похожие на проволоку. Прямо из этих голов торчат три руки с длинными пальцами, довольно сухие и корявые, как старинные гребни. Ступня у существа массивная и плоская, будто станина чугунного станка, под которой прячется множество колёсиков, которые могут сами двигаться и менять направление. Колёсики могут становиться маленькими шариками, а могут вдруг вырастать с колесо для пушечного лафета. Этот нечеловеческий урод подкатывает к Старичку, две головы его раскалываются пополам, образуя тёмно-фиолетовую пустоту внутри, похожую на зев морского чудища, откуда выползает такой же фиолетовый и толстый язык. Он пытается что-то сказать, и слышно, как изнутри гремят булыжники, будто крутятся внутри барабана. Сквозь этот скрежет слышны слова или звуки…
УРОД. Гра-ха-бох! Гра. Ха. Бох.
Затем язык удлиняется и спиралью обвивается вокруг Старичка, становясь всё шире и аккуратно пеленая его, как младенца. Когда тот полностью обёрнут языком, его поднимают вверх и утаскивают внутрь тёмно-фиолетовой пустоты, черепа смыкаются, и снова золотисто-рыжая кучерявость сверкает вверху. В паркете остаётся одиноко стоять нога-штопор, которая теперь уже ни для чего не нужна.
Видимо, Хлестаков не выдержал этих странных звуков и приоткрыл один глаз, чтобы глянуть от страха и любопытства – и тут же охнул.
Урод из адской кунсткамеры замер на секунду и покатился к краю стола, впился тремя корявыми руками в скатерть и потащил её к себе, вместе с двумя головами на подносах. Когда до Хлестакова оставалось всего каких-то полтора метра, Жирное пятно в середине скатерти, занимавшее почти половину её ширины, испустило из себя облако мелкой пыли, похожей на хлебные крошки. Урод скривился так, что его кожа началась лопаться, а из-под неё засочилась тёмно-зелёная кровь. Он со злостью и с нечеловеческой силой дёрнул скатерть на себя, но полотно проскользнуло между столом и блюдами, как по маслу – есть такой старый фокус – и два блюда с головами остались стоять на месте как ни в чём не бывало.
Чудище со злостью швырнуло скатерть от себя и она, подлетев вверх и раскинувшись крылами, зацепилась за люстру несколькими краями и медленно обмякла, отвиснув почти до пола.
Чудище покатилось к портьере, путаясь колёсиками друг за друга и даже отталкиваясь самой длинной и кривой рукой от пола: видно было, оно чувствует себя неважно, потому что за ним оставался густой тёмно-зелёный след. Кровь эта сворачивалась быстро, превращаясь в упругие шарики, которые раскатывались по полу, как рассыпанный чёрный горох.
Скоро большой урод исчез за портьерой, оставив после себя залу в полном беспорядке и безобразии.
Хлестаков сначала долго ловит ртом воздух и лишь спустя некоторое время заговаривает что-то членораздельное.
ХЛЕСТАКОВ. Это ж!.. Это ж надо удумать так!.. А?.. Слава богу, у меня одна голова осталась, иначе я бы штаны испачкал со страху.
ЛИЦО С УСИКАМИ. Вий… это был Вий. Но я про другого писал…
ЖИРНОЕ ПЯТНО. Ваш Вий исчадье страхов и вины перед миром, а здесь… Сразу трудно объяснить. С виду – большое счастье для всех; на деле – маленькое счастье для себя; по сути – ни для людей, ни для себя. Я даже не могу придумать название этому уроду.
ХЛЕСТАКОВ. Хорошо же счастье, ей-богу. От такого счастья в петлю хочется.
ЛИЦО С УСИКАМИ. То есть если человек хочет счастья без веры в Бога, то он неизменно придёт к такому вот уродству?
ЖИРНОЕ ПЯТНО (с досадой). Да что же вы себя этой философией мучаете! Что же вы о Боге всё печётесь, а не друг о друге, не о себе. Вы ведь рядом с собой человека не видите!
ХЛЕСТАКОВ. Потому что Бог – основа всего и суть вещей. Нас так ещё в гимназии учили.
ЖИРНОЕ ПЯТНО. А в гимназии вас не научили как определять эту основу? Как строить свои отношения с этой основой?
ХЛЕСТАКОВ. Хм, известно как: через молитву, через пост, через поклонение святым образа̀м.
ЖИРНОЕ ПЯТНО. А как же вы молитесь, а друг друга не видите, у алтаря толкаетесь.
