— Славянка? — спросил он у Митта равнодушно.
— Может быть, даже русская.
— Что тебе известно, что ты уже знаешь?
Удивление Митта Ромни было почти оскорбительным для его оппонента. С кем он разговаривает, этот человек, не с руководителем ли Управления национальной разведки?
— Служба, Митт. Я не совсем политик, я, скорее, солдат, мне надо знать и уметь все. Иногда доводится узнать больше на этом поприще.
Помолчали. Митт явно все еще ждал обьяснений.
— Твой интерес к русским ты обозначил сам, старина. Кто тут изрыгал лавину проклятий? Помнится, я восхищался. «Потому что мы давно истребили дух патриотизма в русских, превратив их в нацию злобных, мелочных и завистливых недолюдей. Мы заставили их ненавидеть свою страну, ненавидеть друг друга, ненавидеть собственную нацию. Русских больше нет, мы их уничтожили»[8]… Я просил парней запомнить эти слова чуть не наизусть. Они мне нравятся, Митт. Жаль, что не соответствуют истине…
Митт Ромни приподнял брови в почти карикатурном удивлении.
Карлсон также пожал плечами демонстративно.
— Ну, вот эта, например. Заставила она тебя побегать?
— Вот ты и ошибся, старина. Слишком незначительна она в своей нынешней жизни. Потеряна где-то на задворках. Потому и не мог найти. Впрочем, так, да, получается, что да, заставила…
Настал черед удивляться Карлсону. Но этот был лишен остатков наивности слишком давно. Он просто поднял тяжелый взгляд на Митта Ромни и стал ждать объяснений.
— Я расскажу, друг. Расскажу… Только вот если станешь считать меня сумасшедшим…не надо этого! Я вполне здоров, но мне нужен частый бредень, и даже не УНР… Мне нужен наш, мормонский частый бредень, мне нужно, чтоб ее искали на всех перекрестках земли. Русские говорят: «Ищи, как хлеб ищут», это значит, они часто бывали голодны, Карлсон, а нынче и мы голодны по-своему. И потому должны найти это!
Видимо, в глазах оппонента отразилось-таки нечто, что заставило Митта Ромни побледнеть. Вид его был видом отчаявшегося человека…
— Тут либо одно, либо другое, Ромни. Либо ты и впрямь спятил, либо есть нечто, что есть сказать. Говори, и дело с концом. Я приму решение сам, я так привык. И никакие твои просьбы не помогут, если я сочту, что дело не стоит выеденного яйца. Могу помочь с врачом, он не из этих, что уложат на кушетку[9]. Он тебя починит, Ромни…
— Слишком все это странно. Слишком. Но мне больше некому довериться. И я не могу использовать мормонские связи. С тех пор как Гарри Рид[10] объявил меня чуть не врагом церкви, я под прицелом. Мнения разделились, и столько же тех, кто меня ценит, сколько меня упрекающих и ненавидящих. Да только все рассматривают меня в прицел, и друзья, и враги. Я словно на поле, и каждый желающий на скамьях над полем наводит на меня оптику, чтоб разглядеть во всех мелочах. Это сковало меня, Брюс, по рукам и ногам. В этом причина всех моих бед…
— Я жду не причитаний, Ромни, я жду объяснений. Право, эта девушка, запечатленная третьесортным художником, интригует меня больше, чем ужин Джона Уилларда Марриотта, черт возьми…А его ужин — это нечто, здесь он выше всяческих похвал, не то, что в остальном…
— Что бы ты сказал, старина Брюс, когда я скажу, что эта девушка из моего сна. Сна Бог знает какой давности. Когда я служил Церкви во Франции, будучи зеленым юнцом, мечтая о возвращении домой и о ласках Энн, которые были мне запретны, я увидел этот сон. Я запомнил это лицо…
— Я бы повторил, что и кремень высекает искру, Митт. Я слишком долго жил, чтоб верить в однолюбов. Скорее в тех, кто тщательно заметает следы…
Гримаса некоего презрения или отвращения посетила лицо Митта Ромни. Некий гипотетический русский, который мог бы присутствовать при разговоре, сказал бы, что эта мина соответствовала пословице: «Кто о чем, а вшивый — о бане». Только не могло быть здесь русского даже гипотетически, хотя тень великого народа витала тут, несомненно…
— Картина выполнена по фотороботу. Фоторобот составлял я. Думаю, мне все удалось, ты видишь лицо, которое я видел сам. Этот сон навещал меня не однажды…
— Ты пугаешь меня, Митт Ромни, парень из железа и стали, которого я знал. Если бы речь шла о Лори, или любой другой женщине, если бы ты воспевал тут Энн, я бы еще понял. Чем пленила тебя эта простушка? Ибо она простушка, хоть и хороша…В плену сновидений так много реального, Митт, это доказывал старый кушеточник…
— Ох, перестань, Брюс. Ты слишком увлечен устаревшей доктриной. В этом деле многое изменилось. Закрой гештальт[11]… и идём дальше.
Продемонстрировав минимальное знание основ современной психиатрии, два «доктора» замолчали. Потом в старшем взыграло ретивое, и он решил поставить точку:
— Эй, Ромни, веруешь ли ты в зависть к пенису[12] или в когнитивные схемы[13], мне все равно. Давай результат в любом деле. Эти умники — что католики с протестантами, один в один, все меряются друг с другом. Нам не к лицу. Давай про девчонку. Я так понимаю, она важна тебе, и мне оттого интересна.
