ЖИЗНЬ ПОСЛЕ РЕВИЗОРА

честное письмо. Дак я честно описал другу Тряпичкину какое мурло тут живёт. За правду осудили!
НЕИЗВЕСТНЫЙ ГОЛОС (задумчиво). За честность… А второй – чего молчишь?
ЛИЦО С УСИКАМИ. Я как-то не привык откровенничать с призраками.
НЕИЗВЕСТНЫЙ ГОЛОС. Меня лучше не видеть.
ЛИЦО С УСИКАМИ. Ну, я всяких уродов насмотрелся… Не издохну, надеюсь.
НЕИЗВЕСТНЫЙ ГОЛОС. Уродов? Я хуже.
ХЛЕСТАКОВ (Лицу с усиками, шёпотом). Вдруг зверь какой или вурдалак… Может, ну его?
ЛИЦО С УСИКАМИ (саркастично). Нам ли, чайникам, бояться. Откройтесь.
НЕИЗВЕСТНЫЙ ГОЛОС. Я у вас под ногами лежу. Вернее, под головами.

Головы начинают крутиться на своих блюдах, но ничего не видят.

ХЛЕСТАКОВ (оглядываясь). Рядом со мной поросёнок запечённый… Стерлядочка фаршированная.
НЕИЗВЕСТНЫЙ ГОЛОС. Внизу!
ХЛЕСТАКОВ. А что внизу – скатерть одна. Что же мы со скатертью разговариваем?
НЕИЗВЕСТНЫЙ ГОЛОС. Хуже.
ЛИЦО С УСИКАМИ. Разве что-то бывает хуже грязной скатерти на столе?
НЕИЗВЕСТНЫЙ ГОЛОС. Вот-вот. Я и есть большое жирное пятно рядом с гусятницей.

После этих слов Хлестаков и Лицо с усиками, действительно, находят жирное пятно рядом с гусятницей. Оно довольно большое и занимает больше половины стола в ширину.

ХЛЕСТАКОВ (отчего-то изумлённо и обрадованно). Ей-богу, даже в Аду не мог представить такое. Со мною беседует жирное пятно – какой сэнсьйон! /фр. Сенсация/
ЛИЦО С УСИКАМИ. Жирные люди, жирные пятна – что ж удивительного. Уж не чёрт и то ладно.
ХЛЕСТАКОВ. Чем же пятно помочь может? Ей-богу, мозги скуксились.
ЛИЦО С УСИКАМИ (Хлестакову). Говорю, вот оно. Начинается. (Пятну.) Скажите, любезный, а что за пальба в городе?
ЖИРНОЕ ПЯТНО. Вы же слыхали: городничий назначил себя ревизором всей Российской империи. Отмечают, стало быть.
ХЛЕСТАКОВ. Интересно, а империя знает об этом?
ЛИЦО С УСИКАМИ. Ещё важнее – поможет ли? Того и гляди город в скопище уродов превратится.
ЖИРНОЕ ПЯТНО. Ну, тут с какой стороны смотреть: для нас уродство, а им со временем ещё и понравится. Привычка-с.
ХЛЕСТАКОВ. Тсс! Кажется, идёт кто-то…

Проявление III

В залу входит прислуга: в ливреях и с журавлиными ногами, на головах у них горшки с ниспадающими цветами, а на плечах для красоты приделаны маленькие крылышки, чем-то напоминающие ощипанных курей. Прислуга расставляет бокалы для вина на столе, и расходится в стороны, когда открывается передняя дверь и появляется Городничий в сопровождении тонкого и высокого человека во всём чёрном. На носу у того поблёскивают стекляшки очков, воротник высоко поднят, а вместо одной ноги из-под брючины торчит железный наконечник, который остриём упирается прямо в паркетный пол и крепко стучит во время ходьбы. Городничий косится на эту железяку и корчит недовольную гримасу, очевидно, переживая за полы, но замечаний никаких не делает, видимо, сан гостя этого не позволяет.

ГОСПОДИН С ЖЕЛЕЗЯКОЙ. А посему, Ваше Сиятельство, никаких ревизоров отныне – нигде и никогда. Всех за борт.
ГОРОДНИЧИЙ. Ваша Секретность, а как же нам с казнокрадством быть? Эти канальи – они ведь у себя своруют, лишь бы стащить чего. Мимо них чужой листик не пролетит – поймают! Они ведь по ветру весь город пустят – щепки не отыщется.
ГОСПОДИН С ЖЕЛЕЗЯКОЙ. Вот и пусть его, вот и возрадуемся!.. Сразу определим сколько чистого народу в остатке…
ГОРОДНИЧИЙ. Да нисколько, Ваша Секретность, ничегошеньки! Со всеми такое творится – святых выноси!