ЛИЦО С УСИКАМИ. Человеческая природа паскудна бывает, это верно. Поэтому человек и рвётся ввысь, дабы вырваться из душевной грязи.
ЖИРНОЕ ПЯТНО. И встаёт на головы другим?
ХЛЕСТАКОВ. Так что же нам, по-вашему, друг другу поклоняться? Это же бред какой-то будет – никаких чинов, никаких различий, никаких особых отношений…
Хлестакову вдруг приходит в голову крамольная мысль и его бровки подлетают вверх от внутреннего удивления.
Тут ведь до такого может дойти, что все перемешаются друг с другом!.. Тут ведь могут мужчины спать с мужчинами, а женщины вообще с козлами с какими-нибудь. Это же Содом и Гоморра! Вы, конечно, спасли нам жизнь, но говорите сейчас такие вещи, от которых у порядочных людей сумбур в сердце.
ЛИЦО С УСИКАМИ. Не сопротивляйся, Хлестаков. Ты вот разговариваешь с жирным пятном на скатерти, как с божеством – благоговейно и осторожно. Человеку за такие крамольные мысли ты бы уже давно плюнул в лицо или послал к чёрту. Оно право, люди обожествляют камни, но одурачивают друг друга. Мы придумываем законы друг для друга, наказания, запреты, стращаем и себя и друзей, но ни разу не попытались стать свободными.
ХЛЕСТАКОВ. Правильно, потому что все перебьют друг друга или совокупятся тут же без разбору.
ЛИЦО С УСИКАМИ. А зачем мы тогда нужны друг другу? Чтобы все хотели совокупиться и бежали от этого желания? Чтобы я хотел прибить мерзавца, но сдерживал себя? Мы что, нужны друг другу как раздражители, как куски мяса для тигра, который может это мясо достать из клетки, но почему-то должен отказываться от него.
ХЛЕСТАКОВ. Я так полагаю: человек должен сделать из себя высшее существо! Он должен вылепливать из себя идеальную фигуру. Вылепливать постепенно, чтобы не навредить кому ненароком.
ЛИЦО С УСИКАМИ (усмехаясь на Хлестаковым). Боже мой, идеальная фигура лежит без туловища, но всё туда же – поучать и эстетствовать…
Лицу с усиками вдруг приходит мысль, и он даже вскрикивает.
Эй! Так этот старичок был, действительно, ревизором? Или он всех обдурил?
ХЛЕСТАКОВ. Господа, я понял-таки весь сюжет!
Хлестаков начинает сыпать словами, словно горохом. Видимо, в его голове застряла какая-то мысль, как муха в закрытой банке.
Этот старичок хотел как и я когда-то выдать себя за ревизора – но я-то был человек неизвестный, проезжий, а он-то знаком давно и для всех! То есть он хотел всех обмануть прямо в глаза – уму непостижимо! Вот за это урод его и слопал. За наглость!
ЛИЦО С УСИКАМИ. Ну-ну, этот урод и нас мог слопать. Ты ещё не придумал за что?
ХЛЕСТАКОВ (раззадориваясь). Ей-богу, я разобрался, господа. Это страшилище и есть тот самый новый ревизор, он пришёл на смену старому, который застрелился. Значит, он теперь и суд вершить будет, и миловать. Раньше ревизор только на заметочку брал, документацию составлял. А теперь он на месте суд вершит – прогресс налицо. Теперь уже не прикинешься ревизором, сразу раскусят! Разве мог бы я вот так Ляпкина-Тяпкина сожрать – да я бы его грязным сюртуком подавился, господа!..
Хлестаков смеётся собственной идиотской шутке. Лицо с усиками недовольно косится на него и одновременно наблюдает за Жирным пятном, очертания которого на развёрнутом экране скатерти становятся более резкими и начинают походить на неизвестный мужской портрет. Заметив это, Хлестаков перестаёт смеяться и наблюдает, как из пятна всё более и более получается лицо. Правда, на лице вырисовываются кошачьи усы и появляется лишний глаз на лбу. Лицо мило улыбается и даже моргает глазами, хотя и выглядит нарисованным.
ЛИЦО ИЗ ПЯТНА. Прошу вас не пугаться, господа. В самом финале что-то пошло не так, и вылезли эти чёртовы усы.
ЛИЦО С УСИКАМИ. Кошачьи усы.
ЛИЦО ИЗ ПЯТНА. Ну да, кошачьи точь-в-точь, пропади они пропадом.
