ДЕВЯТЬ ЖИЗНЕЙ ВАСИЛИЯ БУГРОВА

как-то даже равнодушно сняла с головы платок и просто кивнула:
— Ступай. — И сказала вдогонку Саньке: — Ты присмотри за ней там, ладно, Саня?
— Конечно, присмотрю, — серьезно и просто, как взрослый  мужчина, сказал он и вышел. И тут же запричитала бабушка:
— Это куда же дитя? Неужто зажигалки ловить?
— Перестаньте, Антонина Ивановна, — отозвалась мама. — Все воюют так, как могут и умеют. Что уж тут поделаешь. — И повернулась к Жене: — Кормили тебя в школе?
— Дуранду давали. С пшеном, немного.
Мама сидела на стуле усталая, постаревшая. Закрыла глаза, покивала:
— Ну, хоть что-то. А то ведь совсем паек урезали...

Когда время близилось к шести вечера, Женя вошла в парадную, подошла к дверям квартиры на первом этаже, где была контора. Потянула ручку, вошла.
Она уже как-то была здесь с мамой и потому уверенно прошла по пустому коридору до первой комнаты. Здесь стоял массивный стол, с зеленым сукном на столешнице, висели на стене карты Ленинского и Октябрьского районов. За столом сидел управхоз товарищ Семенов, ветеран гражданской и финской войн, за ним на окне скрестились белые полосы бумаги. На стульях под картой сидело несколько мальчишек, среди них был и Санька. Женя поздоровалась.
— Ага, это и есть твоя напарница? — добродушно кивнул на Женю товарищ Семенов и с трудом поднялся из-за стола. Санька вскочил со стула, сдернул кепку:
— Так Славка Новиков поранился намедни, а она и вызвалась.
Товарищ управхоз обошел стол, скрипя своим протезом, встал напротив Жени. Серьезно оглядел, покивал. Спросил:
— Не заробеешь?
Женя отчаянно покрутила головой: нет, мол.
— Хорошо, — просто согласился Семенов. — Только чур Саньку слушать и вперед него в пекло не лезть. Ясно, Бугрова?
Женя горячо кивнула и даже осмелилась добавить:
— Ясно, товарищ Семенов.