Городничий с недоумением смотрит, как из-за спины Господина с железякой появляется знакомая трость с набалдашником в виде алмазного черепа, которая принадлежала назойливому старичку, отхлеставшему Анну Андреевну этой самой тростью.

Очень знакомая трость у вас… У одного субъекта видел такую же. (Говорит он как бы вслух и делает конфузливую гримасу.)
ГОСПОДИН С ЖЕЛЕЗЯКОЙ (невозмутимо). Нда, именно этой тростью я и отходил вашу глупую жену. Нечего совать нос в мужские дела.
ГОРОДНИЧИЙ. Так вы…

Городничий явно обескуражен и потерян, он не знает, как себя вести и что говорить.

А я думал… Ах, вона что!.. (Он таращит глаза и начинает багроветь.)

Господин с железякой упреждает возникшее было желание Городничего возмутиться по поводу надувательства со стороны Старичка.

ГОСПОДИН С ЖЕЛЕЗЯКОЙ. Вы отказались меня назначить ревизором. Так вот: я вам за то решил отомстить. Через влиятельных подлецов пустил слух о том, что все ревизоры – оборотни. Мол, насилуют губернаторских жён и совращают их молоденьких дочерей, оно ведь у вас так и случилось. Вербуют в сообщники всех чиновников, а потом и самого губернатора.  В общем, скандал случился кошмарнейший, поэтому все Наивысшие заседатели решили от ревизоров избавиться. Вернее, запретить! Самым глубочайшим образом.
ГОРОДНИЧИЙ (подозрительно). Больно уж скоро дельце вы это обстряпали.
ГОСПОДИН С ЖЕЛЕЗЯКОЙ. Коли есть хорошие связи, можно, не выходя из дома, в Париже отобедать – да-с.
ГОРОДНИЧИЙ. Ну-у…

Городничий не находит что ответить, а его нос ворочается из стороны в сторону, выказывая недовольство.

А что же Император? Он-то как?
ГОСПОДИН С ЖЕЛЕЗЯКОЙ. Император у нас любит на утренней зорьке рыбку подёргать. Днём за зайцами гоняет, а вечером с императрицей в карты играет на щелабаны – когда уж ему вашими глупостями озаботиться.
ГОРОДНИЧИЙ. Это что же выходит… Раз ревизоров нету, значит, всё можно? Значит, никакого закону нет?!
ГОСПОДИН С ЖЕЛЕЗЯКОЙ. А разве он был закон-то? Его и раньше не было. Теперь вот и эту видимость решили устранить. Хотите грабить – грабьте, хотите убивать – убивайте за милую душу.
ГОРОДНИЧИЙ. А власть как же?
ГОСПОДИН С ЖЕЛЕЗЯКОЙ. А что власть, она и раньше была у тех, кто мог в морду заехать да глотку перегрызть. (Он хитро прищурился одним глазом, а второй выкатил вперёд, словно глубоководная рыбина.) Вы думаете, как этакой сухонькый старикашка взял себе в руки власть, как это он не боится мне, городничему, такие откровенности высказывать?

Старичок задрал брючину, из-под которой торчал металлический наконечник, и теперь было видно, что вся нога – это огромный блестящий штопор. Он опёрся на него и толкнулся другой ногой от пола: туловище его тут же завертелось, как у волчка и сам штопор ушёл сантиметров на десять вглубь паркета.

Вот моя власть! (Самозабвенно произнёс он, взмахнув руками и упёршись ногой в пол.) Могу продырявить любого на̀сквозь. Император самолично попросил отлить мне такую ногу в награду за усердие.

Старичок с усилием вытащил штопор из пола с кусками лопнувшего паркета, и обстучал его тростью.

Надеюсь, не станете оспаривать, что я имею над вами власть. В любом вашем жандарме я пропилю дыру насквозь – он даже пикнуть не успеет!
ГОРОДНИЧИЙ. Дык я… Я и не собирался ничего такого… А кто же я тогда?
ГОСПОДИН С ЖЕЛЕЗЯКОЙ. Как был городничий, так и остался. (Вполголоса, ему на ухо.) Никто ведь в городе не знает, что теперь ни законов, ни ревизоров нету.
ГОРОДНИЧИЙ. А Бог?

Городничий спросил как-то вдруг, неожиданно для самого себя и даже сморщил лоб от собственной дерзости.