ХЛЕСТАКОВ. А третий глаз-то зачем? Вы же на роль божества как-то не стремились.
ЛИЦО ИЗ ПЯТНА (простодушно). А разве третий глаз только у божества бывает?
ЛИЦО С УСИКАМИ. В нашем земном мире – не знаю в каком мире живёте вы – третий глаз, обычно, орудие ясновидцев. Необычные способности. Божество… Хотя о чём я – у вас кругом необычность. Да-да, вам как божеству и положен лишний глаз.
ХЛЕСТАКОВ. Фух, у пауков, говорят, по десять глаз. Они по-вашему тоже божества?
ЛИЦО С УСИКАМИ (вполголоса Хлестакову, зло). Хлестаков, ты хотя бы иногда включай голову наперёд языка.
ЛИЦО ИЗ ПЯТНА. В общем-то ничего страшного не произошло: божество я или пятно на скатерти, или туфля на ноге – я знаю о себе само. А что вы подумаете обо мне – неважно.
ХЛЕСТАКОВ. Как это неважно?! Что вы говорите такое! Да будь я сейчас перед вами в полный рост да в генеральском мундире, вы бы не тыкали мне как мальчишке! Я, между прочим, поэтому и ревизором согласился назваться, я понимал, что ко мне другое обращение применится. Не зря ведь в народе говорится «по одёжке протягивай ножки», «по одёжке встречают…» Думаю, по одёжке и провожают. Ежели я вижу перед собой милую ухоженную даму с французскими духами и молодыми людьми ату̀р /фр. вокруг/, неужто я должен относиться к ней, как к конской колбасе.
ЛИЦО ИЗ ПЯТНА. Относитесь ко мне как к конской колбасе. Это даже забавно.
ЛИЦО С УСИКАМИ. Послушайте, я далеко не божество, летать не умею, превращаться в пятна или в пузыри не могу. Нельзя как-то вернуть мне туловище с руками и с ногами?
ЛИЦО ИЗ ПЯТНА. Конечно. Всякому овощу свой сезон.
ХЛЕСТАКОВ (вполголоса соседу). Эта субстанция говорит с нами постоянно загадками. Такое впечатление, что у нас идёт игра. Кажется, иногда, он хочет нас в чём-то переиграть.
ЛИЦО С УСИКАМИ. Может быть переубедить?
ХЛЕСТАКОВ. Сомневаюсь. Если он такой всевластный, давно бы расставил перед нами аргументы, как солдатиков перед боем – и в штыковую! Попробуй тут не согласись.
ЛИЦО С УСИКАМИ (безнадёжно вздыхая). Хотел было сказать, что за глупая молодёжь пошла, но не скажу. Не скажу, потому что ты, Хлестаков, не молодёжь.
ХЛЕСТАКОВ (обиженно). А что же я – старик по-вашему? Чересчур умён?
ЛИЦО С УСИКАМИ. Ты болван, Хлестаков, а это от возраста не зависит.
ХЛЕСТАКОВ (шипя сквозь зубы). Спасссибо на добром слове.
Проявление V
Внезапно за дверью слышится людской гомон и ругательства, кажется, толпа взбунтовавшихся людей бежит в залу. Гул нарастает, дверь распахивается – и мы видим Городничего с синим лицом и такими же синими руками, видимо, в него плеснули чернилами. Он одет в белом исподнем, в каком обычно идут в баню или в кровать, и рубаха его тоже испачкана чернилами. То ли он бежал от толпы, то ли пытался не пустить всех внутрь – он загородил раскрытую дверь своей мощной толстой спиной и раскинул руки.
ГОРОДНИЧИЙ. Нет, я не посмею! Не взыщите, Ваша Секретность!.. Народ рассудка лишился…
Городничий осматривается по сторонам, но не видит нигде Старичка. Он замечает воткнутый в паркет штопор, осторожно подходит к нему и тупо разглядывает. В раскрытых дверях останавливаются те, кто бежал следом за Городничим, это уже знакомые нам персонажи. Дама с клювом подбрасывает пустую чернильницу вверх, которую держала в клюве, и ловко ловит её рукой.
Вот те раз… Куда же он испарился?
ДАМА С КЛЮВОМ. Вы, Антон Антоныч, видать, насочиняли про этого обер-распылителя, чтобы самому в ревизоры не идти. Подпишите бумаги о назначении.
ГОРОДНИЧИЙ. Как же я мог насочинять, вы же первая про этих распылителей тут