— Хорошо. Про девчонку. Но вначале про Францию…
«Долг оторвал меня от Америки, вышвырнул в среду, в которой я был и оставался до конца срока чужаком. Правда, везде и всюду мне демонстрировали радушие. Я улыбался, улыбались мне в ответ. Иногда как-то…сожалеюще? Знаешь, как улыбаются ребенку, который несет глупость, но ему прощается, ибо ребенок. Тебе не приходилось ощущать подобное? Ладно, ты давно обременен и должностью, и весом, а я, видимо, смотрелся глупо с юношеским своим задором. Может быть. А может быть, к этому самому нашему американскому задору в мире относятся по-разному. Кто-то вдохновляется, только все реже случается это, друг мой. А кто-то смотрит на нас сожалеюще: что вы несете, господа… Ладно, не хмурься, отнесем это к моему личному опыту, и только. Итак, был я молод, вдохновлялся нашей великой Книгой, пытался зажечь ею других. Мне были открыты двери церквей. Что-что, а родина открывает многие горизонты, как бы ни улыбались, но улыбаются, и распахивают дверь. Может, этого довольно, не стоит бегать за фантомами? Чего мы хотим от других? Какой любви? Хорошо-хорошо, не буду…
Итак, я сиживал в библиотеках многих церквей, они есть, от самых малых до больших. Меня интересовали Книги. Есть ведь наследие человечества, которое передается так. Я верю в Промысел, я знаю, что скрижалями говорит с нами Бог, а скрижаль — это Книга, не так ли, Брюс? Нам ли, мормонам, сомневаться в этом. Вот знаешь ли ты, что есть книга Тота? В Париже, где по странному стечению обстоятельств, часто всплывают манускрипты веков, в 1868 году был расшифрован папирус. В нем говорится о заговоре против фараона, а целью заговорщиков было уничтожить с помощью магии «Книги Тота» фараона и его главных советников, посредством изображавших их восковых фигурок… Не смейся, Брюс… В Париже это не смешно, поскольку люди погибали по обвинению в колдовстве этим способом! Граф де Ла Моль и Аннибал Коконнас[14], говорят ли тебе что-либо эти имена? Ох, Брюс, ты улыбаешься! Золотые пластины Книги Тота были утеряны. Может, уничтожены. Может, спрятаны. Тайное знание веков, оно ведь не может быть уничтожено окончательно? Брюс, но ты же веришь в золотые пластины Книги Мормона. Не потому ли, что есть «удостоверение восьми свидетелей»?[15] Это известные люди, и все приближено к нашему времени, и ты знаешь, что это правда. На золотых пластинах, вспомни, Брюс, в нужное время, закрепленных на проволоке, такой была наша Книга. И в письменах, похожих на видоизмененные египетские… А Некрономикон, или Аль Азиф? [16]Брюс, я знаю, что в «Симпсонах»[17] упомянута, и это вроде клейма глупости. Но книга не виновата в этом, поверь…Исчезла после тридцатых годов двадцатого века, не говорит ли тебе это о чем-то? Ну как, Аненербе[18], немцы, которые собирали все, что касалось оккультных наук… При этом жгли книгу розенкрейцеров [19] прилюдно, например, но сожгли ли для себя? Послушай, Брюс, а ведь были еще «Стансы Цзяна»[20], и эта сумасшедшая русская, что не боялась их хранить? Её «Тайной доктриной»[21] зачитываются до сих пор…Хорошо, Брюс, полно тебе улыбаться. А манускрипт Войнича[22]? Он есть в интернете, на досуге можешь потренировать мозги. Твои парни сильны в кодах, посади их думать…
Да, мне нравилось представлять, что Бог (да, и его антипод, сила традиции!) говорят с нами посредством этих книг!
Русские, Брюс, говорят, что кто ищет — тот найдет. Да, я знаю, что много говорю о русских. Но в силу обстоятельств! Мне следовало понять, как они мыслят. После той речи не один Рид упрекнул меня в незнании. Вот и ты намекаешь, что мне не все понятно с этой русской… В силу того, что она русская. Правильно?
В Латинском квартале Парижа, в церкви Сен-Северин я впервые столкнулся с пониманием того, что есть священная Книга славян…
Ох, снаружи Сен-Северин совсем крошечная, Брюс, зажата между домами и тремя улицами, но с самым старым колоколом в Париже, почему-то в ширину больше, чем в длину сама, орган, колонны, витражи, арки, горгульи — настоящий образчик пламенеющей готики…Да, я люблю Темпл, но…Сен-Северин — она жива с шестого века, пусть строена-перестроена…Это история, в которой нас еще нет, Брюс… Я гляделся в средневековый колодец, это что-то… Представлял себе, как Хлодвиг[23] пришел в Паризию, и град на острове стал столицей франков. Как святой монах Северин привел к христианству внука короля! Кто заглядывал в этот колодец, как я, только много веков назад? Сюда приходил Равальяк[24], и священник Фульк из Нейи [25] звал к крестовому походу…
Не буду тянуть, Брюс, вижу, теряешь терпение. В один из дней я прошел капеллу Святого причастия, галерею клуатра[26], и вошел в дом священника.
Приходской викарий, человек немолодой и весьма степенный, провел меня в библиотеку. Он был суров ко мне.
[justify]— Я был против предоставления материалов Вам, милый юноша, — сказал он мне. — Мормонизм — ересь в глазах истинной церкви и ее служителей.