ГОСПОДИН С ЖЕЛЕЗЯКОЙ. Как-то не вижу, что Бог наказывает вашего городского попа, который ворует из церковной кассы. (Его рот растянулся в змеиной волнистой улыбке, которая, казалось, перерезала половину его лица.) Оно и хорошо, что не наказывает. Иначе бы пришлось всех судить, а в суде все довольными не остаются: начнут Бога хулить, мол, не так засудил, не по справедливости. Смута начнётся, безверие, неповиновение… Бог должен быть молчаливым.  На кой ему разбираться с людишками, пусть сами меж собой разберутся. Вот и будем делать грязную божескую работу вот этими натруженными человечьими руками. (Он вытянул вперёд свою руку с костяшками на длинных сухих пальцах и с хрустом сжал её в кулак.)

В голове Городничего начинают сгущаться тучи – это видно по большой и толстой морщине, которая перерезала весь его лоб.

ГОРОДНИЧИЙ. Выходит, вас никто не уполномочивал?
ГОСПОДИН С ЖЕЛЕЗЯКОЙ. Ах, вы об этом?.. (Начинает рыскать по карманам.) Документ – вот высшее доверие; свод законов – вот наша небесная истина; пощада начальства – вот божеская любовь…

Господин со штопором вместо ноги достаёт наконец-то из бокового кармана большой носовой платок из белой ткани и разворачивает его перед лицом Городничего: на платке нарисована или выбита большая печать с двуглавым императорским орлом. Внизу также неразборчивая подпись Императора.
Городничий подобострастно сгибается в пояснице, берёт край носового платка сначала обнюхивает его, а затем целует, как полковое знамя.

Пожалован августейшим Императором. (Аккуратно складывает платок и засовывает себе в карман.)
ГОРОДНИЧИЙ. В качестве кого присланы? (Он смотрит на Старичка снизу-вверх, стараясь не глядеть в глаза.)
ГОСПОДИН С ЖЕЛЕЗЯКОЙ. В качестве обер-распылителя. Пока. С божьей помощью, думаю, дослужиться до Тайного измельчителя!
ГОРОДНИЧИЙ. Выходит, не бабьи это сплетни?.. А что же распылять и измельчать изволите?
ГОСПОДИН С ЖЕЛЕЗЯКОЙ. Всё! Решительно всё! Завтра всех попрошу явиться ко мне. Сюда! (Он стукнул штопором в пол, отчего вверх полетели щепки.) Чисто вымытыми и в белых сорочках. Начнём с божьей помощью.
ГОРОДНИЧИЙ. А как же?.. (Городничий так и остался с открытым ртом, боясь спросить, что хотел.) Прямо в моём доме?..
ГОСПОДИН С ЖЕЛЕЗЯКОЙ. Ну, ничего страшного. У вас должно быть много домов. Ежели что, судью вытолкайте из его берлоги, мало ли слабее вас найдётся. Подите прочь, а то у меня уже ноги затекли от стояния…

Городничий раскланивается и ретируется спиной, стараясь не скрипеть полами, пока не открывает своим толстым задом входную дверь.
Старичок остаётся один, склонив голову набок, воткнув ногу-штопор в пол, а другую поджав вверх, словно цапля на болоте. Он, кажется, уснул или задумался.

Проявление IV

Пока Старичок спит, со стола вдруг вверх подлетают тарелки, блюда, вилки, еда. Они зависают вверху, а затем разлетаются в разные стороны, словно ими швыряет разбуянившееся привидение. Будто маленькие бомбы, разлетаются яблоки и груши, летят виноградины, словно пули в стены и в колонны – кто-то невидимый громит приготовленное к пиршеству помещение. Но ни один из этих «снарядов» не касается Старичка, он как заговорённый стоит нетронутым посреди поля сражения. Да ещё два блюда с головами остаются на месте посреди этого буйства с раскрытыми от ужаса глазами.
Внезапно всё зависает прямо в воздухе, замирает по чьей-то указке и раздаются слабые звуки музыки, то ли это звучит пианино с трубой вместе, то ли кто-то щёлкает пальцами и хлопает в ладоши, напевая что-то вдохновенное и патриотическое. Наконец слышится бодрая песня, звуки которой плывут, то затихая, то усиливаясь, будто из разных приёмников, неотрегулированных между собой: «А ну-ка, девушки, а ну, красавицы, пускай поёт… страна… пускай прославятся… героев наши имена…»
Большая и тяжёлая портьера, которая закрывала центральную стену, начинает колыхаться, пока не раздувается, будто парус под ветром, резко откидывается в сторону и оттуда появляется существо, словно из анатомического паноптикума: это огромная массивная нога, обезображенная грудой мышц, вся покрытая густыми рыжими волосами, сросшаяся с двумя огромными головами, на которых вьются золотистые кучерявые волосы