обо всем на свете. Он много читал, размышлял над разными проблемами бытия и имел на все собственное мнение.
     - Как думаешь, Вадим, что-нибудь остается от человека после смерти, кроме   тела? - задала она однажды вопрос, не перестававший волновать ее со времени смерти Дениски.
     - Безусловно! - живо отозвался он, глядя на огоньки проплывающего теплохода, - у меня даже по этому поводу есть теория. Я о ней собираюсь доклад делать на студенческом симпозиуме. Жаль только, знаний мне не хватает, а то я бы ее математически обосновал. Но когда-нибудь подучусь и непременно это сделаю.
    - Расскажи! Я слышала от Наташи, что Никита сказал, будто Дениска перед     смертью что-то там видел. Ты думаешь, твой брат на самом деле что-то видел?
    - Думаю, да, - кивнул он. - А теория такая.
Я считаю, что мы живем в информационном поле, заполняющем всю Вселенную. Оно, как и свет, имеет прерывистую структуру, - вы же проходили квантовую теорию, знаешь, что такое фотон. Фотон или квант - это наименьшая частица всем известного электромагнитного поля. Я считаю, что информационное поле, несущее в себе любые знания, включая наши мысли, материально. И оно тоже состоит из элементарных частиц информации, я назвал их «инфо». Эти инфо, подобно любым частицам, взаимодействуют друг с другом: одни притягиваются, другие отталкиваются. Возможно, у них сложное строение. Находясь в живом существе - в растении, животном, человеке - они объединяются в группы, где образуют некую информационную общность. Эта общность под внешним воздействием или вследствие внутренних процессов, растет, меняется и, в свою очередь, влияет на существо, с которым связана. С моей точки зрения, это и есть душа.
     После смерти человека эта информационная общность отделяется от тела, но, что важно, уже не распадается на отдельные инфо, а сохраняется целостной. Что с ней происходит дальше, можно было бы рассчитать, если бы знать начальные и граничные условия информационной среды, где она обитает. Но для этого мне не хватает знаний. Думаю, даже если бы я освоил всю современную математику, и тогда бы мне это не удалось, - здесь должны работать поколения ученых. Но начало теории инфо я хочу создать при жизни, надо только подучиться.
     - А ты напиши статью в какой-нибудь научный журнал, - вдохновенно предложила Настя, сразу проникшаяся его идеей. - Это же гениально! Ты гений, Вадим! А кому-нибудь еще ты о своей теории рассказывал?
    - Да уж! - засмеялся он. - Какой там гений. Думаю, не мне одному такие мысли в голову приходили. Хочу порыться в Публичке по каталогам, может, где-нибудь подобные статьи опубликованы. Понимаешь, в информатике есть понятие единицы информации: бит информации. Но мои инфо нечто совсем иное, они невообразимо меньше и качественно отличаются. Нет, я никому ничего не рассказывал, тебе первой. Так ты согласна с моей теорией?
    - Еще как! Ты знаешь, я недавно в Интернете прочла, что какие-то физики, кажется, из Ростова, экспериментально обнаружили возле умерших людей сгустки энергии. Причем у разных людей они разной формы. Несколько дней они держатся возле умершего, а потом исчезают. Может, это и есть твои инфо? Если поступлю в Питерский университет, изучу получше математику и буду тебе помогать. Ты же будешь туда приезжать - хоть иногда?
     - Конечно! Да мы с мамой, наверно, туда вернемся. Не знаю только, когда. Она не хочет уезжать далеко от Дениски. Часто к нему ходит, разговаривает с ним. Ей так легче.
    - Бедная! - Настя сочувственно вздохнула. - У моей бабушки до рождения мамы был еще ребенок, сын. Он умер маленьким. И мне бабушка как-то сказала, что самое страшное для родителей: это пережить своего ребенка, страшнее ничего нет. Может, тогда лучше вообще не иметь детей?
     - Ты что! Как это - не иметь? А зачем тогда жить? Нет, у нас с тобой будет много детей. Ведь, правда? - И он с улыбкой заглянул ей в глаза.