По лестнице следовало подняться на последний этаж. Когда миновали площадку второго этажа, одна из дверей распахнулась и из нее вышел Женин сосед Веня. Его семья занимала в их квартире целых две комнаты и имела выход на парадную лестницу. Веня жевал кусок хлеба и собирался куда-то идти. Увидев Женю и Саньку, спросил:
— Куда это вы?
— На кудыкину гору, — отозвался Санька. — А ты куда?
— А нас эвакуируют, — старательно и гордо выговорил Веня новое слово. Санька равнодушно дернул плечом:
— Скатертью дорога. А мы на крышу дежурить идем. Зажигалки будем тушить.
— Ну да? — у Вени загорелись глаза. — А мне с вами можно?
— Тех, кто в эвакуацию, брать не велено. Товарищ Семенов лично запретил, — соврал Санька и они с Женей стали подниматься дальше по лестнице.
На площадке последнего этажа в углу лежали набитые песком женские чулки: Женя помнила, как мама и бабушка сдавали свои старые чулки именно для такого дела. И ей даже стало немного обидно, что ее чулок здесь нет, обе ее пары были новые, ни разу не штопанные. Здесь они взяли двое длинных щипцов, брезентовые рукавицы и стали у последнего пролета, который вел дальше, на чердак. Тут только Женя заметила у Саньки на ремне висевшие железки, похожие на шестеренки.
— А что это у тебя за звездочки? — спросила она — железки были круглые, числом три и были они нанизаны на Санькин ремень как баранки на бечеву. Санька фыркнул:
— Скажешь тоже, звездочки! Это стабилизаторы зажигалок. Чтобы они падали точнее.
На крыше до этого Женя никогда не была — этим занимались и были тем горды мальчишки. Но теперь это была не забава и не пустое бахвальство: здесь, чувствовала Женя, и был в числе прочих, рубеж обороны города. И этим, казалось ей, она вставала рядом с папой, и вместе с ним защищала родной Ленинград.
Город лежал под ними черный, без единого огонька, будто мертвый. Но Женя знала, что это не так, что выглядеть таковым ему было необходимо, чтобы не открыться фашистским летчикам. На фоне светлой полоски неба лишь высился Исаакий, с выкрашенным в защитный цвет куполом. Женя обернулась и увидела две бесформенные фигуры: одну, ближе и крупнее, на Александровской колонне, другую, маленькую — на шпиле Петропавловского собора. Это были ангелы, укрытые для маскировки мешковиной. Понять, что это именно ангелы, человеку стороннему, не знакомому с Ленинградом, было бы сложно, но Женя сразу узнала их, и это придало ей уверенности, будто она встретила здесь старых знакомых. Теперь следовало осмотреть крышу внимательнее.
Она была хоть и поката, но не крута́ и по ней свободно можно было ходить, не боясь соскользнуть вниз, к жуткому краю. Торчали трубы старого печного отопления, засиженные и загаженные голубями. Ветер посвистывал в проводах, то тут, то там перечеркивающих небо.
— Осторожнее, — как раз указал на них и Санька, стоявший поодаль. — Головой не зацепи. — И позвал: — Иди-ка сюда.
Женя осторожно подошла. У ног Саньки стояло два ящика, наполненных песком. Рядом лежала лопата.
— Зажигалки будем тушить в песке, — он поднял щипцы и клацнул ими возле Жениного лица: — Вот ими схватишь ее и потащишь сюда, в ящик. Можно в любой. Здесь такие ящики по всей крыше стоят.
— А почему здесь воды нет? — спросила Женя. Ей казалось, что тушить что-либо горящее удобнее водой.
— Зима на носу, Бугрова, — сказал Санька. — Замерзнет здесь вода. На чердаке есть кадки с водой, да и там уже льдом покрываются.
Санька шагнул за ближайшую трубу и вышел оттуда, держа в руках что-то продолговатое.
— Это и есть зажигалка, — пояснил Санька. — Только стабилизатор скручен, — он похлопал ладонью по поясу, на котором болтались давешние «звездочки». — Я ее песком набил, для весу.
Он бросил зажигалку дальше по крыше, она упала, грузно громыхнув, покатилась по жестяному скату и остановилась у мачты, от которой уходили через улицу провода.
— Ну, что стоишь? — сказал Санька строго. — Вон твоя первая зажигалка упала.
Женя натянула рукавицы: в них было шершаво и неуютно. Взяла поудобнее клещи и побежала было вперед, но Санька окликнул:
— Не спеши! Здесь крыша, а не Летний сад.
Женя перешла на шаг, добралась до Санькиной болванки, раскрыла клещи.
— Стой не слишком близко, она искрами сыплет! — предупредил Санька из-за спины. Женя кивнула, сделала шаг назад и теперь только прихватила болванку.
— Сожми клещи, чтоб она не выскользнула.
Женя так и сделала, потом подошла к ящику, сунула туда железяку, разжала клещи.
— А теперь хватай лопату и сыпь песок из другого ящика прямо на бомбу…
Но учёба была прервана.
Раздался вой множества сирен: начиналась бомбежка. Женя удобнее перехватила щипцы и стала смотреть на небо. Послышался гул моторов.
— Главное не бойся, — услышала она Саньку. — Пусть за нас фашисты боятся.
Сначала ничего особенного не происходило, Женя уже видела такое с земли: немецкие самолеты пролетели где-то далеко сбоку, там забу́хало и засверкало. Ударили наши зенитки. Налетели еще самолеты. Зенитки били не переставая. Эта круговерть продолжалась минут десять.
Глядя в небо, Санька сказал:
— Может и не долетят до нас сегодня.
Но он ошибся. Еще одна группа самолетов приближалась к ним, и вот уже к вою моторов прибавился свист падающих бомб. Женя зажмурилась, а Санька схватил ее и поставил вплотную к трубе.
— Здесь стой, да глаза не жмурь! — велел Санька, и тут в крышу ударилось что-то черное и продолговатое. И сейчас же во все стороны от него посыпались искры. И это было очень красиво, но Женя поняла, что это и есть немецкая зажигалка. Искрящаяся железяка прокатилась по жести крыши и уткнулась в невысокое ограждение на краю. Санька тут же, перехватив удобнее клещи, кинулся к ней, а Женя заворожено смотрела на искры. Санька, обернувшись к ней, крикнул:
— Не считай ворон! Там еще одна!
Женя выглянула из-за трубы и увидела еще один фонтанчик искр. Она собралась с духом, подтянула рукавицы и мелкими шажками побежала туда.
Ревели моторы самолетов, била с площади Исаакия зенитная батарея, и ветер трепал выбившуюся из-под платка челку: ничего этого Женя не замечала, лишь одно видела она сейчас, подлый немецкий подкидыш, который она во что бы то ни стало должна была уничтожить.
Он лежал перед ней прямо неподалеку от ящика с песком и горячие, ослепительно белые искры летели во все стороны. Женя раздвинула клещи и постаралась с первого раза ухватить зажигалку, но не смогла: руки ходили ходуном от волнения и страха. Но страх это был не от самой зажигалки, не от ее смертельных искр, а от того, что у Жени может не получиться расправиться с ней. Она перехватила клещи удобнее, примерилась, и прихватила овальное тельце. Получилось! Теперь нужно было дотащить ее до ящика с песком. Женя сжала клещи как можно сильнее и, пятясь, поволокла свою добычу прямо по жести крыши. С учебной чушкой было проще. Стараясь не спешить, она добралась до ящика, поднатужилась, оторвала бомбу от крыши, перевалила через бортик и разжала клещи. Тут подскочил Санька с лопатой и принялся закапывать зажигалку. Женя бросила клещи и тоже кинулась к ящику. Не успела она взять вторую лопату, как сноп искр иссяк, погребенный под песком шустрым Санькой. Они стояли, запыхавшиеся, над поверженной зажигалкой и Санька весело рассмеялся, легко хлопнув Женю по плечу:
— А ты молодец, Бугрова! Не сдрейфила.
Женя, счастливая, улыбнулась ему в ответ.