     - Не знаю. - Настя покраснела и застеснялась. - Пойдем домой, мне еще химию надо доучить. Ты завтра не приходи, ладно? А то придет Наташа, - я ей по физике помогаю. А она почему-то переживает, когда тебя видит. Наверно, из-за Никиты. Созвонимся послезавтра?
    - Ладно. Только я весь день буду скучать. Можно, я тебе вечером позвоню? Расскажешь, как прошел день.
    - Да, конечно, конечно! Звони, я буду ждать.
      Последние весенние каникулы пролетели, как сон. Вадим почти каждый день бывал у Насти, приходил утром, а уходил перед приходом родителей, у которых в институтах наступила горячая пора зачетов. Правда, Галчонок несколько раз внезапно являлась домой, - видимо ей не терпелось застукать влюбленных за чем-нибудь недозволенным. Но всякий раз ее ждало разочарование: детки или мирно сидели в Настиной комнате, замолкая, когда она без стука открывала дверь, или торчали на кухне. Настя готовила, а ее друг облизывался в ожидании чего-нибудь вкусненького. Однажды, не утерпев, она решила допытаться у дочери, на каком этапе их отношения. На что дочь весьма неприветливо ответила, что они «просто дружат», и пусть ее это не волнует.
     - И долго вы собираетесь «просто дружить»? - съязвила мать. - Что-то мне не верится в ваши длительные платонические отношения.
    - Ты прямо, как Наташа, та тоже не верит. - Дочь отвернулась и подошла к окну, она всегда так делала, когда хотела, чтоб ее оставили в покое. - Мы поженимся, когда будет можно. А пока можешь по этому поводу не беспокоиться. И, пожалуйста, стучи, прежде чем заходить в мою комнату. Я ничего не боюсь, но мне перед Вадимом стыдно, что ты ведешь себя, как дикарь.
    - Подумаешь, какие мы деликатные! - возмутилась Галчонок. - Ты моя дочь, и я имею право знать, что происходит. Если влипнешь, мне расхлебывать, таскать тебя по врачам. Буду заходить, когда считаю нужным, пока не окончишь школу и не поступишь в институт. Потом делай, что хочешь, но будешь сама и расплачиваться. А сейчас я за тебя отвечаю, - и нечего мне грубить!
    - Никто не грубит. Ладно, заходи, если тебе совесть позволяет. Но в таком случае, я с тобой делиться не буду. Раз ты мне до такой степени не доверяешь. - И Настя неожиданно расплакалась.
    - Ну что ты, доченька! - Мать, обняв ее, поцеловала в подбородок: ведь дочка была уже на голову выше мамы. - Да доверяю я тебе, доверяю! Но пойми, я ведь тоже переживаю. Вот когда у тебя будет своя дочка, посмотрю на тебя. Если, конечно, доживу. Ну, не плачь, я больше не буду. Ведь я очень люблю тебя и боюсь за тебя.
     - Мамочка, ты тоже прости меня. И, пожалуйста, не волнуйся, мы с Вадимом обо всем договорились. Ты же его немножко знаешь, - он человек порядочный. И тоже очень меня любит. Все будет хорошо, вот посмотришь. Знаешь, я теперь чувствую себя такой счастливой! Все плохое забылось. С ним я как будто летаю, наверно, от счастья.
     - Только не очень высоко летай, а то больно будет падать. Мне когда-то твоя бабушка дала ценный совет: если тебе слишком хорошо или, наоборот, очень плохо, повторяй фразу «Так будет не всегда!». Она не даст сильно вознестись или низко упасть.
     - Нет. - Настя покачала головой. - Я не согласна. Почему нужно думать, что я не всегда буду счастлива? Из-за этого нельзя полностью радоваться, все время надо себя одергивать.
    - Но зато, когда очень плохо, эта фраза рождает надежду, что так тоже будет не всегда.
    - Вот тогда и буду ее повторять. Тем более, что я уверена: у нас с Вадимом это навсегда.
    - Ладно, поступай, как знаешь. Что-то мне не нравится отец: он последнее время какой-то сам не свой. Не знаешь, что с ним?
    - Наверно, на работе достают. А ты бы сама спросила.
    - Да он говорит, что все в порядке. Но я же вижу.
    - Мам, не переживай. Мало ли какие у него неприятности. Надо будет - сам скажет.
    После этого разговора отношение матери к Вадиму резко изменилось. Как и когда-то в Петербурге, она снова стала приглашать его к столу и всячески демонстрировать свое расположение. А отец с самого начала относился к Настиному другу приветливо. И потому в семье внешне снова воцарились мир и согласие.
    В один прекрасный день к Насте, поджидавшей в институтском дворе Вадима, неожиданно подошла незнакомая черноволосая девушка.
    - Ты Туманова ждешь? - спросила она.
    Настя неопределенно пожала плечами: какое кому дело, кого она ждет.
    - Хочу тебя предупредить, - продолжила незнакомка, - тебя ненавидит один человек, женщина. Она выпрашивала у лицеистов твою фотографию. Знаю, что она ходила к цыганке, которая делает привороты, несколько раз ходила. Она хочет тебя извести, и вроде бы, ей велели принести твою карточку. Поэтому будь осторожней. И никому не говори, что я тебе сказала.
     - Я догадываюсь, о ком идет речь, - усмехнулась Настя. - Но ничего не боюсь, потому что не верю в наговоры и привороты, поэтому пусть себе ходит к цыганкам, может, ей так легче.
    - Можешь не верить, но они что-то умеют, это факт, - не согласилась девушка.    - Моя мама тоже не верила. Но еще до замужества одна цыганка ей нагадала, что у нее будет двое детей: мальчик и девочка, и что когда мальчику исполнится десять лет, он пойдет с друзьями на Дон и утонет. И все сбылось. Мне мама только недавно это рассказала, - я теперь цыганок боюсь. Откуда она могла знать, что мой брат утонет?
    - Да просто совпадение. - У Насти не было ни малейшего желания продолжать разговор, и она встала. - Спасибо за предупреждение, но, повторяю, я не верю в чудеса и предсказания. Будь здорова.
    Из института вышел Вадим, и она направилась к нему.
    Вечером Настя не утерпела и рассказала о странном разговоре Галчонку. - Да все это чушь собачья! - воскликнула та, тряхнув черными локонами. - Мне тоже перед свадьбой цыганка нагадала, что муж меня бросит и спутается с девицей вдвое его моложе. Только мы уже жизнь прожили, а пока ничего подобного не предвидится. Выбрось из головы, - это они из зависти тебе такое наговорили.
     И Настя быстро забыла об этом происшествии. Тем более, что приближались ее любимые майские праздники. Мир сиял всеми красками весны: цвели жерделы, распространяя горьковато-медовый аромат, на клумбах полыхали тюльпаны и соседский кот Вася уже неделю не являлся домой. Правда, кастрированный Федор воспринимал всю эту красоту равнодушно, предпочитая дремать на Настином диване, свернувшись калачиком, – Настя так и не смогла простить родителям столь жестокого поступка с ее любимцем.
     С Вадимом она виделась ежедневно и подолгу, все дурные мысли покинули ее, она просыпалась с улыбкой и засыпала с улыбкой.
     Однажды в планетарии Настя носом к носу столкнулась с Павликом, уже учившимся на первом курсе местного университета.
    – Привет! – обрадовался ей Павлик. – Слушай, ты случайно не знаешь Туманова? Он в Политехе учится, кажется, на втором курсе.
    – Знаю, – улыбнулась Настя. – Еще как знаю! Это мой жених. Он сейчас должен подойти.
    – Здорово! – оживился Павлик, не обратив ни малейшего внимания на статус Туманова. – Он выдвинул гениальную теорию насчет информационного пространства, я читал в нашей студенческой газете «Академия». У меня тоже есть кое-какие мысли по этому поводу, хочу с ним их обсудить. Познакомишь?
    – Конечно!