Когда усталая, но довольная Женя вернулась после дежурства домой, мама встретила ее заплаканная и тут же обняла, даже не дав раздеться.
— Ты что, мама? — испугалась Женя. — С папой что-то?
Мама лишь отрицательно вертела головой и сквозь слезы улыбалась. Бабушка простужено закашлялась, высморкалась в платок и, вытирая глаза, сказала:
— За тебя мы переживали, Женя. Не думали, что такое будет, да еще над нашим домом. Мама уж в контору побежала, искать тебя хотела…
— Да вы что?! — Женя рассердилась. — Я же дежурить пошла! Как папа, с немцами воевать!
— Ну, ну, — успокаивала ее мама, разматывая на ней платок и расстегивая пуговицы пальто. — Всё ты правильно говоришь. Ты лучше угадай, что Васька принес.
— Мышь, да?
Мама кивнула, но сказала другое:
— Крыску.
Женя привычно уже приготовилась нести добычу кота прочь, но мама неожиданно добавила:
— Мы ее решили… оставить. Бульон же можно сварить. Хоть какое-то мясо.
Освобожденная от пальто, Женя подбежала к сидевшему на коленях бабушки Ваське и обняла, и погладила:
— Вот и Васька работает, как все. Здорово, да?

ВОДА
Теперь, когда занятия в школе отменили, обязанностью Жени стало ходить за водой. Она даже не вспоминала то время, когда вода шла из умывальника в ванной комнате: настолько это теперь казалось небывалым счастьем, лучше которого была только еда и тепло.
Женя продела через ремень, опоясанный вокруг пальто кухонный черпак, подхватила ведерко, предназначенное для воды, взяла санки и пошла к выходу.
Теперь они не ходили через черную лестницу. Теперь, когда семью Чижовых эвакуировали, а профессор и его старенькая мама умерли, стало возможным ходить через их пустые комнаты и спускаться через парадную лестницу. Так хоть и было идти дальше, но эта лестница из-за ширины не вся была загажена, и можно было спуститься по относительно чистой от ледяных нечистот тропинке ближе к стене.
Женя привязала ведерко к санкам, пустила их перед собой и они съехали на площадку ниже, ударившись о стену. Потом, не спеша и придерживаясь за стену, двинулась Женя. Так она